Молодые женщины вздрогнули и, быстро поднявшись с колен, увидели перед собой высокого стройного негра, чёрное лицо которого казалось ещё черней от шапки совершенно белых волос и длинной курчавой белой бороды. Это был сильный и крепкий старик, несмотря на глубокие морщины, покрывающие его лицо. Одет он был в длинный балахон, вроде женской рубахи, из грубой, но снежно-белой домотканой материи, которую прилежные негритянки изготовляют на первобытных станках собственного изобретения из хлопчатобумажных ниток или козьей шерсти. Поверх этого балахона, оставляющего открытыми шею и руки, старик носил ярко-красный пояс, в четверть аршина шириной, с длинными обшитыми золотой бахромой концами, падающими спереди вроде передника. На груди из-под бороды виднелось странное широкое ожерелье, вроде воротника или пелеринки из каких-то высушенных красных ягод и блестящих позолоченных треугольных пластинок, перемешанных с разноцветными раковинами и жуками. Всё это было подобрано довольно искусно и завязывалось сзади красным шёлковым шнурком, падающим двумя концами до пояса. Белая голова старика негра ничем не была покрыта, и только толстый золотой шнурок обвивался вокруг волос. На лбу этот шнурок придерживал цветы орхидеи ещё не виданного Герминой сорта: один ярко-пурпуровый, другой снежно-белый, оба чрезвычайно душистые, так как благоухание как облаком окружало старого негра. На босых ногах и обнажённых руках чародея побрякивали многочисленные браслеты - золотые или из золочёной жести. При каждом его шаге они издавали тихий звон. Правая рука опиралась на длинную белую палку с большим шаром в виде набалдашника, сделанного не то из горного хрусталя, не то из голубоватого стекла, ярко сверкавшего в косых лучах солнца, приближавшегося к закату.
Таков был знаменитый "чёрный чародей", старческое лицо которого сразу внушало невольную симпатию и уважение.
- Молитесь, девушки, - продолжал он, - молитесь! Я вижу чёрные тени, витающие над вашими головами.
Луиза, плохо понимающая настоящий французский язык, не могла уловить смысла загадочных слов старика. Но её госпожа, уже привыкшая к креольскому наречию, и особенно Матильда, сильно встревожились.
- Нам угрожает несчастье, отец мой? - робко спросила дочь маркиза Бессон-де-Риб, с невольным почтением называя "отцом" старого негра, над странной одеждой которого она, наверное, посмеялась бы, если б встретила его среди бела дня на улице Сен-Пьера. Но здесь, в этот час, при этой обстановке, старик внушал невольное уважение.
Неподвижная белая фигура чародея шевельнулась. Подняв чёрную руку, он медленно осенил крестным знамением сначала себя, а затем молодых женщин, после чего заговорил короткими, отрывистыми фразами, видимо взвешивая свои слова:
- Опасность угрожает каждому, дочь моя… каждому христианину в особенности. Лукавый не дремлет. Если на небесах радуются раскаянию грешника, то паче радуются в преисподней падению христианина.
Старик умолк, хотя губы его продолжали шевелиться. Матильда облегчённо вздохнула. Очевидно, возглас старого чародея не предвещал им особенного несчастья, раз он говорил вообще о грехе и соблазне.
- Мы пришли к тебе, отец мой, - продолжала она смелей, - чтобы посоветоваться насчёт нашего будущего. Я - дочь маркиза Бес-сон-де-Риб, которого ты знаешь. А это моя подруга, немецкая графиня Гермина Розен, вдова, и её доверенная камеристка, Луиза Миллер.
Старик отвёл взгляд своих проницательных чёрных глаз от Матильды и остановил их на Гермине с таким очевидным упрёком, что ей стало неловко.
- Немецкая графиня… вдова, - повторил он таким странным голосом, что бывшую актрису бросило в жар. Ни секунды не сомневалась она в том, что "чёрный чародей" понял обман, создавший ей титул и общеизвестное положение. С глубоким испугом, сложив руки, она подняла на старика свои глаза с таким умоляющим выражением, что тот улыбнулся и ласково покачал головой. - Да… да… да, - прошамкал он едва слышно. - Бывают обманутые, бывают и обманщики. Идём же, дети.
На самой вершине Крестовой горы, близ статуи Мадонны, белели стены маленькой часовни, выстроенной благодарными сен-пьерцами после 1853 года. Ярко сверкал в синем небе её золотой крест. Большие серебряные подсвечники, стоящие перед иконами Спасителя и Божьей Матери, были обвиты гирляндами маленьких белых роз. А к золочёным рамам образов прикреплены были роскошные букеты из померанцевых цветов, наполняющие сладким благоуханием маленькую часовню. Лучи заходящего солнца насквозь пронизывали пёстрые стёкла боковых окон, играя яркими разноцветными пятнами на мраморном полу. Десятка два лампадок, больших и малых, серебряных и стеклянных, горели, тихо мерцая, перед образами.
Прекрасно написанные каким-то неизвестным художником лики Богоматери и Спасителя производили удивительное впечатление на каждого посетителя. Было очевидно, что эти иконы писал не только гениальный художник, но и глубоко верующий человек. И, глядя на эти святые изображения снова, католичка Матильда и протестантка Луиза опустились на колени, увлекая своим примером Гермину.
Через пять минут они входили в жалкую лачужку, кое-как сколоченную, или, вернее, сплетённую, из бамбука и покрытую трёхсаженными пальмовыми листьями. Невероятная чистота, царившая в этой лачужке, придавала ей какой-то особенный характер. Пол был покрыт густым слоем белого песка; мебель, состоящая из большого белого стола, трёх таких же скамеек, да нескольких полок, прибитых к стенам, блистала, как только что вымытая. Один из углов отделялся пёстрым ситцевым занавесом. За шторами помещалась постель внучки старика. Сам он спал в противоположном углу на связке душистого папоротника, покрытого козьим мехом, служившим и одеялом, и подушкой.
Стол и полки были заставлены самыми разнообразными предметами. Тут были разнокалиберные бутылки и пузырьки с разноцветными жидкостями, горшки и горшочки с клеем и красками, коробки с опилками и паклей, жестянки с гвоздиками и пачками тонкой проволоки. Старик занимался приготовлением чучел птиц и рыб, а также составлением коллекций жуков и бабочек, образцы которых висели в самодельных ящиках за стеклом. К потолку комнату привязаны были пучки различных трав и связки корней, из которых чародей варил свои лекарства. Продажей чучел и коллекций старик добывал средства к существованию. В настоящее время на столе лежало уже совершенно готовое чучело небольшой змеи с ярко-зелёной кожей, покрытой оранжевыми пятнами. Это была самая ядовитая змея из попадающихся на Мартинике. Негритянское название "зелёная смерть" было так же характерно, как и живописно, ведь лицо умирающего от укуса этой змеи покрывалось зеленоватой бледностью в результате действия на печень яда, вызывающего мгновенное разлитие жёлчи.
При виде полутора-аршинного пресмыкающегося, казавшегося живым, Гермина невольно отшатнулась, но Матильда, улыбаясь, объяснила ей профессию старика, и молодая немка с любопытством оглядела чучело страшной змеи и коллекции громадных ярких бабочек и разнообразных жуков, казавшихся сделанными из оксидированной меди, тёмной бронзы или из червонного золота.
Тем временем старик скрылся за ситцевым занавесом и вернулся через минуту, набросив поверх своего белого балахона красный шерстяной не то плащ, не то мантию, волочащуюся сзади по полу. В руках он держал странную узловатую палку, не более аршина длиной, как бы сплетённую из трех сортов дерева - красного, чёрного и белого.
- Что вы хотите знать, дети мои? - торжественно спросил старик, останавливаясь перед девушками, с изумлением заметившими внезапную перемену в его наружности. Морщины на чёрном лице как будто сгладились, впалые глаза заблестели, бледные губы окрасились, старческая фигура выпрямилась и точно выросла.
- Возьмитесь за руки, девушки, и станьте все три рядом. Вот так. А теперь глядите сюда, вот в этот сосуд. Смотрите в воду все три вместе и говорите по очереди, что вы увидите.
Старик поставил на высокую подставку широкую лоханку или миску из белого стекла, наполненную до краёв прозрачной водой. Яркий луч заходящего солнца, проникающий в крошечное, ничем не закрытое отверстие, заменяющее окно, сейчас же заиграл в гранёном стекле и наполнил золотыми пятнами прозрачную воду. Удивлённые и немного разочарованные, девушки уставились на эту воду, мысленно подтрунивая над своим ожиданием чего-то особенного, чуть не чудесного.
Старик, оказавшийся позади них, поднял руку и принялся медленно описывать круги своим странным жезлом над склоненными головками девушек.
С минуту длилось полное молчание… Затем вода в сосуде внезапно всколыхнулась и забегала быстрыми кругами, отсвечивавшими всеми цветами радуги. В то же время у самого окна раздалось тихое пение какой-то лесной пташки. Ещё и ещё голос примкнул к первой певице, и скоро под окном щебетал целый хор птичьих голосов, наполняя жалкую хижину мелодичными звуками… В то же время вода двигалась всё быстрее и точно кипела изнутри, переливаясь всё более яркими цветами. И вдруг всё исчезло…