Раффлз и мисс Блэндиш
Прошло почти полвека со времени его первого появления, а Раффлз, "вор-любитель", по-прежнему остается одним из самых известных персонажей английской беллетристики. Мало кому нужно напоминать, что он играл в крикет за Англию, имел квартиру в холостяцком Олбани и грабил дома в Мэйфэйре, которые посещал в качестве гостя. Именно поэтому он с его "подвигами" представляет собой подходящий фон для разговора о более современном детективе, таком как "Нет орхидей для мисс Блэндиш". Любой выбор здесь случаен – я с таким же успехом мог выбрать Арсена Люпена, например, – но романы о Раффлзе и "Нет орхидей", имеют одно общее свойство: это детективы, где в центре внимания находится скорее преступник, нежели полицейский. С точки зрения социологии их интересно сравнить. "Нет орхидей" – версия "обаятельного преступления" от 1939 года, Раффлз – версия от года 1900-го. Что меня здесь занимает, так это огромная разница в нравственной атмосфере между этими книгами и изменения в умонастроении публики, о которых эта разница, вероятно, свидетельствует.
Сегодня рассказы о Раффлзе отчасти обязаны своим обаянием атмосфере времени действия, а отчасти писательскому искусству автора. Хорнунг был очень добросовестным и на своем уровне очень способным писателем. Каждого, кто любит историческую точность повествования, его произведения должны восхищать. Однако самое привлекательное качество Раффлза, то, которое делает его своего рода символом даже в наши дни (всего несколько недель назад в ходе разбирательства дела о грабеже судья назвал обвиняемого "живым Раффлзом"), это тот факт, что он – джентльмен. Раффлз представлен нам – и это внушают нам бесконечными случайными репликами в диалогах и замечаниями, брошенными между прочим, – не просто как честный человек, свернувший с прямой дороги, но как свернувший с прямой дороги выпускник престижной частной школы. Его угрызения совести, когда он их вообще испытывает, носят исключительно общественный характер: он опозорил свою "старую добрую школу", он потерял право принадлежать к "порядочному обществу", он лишился статуса любителя и превратился в хама. Ни Раффлз, ни Банни, похоже, ничуть не терзаются тем, что воровство постыдно само по себе, хотя однажды, в проходной реплике, Раффлз оправдывает себя тем, что "все равно собственность распределяется не по справедливости". Они считают себя не грешниками, а отступниками или, наоборот, отверженными. И моральные устои большинства из нас до сих пор так близки моральным устоям Раффлза, что мы воспринимаем его ситуацию как иронию судьбы. Член привилегированного вест-эндского клуба – на самом деле грабитель! Это само по себе уже сюжет для рассказа, не так ли? А если бы это был водопроводчик или зеленщик? Было ли бы тогда в этом что-нибудь драматическое? Нет, хотя тема "двойной жизни", видимости законопослушания, скрывающей преступную деятельность, осталась бы. Даже Чарлз Пис в своем пасторском ошейнике кажется меньшим лицемером, чем Раффлз в своем клубном блейзере "Зингари".
Раффлз, разумеется, прекрасно играет во все игры, но его любимой игрой является крикет, и это не случайно. Это не только позволяет проводить бесконечные аналогии между его хитроумием в качестве боулера и его хитроумием в качестве грабителя, но и помогает точно определить характер его преступлений. На самом деле крикет не такая уж популярная в Англии игра – по популярности ее не сравнить с футболом, например, – но в ней находит отчетливое выражение типичная черта английского характера: склонность ценить "форму" или "стиль" выше, чем успех. В глазах любого истинного любителя крикета вполне допустимо счесть иннингс из десяти ранов "лучшим" (то есть более элегантным), чем иннингс из ста ранов; крикет также является одной из очень немногих игр, в которых любитель может превзойти профессионала. Эта игра изобилует не оправдавшимися надеждами и внезапными драматическими поворотами удачи, и ее правила столь расплывчаты, что их интерпретация отчасти становится вопросом этики. Например, когда Ларвуд в Австралии допускал нечестную игру в позиции боулера, он, в сущности, не нарушал никаких правил: просто он делал нечто, что было "не по-крикетному". Поскольку крикет требует много времени и играть в него довольно дорого, это игра преимущественно для высших классов, но для всего народа она является воплощением таких качеств, как "хорошая форма", "честная игра" и т. д., и не удивительно, что ее популярность пошла на убыль одновременно с тем, как стала забываться традиция "не бить лежачего". Эта игра – не для двадцатого века, и почти все современно настроенные люди ее не любят. Например, нацисты всячески старались извести крикет, который приобрел некоторую популярность в Германии до и после прошлой войны. Сделав Раффлза крикетистом и одновременно грабителем, Хорнунг не просто снабдил его благовидной маскировкой, он также обозначил самый резкий моральный контраст, какой только мог себе представить.
"Раффлз" не в меньшей степени, чем "Большие ожидания" или "Красное и черное", является историей о снобизме, сюжет очень выигрывает от того, что Раффлз занимает довольно высокое положение в обществе. Менее тонкий автор сделал бы "грабителя-джентльмена" пэром или по меньшей мере баронетом. Но Раффлз по происхождению принадлежит лишь к верхушке среднего класса и принят в аристократических кругах только благодаря личному обаянию. "Мы вращаемся в Обществе, но не принадлежим к нему", – говорит он Банни ближе к концу книги; и еще: "Я стал вхож в него благодаря крикету". И он, и Банни принимают ценности "Общества" безоговорочно и укоренились бы в нем, окончательно остепенившись, если бы только им удалось сорвать большой куш. Но крах, который постоянной угрозой нависает над ними, тем чернее, что их "принадлежность" весьма сомнительна. Герцог, отбывший тюремный срок, по-прежнему остается герцогом, а вот просто светский человек, однажды скомпрометировав себя, перестает быть "светским" навсегда. В заключительных главах книги, когда Раффлз уже разоблачен и живет под чужим именем, наступают "сумерки богов", возникает атмосфера, сходная с той, какая описана Киплингом в стихотворении "Джентльмен в драгунах":
Да, драгун на службе горькой, хоть езжал своей шестеркой,
Но зря, дружок, он жизнь прожег свою…
Теперь Раффлз безвозвратно принадлежит к когорте тех, кто "проклят во веки веков". Он по-прежнему может успешно совершать грабежи, но обратный путь в Рай, то есть на Пикадилли и в M.C.C., для него закрыт навсегда. Согласно кодексу чести выпускников частных привилегированных школ, в такой ситуации существует единственный способ реабилитировать себя: погибнуть в сражении. Раффлз погибает в бою с бурами (опытный читатель предвидел бы это с самого начала), и в глазах как Банни, так и автора это отменяет все его преступления.