Сначала проводили Надежду до "Оссианы". На Морской Владимир попрощался с Людмилой и Александром.
- Я здесь пробуду недолго, - сказал Александр. - Но мы еще обязательно повидаемся.
Поднимаясь на второй этаж, где он квартировал у вдовы Эдельвейкиной, Владимир думал о Зауэре, Александре, Надежде, Людмиле и этом необычном вечере.
Шестнадцать скрипучих ступенек. Дверь, как принято, пожалуй, только в Крыму, отперта. Стараясь не шуметь, Владимир в одних носках прошел на кухню напиться воды. Но на пороге остановился. Почувствовал: в темноте что-то или кто-то прячется… Нащупал в кармане спички. Но зажечь не успел. Резко, с присвистом громыхнуло. Он отскочил в коридор. За стеной крикнула хозяйка - Татьяна Петровна Эдельвейкина. В конце концов Владимиру удалось зажечь спичку, и почти сразу же в коридоре появилась в ночном капоте и с лампой в руках Татьяна Петровна.
- Что здесь? Кто? Почему?
На кухне перед открытым окном сидел конопатый, весь в веснушках одиннадцатилетний сын Татьяны Петровны Витька. А на подоконнике, укрепленное на деревянном кронштейне, стояло духовое ружье - материн подарок Витьке ко дню рождения.
- Боже мой! Боже мой! - причитала Татьяна Петровна. - Что ты делаешь, Витенька? Всем врагам по такому ребенку!
- Я в звезду стрелял!
- В какую такую звезду? С ума можно сойти!
- Вон в ту, голубую, - Витька засопел и ткнул пальцем в небо.
- Хоть бы вы, Володя, с ним побеседовали! Как же мне дальше жить с таким мальчиком, если он с детства начинает в звезды стрелять!
- Хорошо, - сказал Владимир. - Сейчас я с ним побеседую. Иди ко мне в комнату, Витя!
У себя Владимир зажег настольную лампу с зеленым абажуром, прикрутил фитиль, чтобы свет был помягче, и уладил Витьку на видавшую виды, жалобно поскрипывавшую кушетку.
- Витя! Ты ведь знаешь, что попасть из духового ружья в звезду нельзя?
- Знаю, - сказал Витька, воткнув в собеседника синие доверчивые глаза. - Я ведь только целился.
Впрочем, Витька знал, что с помощью двух досок и кирпича никак нельзя катапультироваться через полутораметровый забор - законы физики не разрешат. Но Витьке Эдельвейкину наплевать на законы физики, если речь идет о вещах интересных. И вот результат - через его веснушчатый лоб крадется к глазу коричневый рубец. А чего стоил изобретенный Витькой парусный самокат на трех колесах? Может быть, когда-нибудь в силу своей наивной веры в то, что человеку все подвластно и все доступно, Витька, которому неведомы осторожность и чрезмерное преклонение перед авторитетами, включая авторитеты научные, изобретет действительно что-нибудь сногсшибательное? Например, аппарат для полета на Луну или Марс?
Таким доверчивым и одновременно невероятно решительным и получился Витька на карандашном наброске, сделанном Владимиром месяца два назад.
- Ты видел свой портрет?
- Который вы делали?
- Именно этот. А разве тебя кто-нибудь еще рисовал?
- Не рисовали. Но и тот, что вы сделали, мне не нравится.
- Почему?
- Не знаю, - честно сказал Витька. - Мне никакие портреты не нравятся. Мне нравятся живые люди.
- И мне нравятся смелые, веселые и решительные люди. И именно потому, что они мне так нравятся, я и пишу их портреты. Ты больше не будешь по ночам стрелять из ружья?
Витька наморщил нос. Витька думал.
- Не знаю, - признался он. - Может, буду, а может, не буду.
- Но ты все же постарайся стрелять хотя бы до девяти, ну, пусть до десяти вечера.
- У меня нет часов, - ответил Витька.
Владимир засмеялся и отпустил бедного Витьку спать. Да и время было позднее - начало второго.
Владимир подошел к открытому окну. Темен был город. Лишь на набережной горели огни. Да еще к молу подошел большой пароход Крымско-Кавказской линии. Но что это за судно, определить на расстоянии было трудно.
А вдали, при входе в залив, мелькнули неясные силуэты двух быстроходных судов, несущих огни лишь на корме и бушприте - канонерские лодки. Что делали они возле мирного ялтинского порта? Кого стерегли? Кого высматривали?
Засыпая, он услышал: "Лишь я одна тебя люблю! О, вспомни, вспомни, милый мой!.." И не знал он, явь это или сон. Если сон, то ему хотелось, чтобы длился он подольше, чтобы его никто не спугнул - резким движением или громким словом.
Но ведь то, чего человеку очень хочется, как правило, не сбывается. Владимира разбудил стук в дверь. Он с трудом поднял голову от подушки, пробормотал "Войдите", полагая, что это хозяйка. Наверное, опять напроказничал Витька. Но вспыхнула спичка. В ее пляшущем свете он увидел лицо Александра. И тихий голос произнес:
- Не пугайтесь! Обстоятельства сложились так, что я ни минуты не имел права оставаться в доме Симоновых.
- Спартак? - спросил Владимир. - Его схватили?
- Со Спартаком все в порядке. Мы с Людмилой Александровной вывели его через сад. Но мне возвращаться нет резона. У ворот Симоновых дежурят двое. Людмила Александровна объяснила мне, как отыскать ваш дом и квартиру.
Александр подошел к кровати, опустил на пол небольшой сверток, перевязанный бечевкой.
- Не волнуйтесь! Все обойдется. Не впервой. Однако ялтинские власти нервничают, несмотря на целительный для нервов климат.
Владимир поднялся, вновь засветил лампу.
- Не надо! - Александр дунул в лампу. - Светящееся в ночи окно наводит случайных и неслучайных прохожих на разные ненужные мысли. Посидим в темноте и побеседуем.
- Но вам нужно отдохнуть.
- Не тревожьтесь. Я отдохну сидя в креслах. Уеду на рассвете с первой же линейкой или как-нибудь иначе. Кстати, запишите мой симферопольский адрес. Он вам может понадобиться. Умеете писать в темноте? Вот и отлично. Диктую…
Они действительно беседовали до самого утра. Владимир узнал, что тот пакет, который сейчас лежал на циновке у его постели, ни в коем случае не должен был попасть в чужие руки. Что именно в пакете, Александр объяснять не стал. Рассказал подробнее о Шмидте. Это, по его словам, был честный человек, очень популярный в Севастополе и на флоте, за которым могут пойти многие. По натуре - романтик. Называет себя социалистом и, вероятно, искренне верит в то, что будущее за социализмом. И все же политические убеждения его недостаточно четки. Не случайно он не принадлежит ни к одной из партий.
- Людмиле Александровне что-то угрожает?
Александр помолчал, а затем тихо произнес:
- В стране началась революция. Вы понимаете это?
- Конечно.
- Опасность угрожает и Людмиле Александровне, и Спартаку, и мне, и многим другим. Между прочим, Спартака разыскивают, чтобы предать военно-полевому суду. Он в прошлом сормовский рабочий. Был призван в армию. Стрелял в офицера - отменного негодяя.
- Раз у дома Симоновых дежурят, значит, кто-то все же узнал о Спартаке?
- Не обязательно. Если бы точно знали, что Спартак у Симоновых, давным-давно взяли бы дом штурмом. На этот раз всем нам повезло. С вашего разрешения я напишу записку Людмиле Александровне. Передайте ее завтра же.
Утром гость удалился, унеся с собой пакет. Владимир подошел к окну. Море и небо были почти одинакового сизо-серого цвета. Трудно было даже определить линию горизонта. У входа в залив все еще дежурили две канонерки. Они были тоже серыми, но более густого цвета и чем-то напоминали притаившихся в кустах охотничьих собак. Увидят дичь, услышат сигнал ловчего - и бросятся в погоню.
Из донесений ротмистра Васильева осенью 1905 года начальнику Таврического жандармского управления
"…К сему доношу, что получил сведения, что около Малахова кургана была большая сходка, человек 250. Интеллигенты подготовляли сходку к забастовке, читали про забастовку в С.-Петербурге и разъясняли ее. Окончательное решение еще не принято. На днях будет еще сходка… От своих людей я накануне забастовки получу извещение о времени ее начала…"
"…По окончании портовых работ на ремонтируемом броненосце "Три Святителя" найдены были прокламации, числом 6, в двух видах: одни на четвертушке, воспроизведенные каучуковыми буквами, под заглавием "Ко всем рабочим г. Севастополя", другие отпечатанные на мимеографе (оригинал рукописный) под заглавием "Ко всем рабочим и работницам Севастополя…""
"…Чинами полиции, которых я предупредил о месте и времени сходки, было задержано в Лабораторной балке, у вокзала, несколько человек мастеровых, возвращавшихся с ночной сходки. При обыске личном у одного из них найдено в 2 свертках 37 печатных брошюр и 42 прокламации "К рабочим г. Севастополя". Эти прокламации раздавали на сходке городским рабочим. У остальных ничего не найдено…"