- Новичок, не так ли? Ни в чем разобраться не можете? Ничего, я помогу вам! - и они пошли за теми двумя. Джек шел, ошеломленный, рядом со своим новым знакомым.
Вместо того, чтобы очутиться в Австралии, как полагается, он свалился в нее кубарем, вниз головой.
Маленький, пожирающий дрова паровозик пыхтел перед крошечным поездом, состоящим из открытых вагонов: Джек заметил сложенные на тендере поленья. "Да, мы топим дровами. Берем с собой столько, сколько можно. А когда у нас долгий путь, до Йорка, и запаса не хватает, мы останавливаемся в лесу и все пассажиры выходят, чтобы нарубить новый запас. Видите топоры? Их всегда берут с собой".
Все три спутника Джека, с лицами, окаймленными старомодными бакенбардами, вынули, как только уселись, кисеты с табаком и стали набивать свои трубки. Все трое были толстые, носили свободное платье и держали себя до того непринужденно, что окончательно смутили Джека. Он сидел среди них довольно чопорно и вспоминал рассказы матери. Ее отец, штабной врач Грант, во время первого своего плавания на военном судне, добрался до Лебяжьей реки. Он прибыл с капитаном Фриментлом, который от имени Его Величества короля Георга IV вступил во владение страной. Тогда стояла середина зимы - июнь 1827 года, и это был дед Джека. Теперь стояла середина зимы - июнь 1882 года, и тут был всего-навсего Джек.
Середина зимы! Ясное голубое небо и теплый, кристально-чистый воздух. Все деревья зелены, но несколько потускневшей зеленью, песчаная почва суха. Похоже на английский июнь, середину английского лета. Как можно это называть серединой зимы? - Разве что из-за блеклой зелени кустарников.
Они проехали мимо ссыльной тюрьмы. "Учреждение" просуществовало недолго. Примерно с 1850 до 1870 года. Он припоминал, что мать его отзывалась о ссыльных с похвалой, они были настоящим благодеянием для колонии.
Ссыльные были необходимы, дабы произвести впечатление - ссыльные с их законами, дисциплиной, правительственным снаряжением и каторжными работами. Солдаты, врачи, стряпчие, духовные пастыри и земное начальство… наконец, насильно повинующиеся ссыльные - вот что было фундаментом колонии.
Джек сидел смирно, погруженный в собственные мысли, до тех пор, пока один вопрос мистера Джорджа не заставил его встрепенуться.
- "Ну-с, сударь, за что вы, собственно, сюда сосланы?"
Это была обычная колониальная шуточка, сохранившаяся с тех времен, когда еще были ссыльные. Но, к несчастью, Джек почувствовал себя задетым. Его действительно сослали, потому что дома он всех только стеснял. Его чересчур притягивало общество низших! Слишком много времени торчал он в конюшнях! Проявлял слишком много равнодушия ко всем светским требованиям! Они опасались, что бутон превратится в шалопая. Поэтому они сплавили бутон к антиподам, дабы он распустился в обратном порядке. Но Джек вовсе не намеревался сдаваться.
- Для изучения сельского хозяйства, - ответил он. Это было верно. Но что стояло в письме отца? Он покраснел и с вызовом поглядывал внезапно потемневшими синими глазами. - Меня выгнали из школы… - продолжал он спокойно, - и потом исключили из сельскохозяйственного училища. Поэтому я приехал сюда на год раньше. Но я приехал бы во всяком случае, чтобы стать фермером.
Он кончил, запинаясь. Он ненавидел взрослых, и в особенности, когда они учиняли допрос.
Мистер Джордж предохраняюще поднял руку.
- Ни слова больше! Ваш отец не упомянул ни о чем! Расскажете тогда, когда ближе узнаете нас, когда захотите этого сами. Вам не в чем себя обвинять. Я позволил себе глупую шутку. Забудьте про нее! Вы приехали, как сообщает ваш отец, чтобы жить в деревне. Я знал вашего отца задолго до вашего рождения. Но вашу мать я знал еще лучше.
- Я тоже, - сказал мистер Сваллоу. - И сожалел о том дне, когда один офицер похитил ее из нашей Западной Австралии. Кетти Грант была возросшим у нас цветком и мне не довелось встретить в Англии розу лучше ее.
Джек покраснел еще сильнее.
- Впрочем, - лукаво заметил мистер Джордж, - если у вас имеется про запас какая-нибудь школьная история и вы желаете нам ее рассказать - валяйте, сын мой! Никто из нас еще не забыл, как на время учения ссылался в Англию!
- Ладно! - ответил Джек. Он всегда говорил "ладно", когда не знал, что сказать. - Вы имеете в виду сельскохозяйственную школу? Ладно! Ну, так я был там самым младшим конюхом, должен был чистить упряжь и т. п. Накануне вечером мы, видите ли, набедокурили. Мальчики ненавидели школьный совет, потому что нам давали к ужину хлеб с сыром без масла и какао без молока. А мы ведь не были малышами! Большинство мальчиков были, в сущности, взрослые мужчины восемнадцати, девятнадцати, двадцати и даже двадцати трех лет. Я был младшим. Мне-то это было безразлично. Но другим мальчикам - нет. Многие из них уже провалились на приемных экзаменах в армию и флот, были рослыми, голодными ребятами, можете быть в этом уверены.
- Могу себе представить, - согласился мистер Джордж.
- Ну, так вот, мы и набедокурили. Они посадили меня к себе на плечи, а я выбил окна в квартире директора. - По лицу Джека видно было с каким наслаждением он выбивал эти стекла.
- Чем? - заинтересованно спросил мистер Джордж.
- Деревянным гимнастическим шестом.
- Преднамеренное разрушение собственности. Брр!
- Директор испугался. Но он призвал на помощь черта и объявил, что поедет в город и пожалуется на нас совету. Велел заложить экипаж, чтобы поспеть к девятичасовому поезду, и я должен был ему запрягать…
Джек умолк; ему не хотелось продолжать.
- Ну, и что же дальше? - подбодрил его мистер Джордж.
- А дальше, когда я отпустил лошадь, директор так неловко дернул вожжами, что лошадь испугалась и понесла.
- Неужели он не мог с ней справиться? Человек в его положении должен уметь управлять лошадьми.
Джек пристально взглянул на своих спутников. На его лице было то неуловимое выражение полной невинности, которое сглаживало выражение противоборства, - не на жизнь, а на смерть.
- Вожжи не были пристегнуты, сударь. Никто не смог бы править лошадью! - спокойно ответил он.
На лице мистера Джорджа появилось выражение не то удовлетворения, не то опасения. Но он был настоящим колониальным типом. Он должен был выслушать до конца рассказ о сопротивлении господствующим властям.
- Каков же был финал? - спросил он.
- К сожалению, директор сломал себе ногу, - сказал Джек.
Три австралийца разразились хохотом. Главным образом потому, что Джек сказал "к сожалению" и, видимо, это чувствовал. Действительно, ему было жаль раненого. С той минуты, как директор очутился на земле со сломанной ногой, Джек стал видеть в нем не начальника, а только человека. И, по-человечески, раненый его беспокоил.
Но если бы пришлось начинать все сначала, он, вероятно, поступил бы так же. Не то, чтобы он сожалел, но в душе был все-таки смущен. Это делало его смешным.
- Да вы буян, - заметил мистер Джордж, снова озабоченно покачивая головой.
- Итак, вас выгнали, - прибавил мистер Белл, и ваш отец решил, что самое разумное это перегрузить вас сюда. Конечно, самое для вас разумное! Ручаюсь, что там вы ничему путному не научились.
- Что вы! Мне думается, что я, наоборот, многому научился.
- Когда сеют, да когда жнут, а вдобавок какое-нибудь латинское изречение?
- Нет, сударь, я научился ветеринарии.
- Ветеринарии?
- Да, сударь, заведующий конюшней был ветеринар, и у него, как он это называл, была "слабость". Когда был здоров, он обучал меня ветеринарии, а когда начинался припадок, я ездил за ним в харчевню и привозил его обратно под соломой, в благодарность за обучение.
- Недурная школа, черт возьми, - проворчал мистер Джордж.
- О, это все не было предусмотрено в школьной программе. Моя мать говорит, что если хорошенько поискать, то и в раю можно найти негодяев.
- А вы их разыскиваете? На вашем месте я не стал бы этим заниматься! Особенно в этой стране! На вашем месте я не стал бы лечить скот ради пьяного конюха. Не стал бы также бить окна и плохо запрягать экипаж. И скажу вам почему: это становится привычкой, переходит в обыкновение иметь дело с шалопаями, а тогда вам самому крышка! Ибо здесь, в этой стране, вы достаточно увидите бродяг и негодяев. Это огромная страна, где честный малый может идти своим путем, на край света, если ему угодно. Но стоит ему уклониться от прямого пути и ослабеть, как Австралия ломает его. Берегитесь этой страны, дорогой мой, и не шутите с нею! В Англии, дело другое, там не грех подшутить над старым хрычем. Им это там поделом! Но здесь - нет! Возьмите в руки все ваши силы и всю вашу смекалку для борьбы с кустарником. Страна велика и обильна! Ей нужны люди, люди, а не проходимцы! Вы можете идти своей дорогой и делать, что хотите: будь то сельское хозяйство, будь то овцеводство; можете попытать счастья на золотых приисках. Но что бы вы не предприняли - действуйте как мужчина! Будьте честны с собой и не обращайте внимания на других. Будьте честны с собой!
Джек высунулся в окно и смотрел на тянущийся милями по светлому горизонту с обеих сторон темно-зеленый кустарник. Ему казалось, что он слышит слова матери:
- Заслужи себе доброе имя в собственных глазах и не обращай внимания на мнение людей. Ты сам должен чувствовать, когда в тебе горит настоящее пламя.
Эта история про "настоящее пламя" отнюдь не была ему ясна. Он был склонен думать, что почувствовал его, когда бил окна и когда лечил скот с пьяным ветеринаром. Он сидел, не двигаясь, а австралийцы продолжали свой разговор о колонии.