- Наш Яхве приказал Аврааму принести ему в жертву первородного сына своего, - гневно крикнул старик.
- Но Бог не допустил исполнения этого убийства, заменив дитя животным.
- Дети назореев те же животные, имеющие человеческий облик только для того, чтобы евреям не противно было принимать от них услуги… Так говорит священный талмуд! - горячо возразил старый фанатик.
- Странного же мнения Яхве о нас, евреях, - с горькой усмешкой ответил петербургский банкир, - если предполагает, что нам приятней вытачивать кровь из человекообразного животного, могущего стонать и плакать, умоляя о пощаде, как наши собственные дети, чем из какого-нибудь петуха или козлёнка…
Глухой ропот раздался вокруг стола. Председатель поспешно поднялся.
- Предупреждаю почтенных ораторов, что отвлечённых, философски-религиозных споров следует, по возможности, избегать на заседаниях великого международного синедриона, ибо, увлёкшись ими, легко можно позабыть практические цели собрания.
- Совершенно верно, - согласился банкир. - Я именно это и хотел ответить почтенному реббе Ротенбургу. К чему догматические споры?… Кто прав, кто виноват - покажет время. До появления Мессии уже не далеко, ибо он должен родиться, по предсказанию каббалистов, в 1902 году, через какие-нибудь шесть лет. Тогда решатся все вопросы, ныне разъединяющие нас. До тех же пор предоставим каждому делать общее дело возвеличения еврейства, как ему угодно.
Раздались единодушные одобрительные восклицания. Даже старый фанатик слегка кивнул своей белой бородой.
- А теперь, - проговорил председатель, - вернёмся к первоначальному вопросу, из-за которого разыгрался наш спор, и решим, следует ли строить храм Соломона в Париже, пока нам там не удалось ещё добиться полного отделения церкви от государства, т. е. полного изгнания римского католичества с его служителями и упразднения монастырей, которые являются как бы крепостями назореев, рассадниками и источниками силы гоев и вражды к масонству и еврейству…
- Позвольте мне, досточтимые братья, сказать два слова, - начал один из французов, совсем ещё молодой человек с бедным лицом и злобно горящими впалыми глазами. - Как вам может быть известно, я приехал сюда представителем французских колоний и поэтому знаю заокеанскую жизнь лучше всех присутствующих. Но я знаю также и Париж, в котором вырос и который посещаю почти ежегодно. И я могу сказать вам с полной уверенностью, что Париж все ещё не достоин увидеть первый храм Соломона, созданный всемирным масонством.
Во Франции католицизм все ещё тлеет под пеплом, все ещё успешно борется с нами. Еврейство же слишком малочисленно в Париже, как и во всей Франции, для того, чтобы заставить народонаселение повиноваться. Наоборот, в колониях мы господа положения. В Алжире католицизм угасает с каждым днем. На Мартинике мы сделали великий шаг вперёд для уничтожения назорейства, даровав гражданские права цветному населению голосами наших парламентских прислужников. Вся масса вчерашних рабов, чёрных, мулатов и метисов, сохранила память о служении сатане и её нетрудно будет оживить и направить по желанной нам дороге. Кроме того, в колониях нашим соплеменникам удалось захватить не только богатство, но и влияние настолько, что мы смело можем распоряжаться всем и всеми. Во французской Африке люциферианство победоносно водворилось, захватывая даже и соседние немецкие и английские колонии. Не так давно одного из люцифериан-чиновников судили германским судом, смешно сказать, - за превышение власти и жестокое обращение с неграми. По счастью, никому из судей не пришло в голову доискиваться причин "странного" поведения подсудимого, которого наши учёные психиатры поспешили выставить невменяемым, красноречиво доказывая "пагубное" влияние тропического климата на белую расу… Мы много смеялись, читая этот процесс. Наш немецкий единомышленник отделался простым выговором, от которого мы, конечно, могли бы его предохранить, если бы он был "наш" - еврей. Но из-за гоя, хотя и принадлежащего к нашим единомышленникам, не стоило пускать в ход слишком сильные средства. Не так ли? Большинство присутствующих молча кивнули головой, только граф Вреде произнёс спокойно:
- А вы уверены в том, что в этом человеке не было нашей крови?
- Совершенно уверен, - отвечал оратор, - так же, как и в том, что он ни в коем случае не выдал бы наших тайн, сохраняя данную клятву, хотя бы ценою жизни… Это странная, но полезная особенность немецкой скотины, которой мы особенно охотно пользуемся… Но возвращаюсь к моему предложению основать храм масонов, сатанистов, посвящённый будущему "царю земному" - антихристу, в одной из французских заокеанских колоний. Это имеет две несомненные выгоды: обеспечивает нам поклонников, число которых в тех местах теперь уже превышает численность "назореев", и не привлечет внимания гоимов всего мира, с которыми пока еврейство ещё не может справиться, особенно до уничтожения монархов, являющихся самыми опасными врагами нашими, так как вокруг них группируются все верующие в Иешуа Ганоцри и все патриотические животные различных государств.
В ответ оратору поднялся великий раввин Франции, Задок Кан, благообразный старик, не уступающий в наружной "почтенности" раввину Ротенбургу.
- Наш алжирский коллега прав, - подтвердил он. - Я должен признаться, что за последнее время в Париже замечается странное явление. Казавшееся иссохшим старое католическое дерево начало давать новые ростки. Вера в Назорея растёт и ширится. Правда, наряду с ней разрастаются и враждебные католичеству секты, которые мы умножаем с мудрой осторожностью, подготовляя их на все вкусы. Секты и являются первой ступенью лестницы, ведущей в храм Люцифера. Однако, не скрою, что все эти секты пока ещё не в силах победоносно бороться с католичеством. В настоящее время мы работаем с особенным рвением над уничтожением официальной религии. Добиться этого нам удастся через два, три года. До тех же пор, если масонство находит нужным постройку нового храма, то я согласен с мнением предыдущего оратора и советую выбрать для этого Алжир или Мартинику! Все другие колонии либо слишком отдаленны, либо слишком людны, а следовательно и не могут своим значением оправдать крупных затрат на возведение здания, достойного величия всемирного масонства.
- Ставлю вопрос на голосование, - сказал председатель. - Прошу согласных с мнением последних ораторов насчёт выбора подняться с места.
Из двадцати семи присутствующих поднялось двадцать четыре. Остались сидеть только Гольдман, граф Вреде и барон Ротенбург.
- Предложение принято… Выбор места, смета расходов, планы и т. п. предоставляется, по нашим статутам, исполнительному органу всемирного синедриона, т. е. "совету семи". Объявляю заседание закрытым, если кто-либо из членов не имеет особенных вопросов или замечаний…
Мрачно молчавший до сих пор лорд Дженнер внезапно поднялся:
- Прошу повременить одну минуту, барон Джевид… Прежде чем разъехаться, нам предстоит решить ещё один вопрос: следует ли нам отказаться от избранных нами орудий, или продолжать работать для овладения ими?
Со всех сторон устремились вопросительные взгляды на говорящего. Очевидно, большинство не знало, о чем идёт речь.
Председатель поморщился.
- Собственно говоря, вопрос, которого коснулся наш досточтимый собрат, представитель Шотландии, должен решаться в совете семи. Но раз он заговорил о нём здесь, то я не вижу причины скрывать наш план от верховного синедриона… Дело идёт о двух актрисах. Одна из них еврейка, - это Гермина Розен…
- О ней нечего говорить, - поспешно перебил лорд Дженнер. - За её полную покорность отвечаю я.
Насмешливый взгляд пронзительных глаз барона Джевида скользнул по невольно вспыхнувшему лицу своего приятеля. Но голос его сохранил подобающую председателю серьёзность, когда он продолжал давать объяснения по неожиданно поднятому вопросу.
- Тем лучше… Значит, дело идёт только об одной актрисе Бельской. Она русская по рождению, православная по религии и не поддается нашему влиянию, обладая недюжинной силой воли, которую я назвал бы невероятной в столь молодой женщине, если бы не убедился лично в присутствии в ней какой-то странной, очевидно вполне бессознательной, духовной энергии, предохраняющей её вот уже три года от всех наших внушений, простых и гипнотических… Но, повторяю, вот уже три года, как мы наталкиваемся на сопротивление.
- Раз она русская, то это понятно, - холодно заметил Гольдман, прищуривая свои раскосые глазки. - Все эти православные носят на груди знак, получаемый при рождении, и он дает им силу сопротивляться… многому… Я бы посоветовал вам, друзья мои, не вступать в борьбу, могущую стать опасной, из-за такого пустяка, как женщина. Как бы красива и умна она ни была, но найти другую, ещё красивей, не так уже трудно. Начинать же борьбу с символическим знаком, получаемым русскими при крещении, вещь рискованная. Подобная борьба может завести нас слишком далеко…
- Я присутствовал при дебюте этой актрисы и убедился в том, что она чрезвычайно понравилась не только "Кайзеру", но эта русская, к сожалению, очаровала императрицу чуть ли не больше, чем "Кайзера". Следовательно, помешать её приглашению в императорский театр, по слухам уже подписанному, и увлечь её из Берлина куда-нибудь, где мы могли бы распоряжаться, не опасаясь непрошеных вмешательств и любопытства, хотя бы прокурорского, вовсе не так легко.
- Что же, нам признать себя побежденными и оставить какую-то девчонку, назорейку, торжествовать над нами? - вспыльчиво крикнул один из представителей Италии. - Это было бы унижением для масонства столько же, как и для нашей всемогущей Алит.
Гольдман спокойно улыбнулся.