Присев на корточки, Антоний сначала восхищенно улыбался, затем рассмеялся и наконец крепко обнял детей. В присутствии своих генералов и небольшой группы сенаторов он ликовал, словно впервые стал отцом, приподнимал с земли то одного, то другого из близнецов, показывая их:
– Диана и Аполлон, друзья мои! Новая Диана и новый Аполлон! Боги благословили меня! Они позволили мне произвести на свет сразу День и Ночь!.. Посмотри на меня, дитя мое, да, ты, мой сияющий, мой золотой; ты ослепляешь меня, свет очей моих… И ты, моя брюнетка, моя ночь, моя тьма, ты молчишь? Ты ничего не говоришь? Обними меня, отрада очей моих, не бойся… Друзья мои, это же день и ночь! Думаете, это просто два ребенка-близнеца? Нет! Это близнецы-светила: солнце и луна. Солнце и Луна, я ваш отец. С тобой, Гелиос, я освещу весь мир. А с тобой, Селена, я его очарую.
Впоследствии мальчик будет носить второе имя Гелиос, однако оно никогда не станет первым. Александр – более прославленное имя, свидетельствующее о будущих завоеваниях его обладателя, о покорении им Востока. Девочка же, напротив, навсегда останется только Селеной.
Селена никогда не сможет вспомнить тот момент, когда отец признал ее и дал ей имя; для нее это останется просто заученным фактом. Вероятно, она провела в Антиохии несколько месяцев, но не увидела больше ничего, кроме крон кипарисов и падавших с них шишек. И в то время, пока брат забрасывал нищих кипарисовыми шишками, она бродила по аллеям и собирала эти легкие шарики, старые шишки старых кипарисов Дафны, в свою серебряную шкатулку, копила их, как белки в холодных странах в преддверии зимы. Сцена из дворца под названием "Солнце и Луна, вы мои дети" стерлась из ее памяти, и ничто не смогло ее воскресить: Сиприс о ней не рассказала, поскольку ее, угрозы кораблекрушения, там не было, а из тех, кто был, ни один не прожил достаточно долго, чтобы поведать ей об этом.
Она знала, что была обязана именем своему отцу, но ничего об этом не помнила.
ПЛОХИЕ ВОСПОМИНАНИЯ
Актер в роли пастуха играет на свирели грустную мелодию. Посреди пиршественного зала, притворившись спящей, лежит танцовщица, играющая роль покинутой Тесеем Ариадны. Вдруг появляется Дионис, ее спаситель: он бросается к спящей красавице, целует ее в лоб, будит ее, а затем, крепко обняв, впивается в ее губы. Сначала она притворяется скромницей, но потом, танцуя с богом, вдруг дарит ему поцелуй.
Приглашенные римляне аплодируют; гости с Родоса более воспитанны и ограничиваются тем, что цокают языками.
Маленькая девочка, дремлющая у подножия обеденного ложа матери, вздрагивает от шума. Прямо перед ней "Дионис" и "Ариадна" извиваются в томном танце. После того как девушка снимает с молодого бога венок из плюща, он развязывает ей пояс целомудрия, как своей невесте. Они страстно целуются. Затем убегают друг от друга, снова встречаются, ласкаются и целуются. "Они едят друг друга", – подумала удивленная девочка.
Вскоре танцоры стали похожи не на актеров пантомимы, а скорее на любовников, торопящихся удовлетворить свое желание, чем вызвали бурную радость присутствующих. Они сливаются в объятиях – звучат тамбурин и колокольчики, – потом, по-прежнему не отрываясь друг от друга, поднимаются к одному из высоких лож пиршественного зала. Несколько развратников, сняв пояса, не стали ждать следующего блюда под названием "Танец с богами"…
Об этом балете в Сирии, который Царица подарила гостям в день своей свадьбы, дочь молодоженов Селена никогда не вспомнит: испуганная, она закрыла глаза.
Глава 6
В конце апреля они покинули Антиохию. Селена сидела в носилках с открытыми шторками и играла со статуэткой из голубого фаянса, заматывая ее в лоскут ткани. Почему этой кукле не сделали ручки и ножки, как у той красивой тети из слоновой кости, оставленной в Александрии? Или как у ярко раскрашенной деревянной тети, которую она забыла в Антиохии? И почему эта женщина держит на коленях ребенка? Не так уж легко одеть ее, не придушив младенца! Селена очень старалась, но все равно замотала голову карапуза в платье матери.
– Но ты его погубишь! – усмехнувшись, сказала ей Таус. – Если будешь так его заматывать, он не сможет дышать! Ты убьешь нашего маленького Гора…
– А не надо было ему туда садиться!
И как только "маленького Гора" удалось завернуть так, что он стал одним целым со своей матерью, ей сделалось скучно. За занавесками простирался ночной пейзаж. Из-за темноты ничего не было видно, и девочка загрустила. Но когда ей разрешили спуститься и пойти рядом с носильщиками, она вскоре замедлила шаг и отстала, так как было слишком жарко, и потому ее снова усадили обратно.
Большая часть каравана, как и она, страдала от жары. Царица определенно поступила неблагоразумно: то у нее родилась идея зимой путешествовать по морю, то летом – через пустыню!
Когда в марте на Средиземном море открыли навигацию, Клеопатра тут же отослала свой флот обратно с приказом по пути восстановить власть над Кипром: Марк Антоний только что отдал этот остров Египту. Она отправила на борт всех своих страусов, пожирателей огня и канатоходцев, а остальных слуг решила взять с собой в наземное путешествие, которое было хоть и дольше морского, но надежнее. К тому же в ее положении ей было бы легче его перенести. Ведь Клеопатра снова была беременна. Главк, каким бы теоретиком ни был, все-таки умел определять беременность! Тем более что об очевидной причине этого состояния даже не стоит спрашивать: три с половиной месяца Царица делила ложе с Антонием… Вся Антиохия знала, что Клеопатра поселилась во дворце на реке Оронт, оставив близнецов дышать благодатным воздухом Дафны.
Вместе с императором она побывала на кораблях, осмотрела команды, даже съездила верхом до города Зевгмы, находившегося на берегах Евфрата в двухстах километрах от столицы Сирии, где в то время были собраны все армии римского императора. Грациозно двигаясь в седле, одетая в короткую тунику, как восхитительная и бесстыдная амазонка, она повсюду появлялась с Антонием: а почему бы и нет, ведь отныне она его жена. В Антиохии, в старом дворце на воде, он женился на ней по египетскому обряду, который, конечно, не имел никакой силы у римлян. Но ей это было безразлично, так же как и царям Востока. Император-двоеженец? Ну и что? В Азии такой брак не является недействительным… А свадебные подарки были просто роскошными. С обеих сторон.
Своему римскому супругу Царица подарила союзничество Египта: все золото фараонов, все зерно Нила, судоверфи Александрии для создания флота и греческий титул автократора, благодаря которому он стал "покровителем" царства. А Марк Антоний вернул своей супруге Кипр, восточную часть Ливии и зеленые холмы Кирены; также он отдал ей часть острова Крит, берег Ливана и прибрежную часть Киликии на юге Малой Азии, где четыре года назад они впервые встретились и полюбили друг друга. Несмотря на видимость, это не были подарки двух влюбленных: без лесов Ливана и Киликии Царица не смогла бы построить сотни кораблей, в которых так нуждался Антоний, ведь Египет, при всей нехватке дерева, обладал самым лучшим военным портом.
Что касается короны Ирода, которую невеста хотела бы добавить в свадебную корзину, то император не поддался ее уговорам; он не терял голову от любви – ни свою, ни чужую. Он всерьез рассчитывал на союз с царем Иудеи, который многим был ему обязан, и если охотно изменял своим женам, то друзьям – никогда…
Царица часто придавала политике вкус постельных утех: как говорила, так и поступала. И делала все как нельзя лучше, а Марк, забавы ради, не отказал ей в том, что требовалось для удержания Иудеи в повиновении: отдал Синай, восточный берег Мертвого моря, богатый минеральной смолой, и Иерихон, находившийся в самом сердце страны.
– Но я не желаю останавливать все египетское войско, чтобы обладать только одним Иерихоном! – возмутилась она.
– Ладно, тогда перепродай его! Ирод его выкупит, и ты улучшишь свое финансовое положение…
Именно для проведения переговоров по Иерихону она возвращалась в Александрию по холмам Оронты и Иордании. Она всегда обладала крепким здоровьем, а беременность стала просто предлогом. Зато здоровье ее дочери снова ослабело: из-за жары на веках девочки появились гнойные нарывы. И она лежала, закрыв глаза, между своей фаянсовой куклой и сокровищем из кипарисовых шишек.
Диотелес уехал вместе со своими страусами, и Главк, оставшись один, колебался между кровопусканием и мазями. А в городе Иерихоне создали "иудейский бальзам", известный всему Востоку своими успокаивающими свойствами. В подарок желанной гостье Ирод преподнес сотню саженцев бальзамина, и Главк как талантливый ботаник взял на себя обязанность приживить кусты в дельте Нила. "Конечно, – размышлял врач, – оставить теорию жидкостей в пользу иудейского бальзама было бы больше решением льстеца, а не философа; с другой стороны, кто может отрицать, что покорность всемогущим не является началом мудрости?"
В результате столь плодотворной внутренней дискуссии он безропотно согласился использовать только эту чудодейственную мазь, которая вскоре наверняка обогатит царицу Египта, как обогатила царя Иудеи.
Впрочем, Клеопатра сама отчитала свою дочь, которая начала громко кричать, едва к векам прикоснулся бальзам: