- Не пискун ты, а писун, - ухмыльнулся Иван, погладив щенка.
Тут из горницы прилетела Оксана, подивилась, схватила щенка с пола, и такое у них пошло целованье-милованье, словно кровные брат и сестра обнялись после долгой разлуки. Чокая шлепанцами, явилась на шум и заспанная Ирина; глядя умиленно на щенка с дочерью, приобняв мужа, вдруг грустно вдохнула:
- Скучает… - и весело прибавила. - Надо ей сестрицу покупать.
- А может, лучше братца купим? Подмога по хозяйству. Да и наследник. Девки - чужой товар.
- Ой, мама, папа!.. - услышала дочь про будущие покупки. - Купите мне сестричку.
- Сестричку-лисичку?.. - отозвался Иван и с грустью прикинул, что дети им сейчас не ко времени, потому что надумали кочевать в Иркутск, где их никто не ждет с распростертыми объятиями, с хлебом-солью, и неведомо еще в каком углу приютятся. - Легко сказать, купите… Дороговато стоит, доченька. А у нас денег кот наплакал.
- Ага, вон диван купили, шкаф купили, а на сестренку денег нету. У дяди Паши Семкина займите, - помянула дочь беда-лажного соседа, детского дружка отца. - У него полно денег, - уже трех девочек купил, теперь мальчика поехал брать.
- Ну, разве что у дяди Паши занять, - рассудил Иван.
- Ладно, доча, купим тебе братика либо сестрицу, - посулилась мать.
- Что уж в продаже будет, - рассудил Иван. - Да и по деньгам нашим…
- Вон, папина мама, баба Ксюша, с дедой Петей бедно жили, а восьмерых купили.
- Тогда ребятишки дешево стоили.
- Купим, доча, купим, - заверила мать, игриво глянув на Ивана. - Купим, отец?
- Ура-а-а! - завопила дочь и так стиснула щенка, что тот жалобно пискнул.
* * *
Угомонились далеко за полночь. Сперва гадали, как домову-шечко в подполье очутился; тут Иван смекнул, что щенок заполз туда через отдушину, которая с улицы была прорезана низконизко, возле самой земли. А ведь со дня на день ладился забить отдушину березовым чурбачком, проконопатить мхом и перед Покровом Богородицы обмазать сырой глиной, чтобы загнать в подполье тепло, чтобы в крещенскую стужу не поморозить картошку. Догадавшись, как щенок забрался в подполье, поочередно нежили, миловали бурого пискуна-писуна; пытались кормить его вечерошней пшенной кашей, но щенок наотрез отказался. Тогда, уложив домовушечку в плетеную тальниковую корзину на Оксанино кукольное тряпье, семья легла досыпать.
И лишь кот Баюн, мохнатый, дымчатый, не спал; сердито кружил возле корзины, где ночевал щенок, и нет-нет с шипением выгибал спину и топорщил хвост. Баюн сам считал себя домо-вушкой, и зачем нужен в избе второй домовой, - никак не мог понять своим кошачьим умишком. Ухмыльнувшись в усы, решил, что у хозяев не все дома, к соседям ушли, и, по-барски развалившись подле корзины, стал размышлять, что ему делать дальше: избавляться от дурковатого щенка, который не умеет даже мяукать, или терпеть, уживаться?.. А уродился Баюн несусветным лодырем, от рассвета до заката безжизненно валялся на полу, лениво переползая вслед за лучами солнца, и хозяйка, когда мыла полы, задвигала его шваброй в угол. Мыши на нем пляши "цыганочку" - усом не поведет, не ворохнет лапой… Вот лень-то и подсказала коту: ладно, пусть живет, все равно я останусь в избе верходом, поскольку умнее хозяина с хозяйкой, не говоря уж про Оксану. А начнет шалить… - Баюн покосился на корзину и, прошипев, выпустил когти, - махом усмирю.
XIX
На другой день, ближе к ночи, завернул сосед Паша Сёмкин, почитавший себя за матерого охотника. Деревенские мужики соглашались, но прибавляли для верности: охотник, мол, до выпивки. Паша Сёмкин, как и отец его, деревенский печник, Царствие ему Небесное, любил пить вино и покупать детей, а в тайге в последний раз ходил… не помнит когда. С грехом пополам осилив восьмилетку, как и прочие деревенские парни, неохочие до учения, подался в деревенскую "фазанку", откуда вышел механизатором широкого профиля, но, коль привадился к выпивке, на тракторе долго не усидел, и теперь вкалывал истопником в казенной бане.
- Здорово ночевали, - Паша с порога начал приплясывать, охлопывая свою крутую грудь, - Моя-то, Ванька, родила. Да… Праздник у меня нонче. Отметить надо, - Паша азартно потер руки. - Займи трояк до получки… Парня принесла… До-олго я его добывал… Девки чо?! Чужой товар…А вы-то чо с Иркой время теряете?! Одна девка, паря, - не семья… - и зачем-то приска-зал: - Иван родил девчонку, велел тащить пеленку… Не-е, надо вам еще парочку завести. Если чо, дак я, Ванька, могу и подсобить. У меня это ловко получатся. Люблю я это дело… Только кликни…
- Без тебя, Паша, управимся. Родить - дело не хитрое, а вот как вырастить, чтоб путние вышли. Да и нищету плодить не охота…
- Нет, Ванька, ты не прав. Не будь у меня ребятишек, я бы и не знал, почо жить. А так придешь домой, на ребятишек глянешь, - сердце радуется.
Тут Паша приметил щенка.
- У-у-у! Ты гляди, какой пес! - за шкирку цапнул его с пола, повертел и так, и эдак, запихал кургузые пальцы в пасть, глянул под хвост, потрепал загривок, оттянул уши.
Щенок обиженно заскулил, а потом сердито затявкал.
- Ишь ты, от горшка полвершка, а уже и лает.
Оксана перепужалась, что шальной сосед угробит домовушеч-ку, со слезами отняла щенка, да еще и съязвила:
- Вас бы, дядя Паша, так помять, да под хвост заглянуть, по-другому бы запели.
- У-у-у, ты погляди, Ваня, какая у тебя дочь язычная.
- Да уж за словом в карман не полезет. Но это дома, а в школе тише травы, ниже воды…
- А породистый, паря, шшенок, поро-ородистый, - степенно протянул Паша, присев к столу и закурив, - ишь, лапы каки здоровенны. На зверя, однако, пойдет, - хошь на копытного, хошь на медведя. Поро-одистый… Маленько подрастет, ты его, Ванька, сырым мясом корми, - злее будет… Но сперва, дружище, надо обмыть собачошку, - Паша привычно и сноровисто щелкнул по горлу. - У нас, охотников, как собаку обмывают… Чтоб по бутылке на лапу. Вот… Тогда и выйдет добрая собачошка, можно в тайгу брать, не промахнешься.
- А ежли не обмоешь? - усмешливо покосился Иван на Пашу.
- Ежели не обмоешь, толку, Ваня, не будет, помяни мое слово. У меня такие лаечки росли, а как не обмоешь… Короче, ближе к ночи, тити-мити гони, - Паша пошелестел пальцами, - в вино-полку сбегаю. Уже одиннадцать, - открыли… Не-е, Ванька, добрый пес вырастет. Да и сыскна, однако, по чуху вижу. Можно и в милицию, и на границу, - пускай бандитов да шпионов ловит. Такие, Ваня, можно денюжки с их слупить, тебе и не снились… У меня третьего года погранцы щенка забрали, дак я на выручку мотор на свою дюральку взял… Здоровый вырастет, - Паша опять было потянулся хваткой рукой к щенку, но Оксана бегом унесла его в горницу. - Могу на бутылку поспорить, с телка вымахат.
Паша Сёмкин еще долго нахваливал породистого щенка, пока не выцыганил у Ивана пять рублей на бутылку.
* * *
Щенок, прозванный Петькой, как ни пыжился, а вымахал лишь с кота Баюна; так вечным щенком и остался, и тому же медведю пришлось бы нацепить на глаза толстенные очки, чтобы высмотреть в траве эдакую букашку.
- Я же тебе, Ванька, русским языком сказал: на все четыре лапы надо обмыть, - укорил Паша. - Поскупился, вот и получил… Но ничо, паря, можно и с таким подымать медведя из берлоги. Берешь его в руку и… как мишка из берлоги попер, прямо в евойну морду кидай пса. Пока мишка разбиратся, кто это собаками кидатся, тут его и добудешь.
Собачушка, хоть и не вымахала с телка, но зато уродилась храбрая, преданная дому, и хлеб свой скудный отрабатывала с лихвой, - так и тявкала, так и тявкала из подворотни на всякого встречного-поперечного и даже кидалась на коров и на проходящие возле палисада машины. Норовила и цапнуть, особо хмельных, гомонливых, что буром ломились в ограду. Паша Сёмкин, глядя на ночь, приперся пьяненький на бутылку просить, а коль достучаться не мог, перемахнул через заплот. Тут Петька и цоп его за ногу… Паша обомлел от собачьей наглости и шибко ругался, а пес пуще заливался.
Иван вышел на крыльцо, Паша и на него кинулся:
- Не собака, мать ее за ногу, - огрызок собачий. Я же тебя, Ванька, сразу сказал: с кота вырастет… дворняга, брехать из подворотни… Можно бы, конечно, шкуру содрать на унты собачьи, дак и на рукавицу не хватит… Эдакая вошка, а туда же кусатся…
- А ты не шарошься по ночи, не тревожь соседей. Еще и через заплот полез. Доведись, любая дворняга укусит.
То, что домовушечко не вымахал с телка и на медведя с ним ходить опасно, то, что вырос дурковатый и заполошный, - не огорчило Краснобаевых: пес уродился ласковый, и при виде хозяев вертелся юлой, подпрыгивал, норовя лизнуть в нос. Глядя на ликующего Петьку, даже кот Баюн улыбался, довольно урчал в седые усы. Бывало, прибежит Иван со службы злой как собака, и выместил бы зло на домочадцах, да поиграет с Петькой, приласкает Оксану, и тут же отмякнет. Видно, и собачешки, твари
Божии, как дети, для умиления сердец наших. К тому же, как растолмачил Ивану хитромудрый степной старик: ежли щенок сам прибился к дому, - счастье принес, лад семье; худо, ежли собака покидает двор, - тут уж ворота запирай не запирай, а беду поджидай.
Поминая осеннюю ночь, когда щенок очутился в подполе, ласково навеличивали пса домовушечкой, и суеверно чтили - сам пришел в дом, домочадцам на радость.