- Но ты? Ты его любишь? - допытывалась Матильда страстным шёпотом. - Скажи мне это, скажи, Мина… Поверь, я спрашиваю не из любопытства. Если бы ты знала, как давно я люблю его… Тогда ещё, девочкой, я восхищалась им, когда он венчался с моей сестрой… Скажи, умоляю тебя, скажи мне правду, Мина… Поверь, я не со злобою спрашиваю! Нет у меня ни злобы, ни даже ревности к тебе… И если он избрал тебя, - такова, видно, воля Божья… Поверь мне, Мина, я не буду проклинать вас… Я буду молиться о вашем счастье так же горячо и искренно, как молилась о счастье сестры… Но я хочу знать правду.
Внезапно хлынувшие слезы прервали страстную речь девушки.
Глубоко тронутая, Гермина кинулась на колени перед качалкой, в которую упала рыдающая Матильда, и принялась утешать её, как умела. Солгать она не хотела, сказать правду не смела, опасаясь неудовольствия лорда Дженнера, почему и ограничилась нежными ласками и уклончивыми фразами.
Но для Матильды этого было довольно. Она поняла и внезапно выпрямилась. Решительно отерев слезы, она произнесла неожиданно спокойным и твёрдым голосом:
- Благодарю тебя, Гермина, за твою доброту. Я понимаю твою деликатность, как и твоё положение. И, повторяю, мне стало легче… Я знаю, что мне уже не на что рассчитывать, и постараюсь примириться со своею судьбой…
- Ты так молода, Майя, - робко заметила Гермина, - и такая красавица… Ты полюбишь другого и будешь счастлива… Матильда спокойно покачала головой.
- Девушки нашего рода дважды не любят. Они умирают от первого разочарования, как тетя Алиса. Но ты не плачь обо мне, Мина, - нежно произнесла она, видя слезы, невольно выступившие на глаза Гер-мины. - Мне осталась другая - высшая любовь. Осталось величайшее счастье - вера. Этого счастья никто у меня вырвать не сможет. И когда я запрусь в монастырь, где окончила жизнь тетя Алиса, Господь поможет мне забыть все земные печали…
Гермина всплеснула руками.
- Боже мой, Майя… Можно ли говорить такие вещи в 18 лет?! Подожди годик, другой… Как знать, что ожидает тебя в будущем? Матильда грустно улыбнулась.
- А ты бы хотела знать это будущее, Гермина? - спросила она совершенно неожиданно. Гермина засмеялась.
- Да разве это возможно? Кто бы не хотел знать будущее? Да я много бы дала, чтобы узнать будущее твоё, да и моё тоже… Но, - задумчиво повторила она, - к несчастью, это невозможно.
- Не совсем, - серьёзно ответила Матильда. - Если бы ты не была иностранкой, ты бы знала, что среди наших негров бывают люди, одарённые умением угадывать будущее.
- По картам или на кофейной гуще? - весело ответила Гермина. - Ну, милочка, таких "гадателей" и у нас в Берлине достаточно. Но кто же верит их предсказаниям?
К крайнему удивлению маленькой немки, лицо креолки стало ещё серьёзнее.
- О мошенниках, предсказывающих за пять франков всё, что угодно, я не говорю. Таких и у нас сколько угодно. Они продают всякие эликсиры и талисманы, как любовные, так и медицинские, под общим названием "кимбуа". Но всё это, конечно, вздор. Но есть один человек, отшельник на горе, у подножия статуи Мадонны-Покровительницы. Он негр, но очень благочестив. Так вот об этом чёрном ходит масса легенд и удивительных рассказов. Многие называют его чародеем, а некоторые проповедником. Да вот тебе пример… Брат Роберт… Он как-то пришел к "чёрному чародею" с пятью другими сорванцами. В то время Боб был страшным негрофобом и позволил себе несколько насмешек над старым "отшельником", который ответил ему кротко: "Сегодня ты издеваешься над чёрной кровью, а завтра женишься на моей внучке"… Я помню наш смех, когда брат рассказал нам это дерзкое предсказание за завтраком, на другой день… А теперь он женат на внучке квартеронки, на девушке одной крови с чёрным колдуном. Согласись, что это факт замечательный…
V. На пути к чёрному чародею
Гермина слушала, крайне заинтересованная.
- Ах, Майя, если бы я могла видеть этого прорицателя! - произнесла она.
Матильда задумалась на минуту.
- Хорошо… Поедем к нему. Я это устрою. Сегодня же пошлю предупредить старика. Он ведь не всякого принимает. Но мой отец много раз помогал ему и его внучкам - наша плантация недалеко от его хижины, - а потому он сделает всё, что может, для дочери маркиза Бессон-де-Риб. Но он престранный, и предсказывает будущее только перед рассветом и после заката солнца - десять-пятнадцать минут всего, и там дожидается всегда много народа. Я сейчас же пошлю к нему своего грума, а завтра заеду за тобой. Мы поедем через город инкогнито, чтобы избежать встреч и расспросов. К избушке чародея придётся идти пешком, что неудобно со шлейфом и в тонких башмаках. Да, ещё. Не говори никому о нашем плане, даже Лилиане, которая хотела приехать к тебе сегодня обедать. Она, наверное, захочет поехать с нами, а в её положении лазить по горным тропинкам опасно. Кроме того, она ничего не сможет скрыть от Боба, который, пожалуй, станет над нами смеяться. А я этого не люблю, - докончила Матильда, хмуря тонкие брови.
Гермина дала торжественное обещание сохранить тайну.
- Но, - прибавила она с недоумением, - твоему брату не надобно бы смеяться над предсказателем, раз предсказания его исполнились так очевидно.
Матильда улыбнулась.
- Именно поэтому, милочка. Мужчины так боятся показаться смешными суеверами, что становятся уморительными отрицателями очевидности. С тех пор, как Боб присоединился к масонской ложе и к клубу "горнистов", он готов отвергать всё на свете, до таблицы умножения включительно. Я с ним часто ссорюсь из-за этого и не хотела бы ссориться сегодня из-за насмешек над "женским суеверием". Это его любимый конёк, а у меня и без того болят нервы. Поэтому я и прошу тебя сохранить наш проект между нами.
Гермина ещё раз обещала это и… не сдержала своего обещания.
Сама не понимая, как это случилось, она выболтала свою тайну лорду Дженнеру и Гершуни, приехавшим к ней обедать часом раньше Лилианы. Правда, оба обещали ей ни единым словом не выдать их намерения, и действительно исполнили в присутствии Лилианы своё обещание. Но всё же Гермина сердилась на себя за неумение молчать. Ещё больше того сердилась она на профессора Гершуни, так ловко предлагавшего вопросы, что она даже и не заметила, как начала говорить о "чёрном чародее" и своём намерении посетить его вместе с Матильдой.
- В сущности, это не имеет значения, - успокаивала себя Гермина, - так как ни Лео, ни его друг над нашими планами не смеялись. Напротив того, профессор Гершуни чрезвычайно серьёзно повторил слова Шекспира: "Есть многое на свете, друг Горацио, о чём и не снилось нашим мудрецам". А Лео выразил только одно беспокойство - по поводу позднего часа посещения.
- Тебе придётся возвращаться совсем ночью, - сказал он и тут же прибавил: - но не беспокойся, я приму меры предосторожности.
При этом он переглянулся со своим приятелем-профессором, и тот утвердительно кивнул ему головой.
- Любопытно, что такое он затевает? - громко спросила себя Гермина.
И, сама вздрогнув от неожиданного звука своего голоса, весело засмеялась и, вскочив с кресла, побежала одеваться.
Полуденный отдых, необходимый в тропических странах, подходил к концу. Пробило три часа, и на улице начали появляться полусонные фигуры мужчин и женщин, только что поднявшихся после "сиесты" и ещё протирающих глаза. На теневой стороне улицы в домах подымались тёмные шторы и растворялись зелёные "жалюзи", а из подъезда на подъезд, из окна в окно, с балкона на балкон перекликалась и пересмеивалась многочисленная прислуга, наполняя жаркий воздух женским смехом и весёлым шумом.
По бесконечной улице Виктора Гюго, пересекающей Сен-Пьер из конца в конец, соединяя северный пригород с южным, мягко постукивая колесами, неслись вагоны электрического трамвая, наполненные самой разнообразной публикой. Тут были и щегольски одетые в светлую фланель "белые" аристократы, возвращавшиеся со службы на дачи, к своим семействам, и бедные рабочие различных фабрик, и негры с плантаций, и матросы с разноязычных судов, и мулаты-чиновники в новеньких мундирах, и черноокие красавицы-квартеронки, и мулатки. Не было только белых креолок высшего класса, никогда не позволивших бы себе показаться в таком "смешанном" обществе.
Не позволяли себе этого и наши молодые приятельницы, собравшиеся к "чёрному чародею", хотя для того, чтобы добраться до возвышенности, от которой начиналась горная тропинка к Мадонне-Покровительнице, пришлось проехать буквально через весь город. Чтобы не быть узнанными кем-либо из знакомых, Матильда и Гермина надели живописные костюмы местных мещанок, совершенно изменившие их наружность. На обеих были светлые ситцевые платьица, называемые поместному "сюртуками". Эти узкие короткие платья плотно охватывают фигуру, оставляя на виду маленькие ножки в белых чулках и чёрных кожаных башмачках со стальными пряжками. Скроенные на манер длинного казакина, они оставляют открытыми шею, плечи и руки до локтей. Грудь покрывается белой батистовой косыночкой с длинными концами, скрещёнными у пояса, почти всегда заколотой букетом живых цветов. Руки же защищают от палящих лучей солнца длинные вязаные митенки. Но самое оригинальное и красивое в местном наряде - это головной убор из пёстрого шёлкового платочка, который с неподражаемой грацией завязывают прелестные дочери юга то спереди, то сзади над ухом большой розеткой.