- Что там хрустнуло, Генрих? Неужто карета?
- Нет! Цела она, мой повелитель… А это
Лопнул обруч железный на сердце моем:
Исстрадалось оно, повелитель, о том,
Что в колодце холодном ты был заключен
И лягушкой остаться навек обречен.
И еще, и еще раз хрустнуло что-то во время пути, и королевич в эти оба раза тоже думал, что ломается карета; но то лопались обручи на сердце верного Генриха, потому что господин его был теперь освобожден от чар и счастлив.
Дружба кошки и мышки
Кошка познакомилась с мышкой и столько пела ей про свою великую любовь и дружбу, что мышка наконец согласилась поселиться с ней в одном доме и завести общее хозяйство. "Да вот к зиме нужно бы нам наготовить припасов, а не то голодать придется, - сказала кошка. - Ты, мышка, не можешь ведь всюду ходить. Того гляди, кончишь тем, что в мышеловку угодишь".
Добрый совет был принят и про запас куплен горшочек жиру. Но не знали они, куда его поставить, пока наконец после долгих рассуждений кошка не сказала: "Я не знаю места для хранения лучше кирхи: оттуда никто не отважится украсть что бы то ни было; мы поставим горшочек под алтарем и примемся за него не прежде, чем нам действительно понадобится".
Итак, горшочек поставили на хранение в верном месте; но немного времени прошло, как захотелось кошке отведать жирку, и говорит она мышке: "Вот что я собиралась тебе сказать, мышка: звана я к сестре двоюродной на крестины; она родила сынка, белого с темными пятнами - так я кумой буду. Ты пусти меня сегодня в гости, а уж домашним хозяйством одна позаймись". - "Да, да, - отвечала мышь, - ступай себе с богом; а если что вкусное скушать доведется, вспомни обо мне: я и сама бы не прочь выпить капельку сладкого красного крестинного винца".
Все это были выдумки: у кошки не было никакой двоюродной сестры, и никто не звал ее на крестины. Пошла она прямехонько в кирху, пробралась к горшочку с жиром, стала лизать и слизала сверху жирную пленочку. Потом прогулялась по городским крышам, осмотрелась кругом, а затем растянулась на солнышке, облизываясь каждый раз, когда вспоминала о горшочке с жиром.
Только ввечеру вернулась она домой. "Ну, вот ты и вернулась, - сказала мышь, - верно, весело денек провела". - "Да, недурно", - отвечала кошка. "А как звали новорожденного?" - "Початочек", - коротко отвечала кошка. "Початочек?! - воскликнула мышь. - Вот так удивительно странное имя! Или оно принято в вашем семействе?" - "Да о чем тут рассуждать? - сказала кошка. - Оно не хуже, чем Крошкокрад, как зовут твоих крестников".
Немного спустя опять одолело кошку желание полакомиться. Она сказала мышке: "Ты должна оказать мне услугу и еще раз одна позаботиться о хозяйстве: я вторично приглашена на крестины и не могу отказать, так как у новорожденного отметина есть: белое кольцо вокруг шеи".
Добрая мышь согласилась, а кошка позади городской стены проскользнула в кирху и съела с полгоршочка жиру. "Вот уж именно ничто так не вкусно, как то, что сама в свое удовольствие покушаешь", - сказала она, очень довольная своим поступком.
Когда она вернулась домой, мышь опять ее спрашивает: "Ну, а как этого детеныша нарекли?" - "Середочкой", - отвечала кошка. "Середочкой?! Да что ты рассказываешь?! Такого имени я отродясь не слыхивала и бьюсь об заклад, что его и в Святцах-то нет!"
А у кошки скоро опять слюнки потекли, полакомиться захотелось. "Бог любит троицу! - сказала она мышке. - Опять мне кумой быть приходится. Детеныш весь черный, как смоль, и только одни лапки у него беленькие, а на всем туловище ни одного белого волоска не найдется. Это случается в два года раз: ты бы отпустила меня туда". - "Початочек, Середочка… - отвечала мышь. - Это такие имена странные, что меня раздумье берет". - "Ты все торчишь дома в своем темно-сером байковом халате и со своей длинной косицей, - сказала кошка, - и причудничаешь: вот что значит днем не выходить из дому".
Мышка во время отсутствия кошки убрала все комнатки и весь дом привела в порядок, а кошка-лакомка дочиста вылизала весь горшочек жиру. "Только тогда на душе и спокойно, когда все съешь", - сказала она себе и лишь поздней ночью вернулась домой, сытая-пресытая.
Мышка сейчас же спросила, какое имя дали третьему детенышу. "Оно тебе, верно, тоже не понравится, - отвечала кошка, - малютку назвали Последышек". - "Последышек! - воскликнула мышь. - Это самое подозрительное имя. Я его что-то до сих пор не встречала. Последышек! Что бы это значило?" Она покачала головой, свернулась калачиком и легла спать.
С той поры никто уже кошку больше не звал на крестины, а когда подошла зима и около дома нельзя было найти ничего съестного, мышка вспомнила о своем запасе и сказала: "Пойдем, кисонька, проберемся к припасенному нами горшочку с жиром, то-то вкусно покушаем". - "О, да, - отвечала кошка, - вкусно будет! Так же вкусно, как если бы ты свой тонкий язычок в окошко высунула".
Они отправились, а когда дошли до цели, то нашли горшочек хотя и на своем месте, но совсем пустым. "Ах, - сказала мышь, - теперь я вижу, что случилось: теперь мне ясно, какой ты мне истинный друг! Ты все пожрала, когда на крестины ходила: сперва почала, потом до середочки добралась, затем…" - "Замолчишь ли ты?! - вскричала кошка. - Еще одно слово - и я тебя съем!"
У бедной мышки уже на языке вертелось: "Последышек!" - и едва сорвалось у нее это слово, как одним прыжком подскочила к ней кошка, схватила ее и… проглотила.
Вот так-то! Чего только на свете не бывает!..
Дитя Марии
На опушке большого леса жил дровосек со своею женой, и было у них единственное дитя - трехлетняя девочка. Были они так бедны, что даже без хлеба насущного сиживали и не знали, чем прокормить ребенка.
Однажды поутру дровосек, подавленный своими заботами, отправился на работу в лес. Стал он там рубить дрова, как вдруг появилась перед ним прекрасная высокая женщина с венцом из ярких звезд на голове и сказала: "Я - Дева Мария, мать младенца Христа. Ты беден, обременен нуждою. Принеси мне свое дитя: я возьму его с собою, буду ему матерью и стану о нем заботиться".
Послушался ее дровосек, принес дитя свое и вручил его Деве Марии, которая и взяла его с собой на небо.
Хорошо там зажило дитя: ело пряники сахарные, пило сладкое молоко, в золотые одежды одевалось, и ангелы играли с ним.
Когда же девочке исполнилось четырнадцать лет, позвала ее однажды к себе Дева Мария и сказала: "Милое дитя, предстоит мне путь неблизкий; так вот, возьми ты на хранение ключи от тринадцати дверей Царства небесного. Двенадцать дверей можешь отпирать и осматривать все великолепие, но тринадцатую дверь, что вот этим маленьким ключиком отпирается, запрещаю тебе отпирать! Не отпирай ее, не то будешь несчастною!"
Девочка обещала быть послушною, и затем, когда Дева Мария удалилась, она начала осматривать обители небесного Царства.
Каждый день отпирала она по одной двери, пока не обошла все двенадцать обителей. В каждой сидел апостол в великом сиянии - и девочка радовалась всей этой пышности и великолепию, и ангелы, всюду ее сопровождавшие, радовались вместе с нею.