Вот и свадьбу стали играть: началась обычная пляска, и невеста стала также принимать в ней участие, а Иоганн все внимательно за ней следил и смотрел ей в лицо. Вдруг видит - она побледнела и замертво упала на пол. Тогда он поскорее подскочил к ней, подхватил ее на руки, снес в отдельную комнату, положил ее, стал около нее на колени и, высосав у нее из правой груди три капельки крови, выплюнул их. Она тотчас стала дышать и очнулась; но юный король все видел и, не зная, зачем так поступил верный Иоганн, прогневался на него и воскликнул: "Бросьте его в темницу!"
На другое утро суд судил верного Иоганна, и его повели на виселицу; и когда уж он стоял на верхней ступени лестницы и неминуемо должен был принять казнь, он сказал: "Каждый осужденный на смерть имеет право на слово перед казнью, могу ли я воспользоваться этим правом?" - "Да, - сказал король, - конечно, можешь!"
Тогда верный Иоганн сказал: "Я осужден несправедливо: я всегда оставался тебе верен". И затем рассказал, как он на море подслушал беседу трех воронов и как сообразно с этим он вынужден был поступать.
Тогда король воскликнул: "О, мой вернейший Иоганн, ты помилован! Помилован! Сведите его поскорее сюда!"
Но верный Иоганн при последних словах своей речи пал наземь мертвый и обратился в камень.
Король и королева много о нем горевали, и король все говорил: "Ах, как это я мог так дурно вознаградить за такую великую преданность!" И приказал окаменелое изображение Иоганна поставить в своей опочивальне рядом с кроватью. Как только, бывало, взглянет на него, так и заплачет, и скажет: "Ах, если бы я мог вновь оживить тебя, мой преданнейший слуга Иоганн!"
По прошествии некоторого времени королева родила близнецов, двух мальчиков, которые стали подрастать и радовать своих родителей. Однажды, когда королева была в церкви и близнецы сидели и играли в опочивальне отца, тот еще раз в глубокой скорби взглянул на окаменелого Иоганна и воскликнул: "Ах, если бы я мог вновь оживить тебя, мой преданнейший Иоганн!"
И вдруг камень заговорил: "Да, ты можешь оживить меня, если пожертвуешь тем, что для тебя милее всего на свете". - "О, все, что только есть у меня, - воскликнул король, - всем я для тебя готов пожертвовать!" И камень продолжал говорить: "Если ты собственною рукою отрубишь головы твоим двум сыновьям и вымажешь меня их кровью, тогда я оживу вновь".
Король сначала испугался, услышав, что он должен собственною рукою умертвить своих милых детей, но потом вспомнил о великой преданности верного Иоганна и о том, что ради его спасения тот пожертвовал своей жизнью, выхватил меч и отрубил детям головы. И когда он их кровью обмазал окаменевшего Иоганна, жизнь вернулась в камень, и верный Иоганн стал перед ним снова бодрый и здравый.
Он сказал королю: "Твоя верность мне не может остаться без награды!" - и с этими словами взял головы детей, приставил их на прежнее место, смазал разрезы их же кровью - и те вмиг ожили, стали прыгать кругом и играть, как будто с ними ничего и не приключилось дурного.
Король очень обрадовался, и когда увидел, что королева возвращается из церкви, то спрятал и верного Иоганна, и обоих детей в большой шкаф.
Когда та вошла, он спросил ее: "Молилась ли ты в церкви?" - "Да, - отвечала она, - но я постоянно думала о верном Иоганне, который из-за нас накликал на себя беду". Тогда сказал он: "Милая жена! Мы можем возвратить ему жизнь, но дорогою ценою - ценою жизни наших обоих сыночков!"
Королева побледнела и ужаснулась в сердце своем, однако же сказала: "Мы обязаны для него это сделать ради его великой преданности".
Тогда он обрадовался, что и она думает с ним заодно, подошел к шкафу, отпер его и вывел из него и детей, и верного Иоганна и сказал: "Богу хвала! И он спасен, и наши сыночки возвращены нам!" Тут только рассказал он королеве, как было дело. И с той поры они жили в великом благополучии до самой смерти.
Удачная торговля
Однажды мужик стащил свою корову на базар и продал ее там за семь талеров.
На обратном пути он должен был проходить мимо одного пруда, из которого далеко кругом разносилось кваканье лягушек: "Ква, ква, ква, ква!" - "Ну да, - стал он говорить сам себе, - мелют по-пустому: семь талеров я выручил, а не два!"
Подойдя к самой воде, он и лягушкам крикнул: "Глупое вы зверье! Небось лучше меня знаете? Семь талеров, а не два!"
А лягушки-то все на своем: "Ква, ква, ква!" - "Ну, коли вы не верите, так я вам сочту".
Вытащил деньги из карманов и пересчитал все семь талеров, раскладывая по двадцать четыре гроша на каждый.
Однако же лягушки не сошлись с ним в счете и опять тянули ту же песню: "Ква, ква, ква!"
"Коли так, - крикнул мужик, разгневавшись, - коли вы полагаете, что знаете дело лучше меня, так нате же, считайте сами!" - и швырнул им деньги всей кучей в воду.
Он постоял на берегу некоторое время и намерен был обождать, пока они справятся со счетом и возвратят ему деньги, но лягушки настаивали на своем, продолжая по-прежнему голосить: "Ква, ква, ква", - да и денег тоже ему не возвращали.
Подождал он еще немало времени, пока не наступил вечер и не понадобилось ему идти домой; тогда он выругал лягушек и крикнул им: "Ах, вы, водошлепницы! Ах, вы, толстоголовые, пучеглазые! Рыло-то у вас широко, и кричать вы горазды, так что от вас в ушах трещит, а семи талеров пересчитать не умеете! Или вы думаете, что так я вот тут буду стоять и дожидаться, пока вы со счетом справитесь?"
И пошел прочь от пруда, а лягушки-то ему вслед: "Ква, ква, ква", - так что он и домой пришел раздосадованный.
Сколько-то времени спустя выторговал он себе корову, заколол ее и стал рассчитывать, что если бы ему удалось выгодно продать ее мясо, он бы столько выручил за него, сколько стоили ему обе коровы, да еще шкура у него в барышах бы осталась.
Когда он с мясом подъезжал к городу, то перед самыми городскими воротами наткнулся на целую стаю собак, сбежавшихся сюда. И впереди всех огромная борзая; так и прыгает около мяса, и разнюхивает, и лает: "Дай, дай, дай!"
Так как она все прыгала и все лаяла, то мужик и сказал ей: "Ну, да! Вижу я, что ты недаром говоришь: дай, дай, а потому что говядинки хочешь… Ну, хорош же я был бы, кабы точно взял да и отдал бы тебе говядину!"
А борзая все то же: "Дай, дай". - "Да ты скажи мне: ты ее не сожрешь сама, и за товарищей своих ответишь?" - "Дай, дай", - лаяла по-прежнему собака. "Ну, коли ты на этом настаиваешь, так я тебе говядину оставлю; я тебя знаю и знаю, у кого ты служишь; но я тебя предупреждаю: через три дня чтобы мне были готовы деньги, не то тебе плохо придется: ты можешь их мне и сюда вынести".
Затем он свалил говядину и повернул домой; собаки тотчас на нее набросились с громким лаем: "Дай, дай!"
Мужик, издали прислушиваясь к этому лаю, сказал себе:
"Ишь, теперь все от нее своей доли требуют; ну, да мне за всех одна эта большая ответит".
Когда минуло три дня, мужик подумал: "Сегодня вечером у меня деньги в кармане", - и очень был этим доволен. Однако же никто не приходил и денег не выплачивал. "Ни на кого-то теперь положиться нельзя", - сказал он наконец, потеряв терпение, пошел в город к мяснику и стал от него требовать своих денег.
Мясник сначала думал, что он с ним шутки шутит, но мужик сказал: "Шутки в сторону: мне деньги нужны! Разве ваша большая собака три дня назад не приволокла сюда моей битой коровы?" Тогда мясник разозлился, ухватился за метловище и выгнал его вон. "Погоди ужо! - сказал мужик. - Есть еще справедливость на свете!" - и пошел в королевский замок, и выпросил себе у короля аудиенцию.
Привели его к королю, который сидел рядом со своею дочерью, и тот спросил его, какой ему ущерб учинился.
"Ах, - сказал мужик, - лягушки и собаки у меня отняли мою собственность, а резник меня же за это палкой попотчевал", - и подробно рассказал, как было дело.
Королевна, услышав его рассказ, не выдержала - расхохоталась громко, и король сказал ему: "Рассудить твоего дела я не могу; но зато ты можешь взять дочь мою себе в жены; она еще отродясь не смеялась, только вот сегодня ты ее рассмешил, а я обещал ее тому в жены, кто сумеет ее рассмешить. Ну, вот и благодари Бога за свое счастье!" - "О, да я вовсе и не желаю на ней жениться! - отвечал мужик. - У меня дома уж есть одна жена, да и ту одну мне девать некуда. Если я на твоей дочке женюсь да домой вернусь, так что же мне - по уголкам их, что ли, расставлять прикажешь?"
Туг король не на шутку прогневался и сказал: "Ты грубиян!" - "Ах, господин король! - возразил мужик. - Вестимое дело: на свинке не шелк, а щетинки!" - "Ладно, ладно, - отвечал король, - я тебе другую награду назначу. Теперь проваливай, а денька через три возвращайся, тогда тебе все пятьсот отсыплют сполна".
Когда мужик стал выходить из замка, один из стражи королевской сказал ему: "Ты королевну нашу рассмешил, так уж, верно, получишь за это хорошую награду". - "Кажись, что не без того, - отвечал мужик. - Пять сотен мне будут выплачены". - "Слышь-ка, мужик! - сказал солдат. - Удели мне малую толику. Ну, куда тебе такая уйма денег!" - "Ну, разве уж для тебя - куда ни шло! Получай двести! Так-таки заявись к королю денька через три и прикажи тебе именно столько выплатить".
Еврей-ростовщик, случившийся поблизости и подслушавший их разговор, побежал за мужиком вслед, ухватил его за полу платья и говорит: "Ай-ай-ай, что вы за счастливчик такой! Я вам деньги разменяю, я вам их мелочью выплачу, куда вам с этими битыми талерами возиться?" - "Мойше, - сказал мужик, - триста еще есть на твою долю, только выплати их мне сейчас мелкой монетой: дня через три король тебе их уплатит".
Ростовщик обрадовался барышу и выплатил мужику всю сумму стертыми слепыми грошами - такими, что три гроша двух хороших не стоят.