- Сегодня тебя, мой муж, ждет большое отличие. Ты попадешь во все цели, но этого мало, и сегодня ты прославишься из рода в род, пока живы люди. Помни: когда ты попадешь в последнюю цель, на дороге, на трех мулах, покажутся трое: двое на белых мулах, в белом и с белыми опахалами, а третий на пестром, с зеленым опахалом. Как увидишь, немедленно стреляй в них.
- Как? В людей?
Жена покачала головой:
- Это не люди, это дикие люди, - если ты не убьешь их, они съедят всех. Когда убьешь их, разрежь грудь того, который ехал на пестром муле. В груди ты найдешь двух зверьков: никогда с ними не разлучайся, - пусть они будут тебе, как дети.
- Если мне, то и тебе.
- Да, конечно; прощай, мой муж возлюбленный.
- Но зачем же ты так печально прощаешься со мной, - я скоро вернусь.
- Я печальна потому, что одна минута разлуки с тобой все равно, что вечность.
Как говорила жена, так все и вышло.
Стрелок попадал во все цели, а когда спустил стрелу в последнюю, на дороге показались трое на мулах. Двое на белых, третий на пестром. Стрелок натянул свой лук трижды и трижды выпустил стрелу. Каждая попала в сердце каждого из путников.
- Что он делает? Он стреляет в людей?
- Идите и посмотрите, что это за люди, - сказал стрелок и пошел со всеми туда, где упали путники.
Но велик был ужас всех, когда вместо путников увидали трех тигров: двух старых громадных, - самку и самца, и одну молодую тигрицу.
- Какое счастье, что он убил их, иначе бы всем нам грозила смерть.
Пока так говорили, стрелок быстро разрезал грудь молодой тигрицы и, вынув двух маленьких хорошеньких зверьков, спрятал их у себя на груди.
В тот день стрелок получил и "дишандари" и место губернатора.
Но напрасно он искал свою жену, - он никогда не нашел ни ее, ни родителей ее, ни избушки, и даже того места, где стояла избушка.
Прошел год, зверьки подросли немного, когда случилась вдруг война, несчастная для Кореи.
Тогда император назначил стрелка-губернатора главнокомандующим.
- Но я ничего не знаю в военном деле.
- Но ты счастлив, - иди и победи, иначе голову долой.
- Не печалься, отец, - сказали зверьки, - ты победишь.
На Амноке, на двух берегах ее, сошлись войска, - неприятельское и корейское.
В ночь перед сражением зверьки вышли в поля и леса и кликнули всех крыс и мышей:
- Идите на ту сторону в неприятельское войско, перегрызите у них все тетивы и все луки, съешьте их провиант и обувь.
Но войско без оружия, провианта и обуви - не войско, а толпа нищих, и стрелок-губернатор всех их на другой день забрал в плен.
Тем и кончилась война, А губернатор сделался министром.
Что до зверьков, то от них пошло потомство. Теперь зверьков этих везде можно встретить, - их называют кошками.
Хотя теперешние кошки и не говорят, но, помня их происхождение, и до сих пор считают их священными животными и в память их происхождения и спасения от врагов уважают и чтут их.
Воловий труд
Жил-был на свете один писатель Ким. У него было два сына: старший и младший.
В то время как младший знал уже очень много, старший, Ким-Хакки, которому уже было шестнадцать лет, не знал и первых двух знаков азбуки: ха-ныр, тен, таа, ди, что значит небо и земля. При этом небо по-корейски ха-ныр, а по-китайски тен, земля по-корейски таа, а погкитайски ди.
Отец поэтому постоянно бил его и говорил, что он лучше убьет его, чем потерпит позор, что сын писателя останется неграмотным.
- Но чем я виноват, - оправдывался старший сын, - я день и ночь сижу за азбукой - ничего не выходит, мой младший брат целые дни играет, а у него все идет хорошо: это от неба так дано.
- Не от неба, а от твоей глупости, - отвечал отец и сильно бил его.
Наконец однажды отец сказал ему:
- Устали мои руки бить тебя, да и не хватит палок, хотя бы я вырубил весь свой лес. Убить тебя тоже не могу. Но прогнать тебя с глаз моих могу и прогоняю. Иди, куда хочешь. Научишься грамоте - приму тебя, не научишься - не приму.
- Позволь мне остаться у тебя работником, - я трудолюбив и могу работать.
- Не хочу.
- Куда же я пойду?
- Куда хочешь.
Насилу старший сын выпросил, чтоб хоть жену его оставил отец у себя, пока он будет пытать счастья.
- Хорошо, - сказал отец, - пусть живет себе в задней комнате, но пусть тоже не показывается мне на глаза.
Жене же Ким-Хакки сказал:
- Жди меня десять лет. Если через десять лет я не приду, считай меня умершим.
Затем он зашел к своему другу и просил его в случае, если отец прогонит его жену, принять ее и кормить до его возвращения.
Друг обещал, и Ким-Хакки пошел куда глаза глядят.
Шел Хакки, шел и пришел в один город, где под одним окном услышал шум учившихся школьников.
Хакки зашел в школу и рассказал учителю все о себе.
- Это очень жалко будет, если сын такого знаменитого писателя останется неграмотным, - сказал учитель. - Я согласен взять тебя на десять лет и сделать все, что могу. Но не будь в претензии, если я о твою спину изломаю не один сноп палок.
Хакки с радостью согласился, и учение началось.
Между тем жена Хакки жила у тестя в задней комнате, варила себе чумизу и дни и ночи молила небо помочь ее мужу.
Через десять лет без тринадцати дней явился к ней во сне белый старик и сказал:
- Просьба твоя услышана небом, за свое трудолюбие муж твой получит то, о чем просишь ты, добродетельная жена.
В ту же ночь вот что произошло с Хакки:
- Прошло девять лет, одиннадцать месяцев и шестнадцать дней (в Корее лунный месяц двадцать девять дней), - говорил учитель Хакки, - а ты и до сих пор не выучил и первых двух слов. Вот теленок стоит рядом с тобой в стойле, - ему два года, но я уверен, что, слыша постоянно твое "ха-ныр, тен и таа, ди", и он запомнил эти слова.
И учитель, позвав теленка, крикнул ему:
- Ха-ныр, тен!
И вдруг теленок поднял голову к нему.
- Таа, ди!
И теленок опустил голову к земле.
- Видишь? Если теленок умнее тебя, то что я могу с тобой сделать?!
И, избив Хакки в последний раз, учитель приказал ему оставить наутро его дом. И в эту ночь учитель пошел спать к своей семье, в первый раз после десяти лет, так как все это время он спал со своим учеником, заставляя его и по ночам заниматься.
Избитый Хакки долго и горько плакал, пока не заснул.
Когда он заснул, явился к нему во сне белый старик и сказал:
- Ты Ким-Хакки?
- Я, - отвечал Хакки.
- Ты получишь то, чего ты так упорно добивался. Открой рот.
Хакки открыл рот, и старик бросил туда три шарика.
- Проглоти!
Хакки проглотил и проснулся.
По старой привычке он сейчас же схватился за книгу и - о, чудо! Он не только стал читать ее без запинки, но он знал все, что было в этой книге и во всех тех, которые находились в училище.
Он взял в руки кисть - и еще большее чудо. Он стал писать знаки, которых не мог бы написать никто другой в Корее. Он стал составлять фразы, и смысл их стал выходить такой глубокий, как океан, и остроумный, как блеск драгоценных камней.
Тогда закричал он:
- Шенсан-ним, шенсан-ним (учитель, учитель)!
Когда прибежал учитель, счастливый Хакки сказал:
- Теперь экзаменуй меня.
Стал учитель экзаменовать, но Хакки знал много больше учителя.
Тогда учитель бросился на шею к ученику и поздравил его с таким успехом.
А скромный Хакки не скрыл и рассказал, откуда явилось к нему его знание.
После этого Хакки пошел домой и пришел ровно в тот день, когда кончилось десять лет с того времени, как ушел он из дому.
Прежде всего он пошел к жене и после радостной встречи спросил:
- Как обращался с тобой отец?
- Я только раз его видела, но он, увидев меня, закричал, чтобы я ушла с его глаз. Я ушла и больше не видела его.
- В таком случае я не пойду к нему.
- Нет, ты должен идти, потому что отец и мать заменяют нам небо на земле. И идет ли с неба дождь, снег, светит ли солнце, все должны мы принимать без ропота, под страхом вечной гибели. Поэтому иди и поклонись отцу.
Так и сделал Хакки, но отец закричал ему:
- Прежде поклона твоего, прежде, чем ты смел явиться передо мной, ты должен представить доказательство твоей учености.
Тогда Хакки пошел в комнату своей жены и попросил купить ему шелковой материи.
На этой материи он написал рукой дракона несколько прекрасных и глубоких изречений, которые одни обессмертили бы его отца, если бы он мог так писать.
Тогда только отец разрешил старшему сыну прийти и обнять его.
Но после этого Хакки с женою оставили дом отца.
- Отец любил не меня, - сказал он жене своей, - меня такого, какого создало небо, а мои знания. И если бы я не приобрел их чудом, я был бы навсегда чужой для него.
Хакки, выдержав экзамен в Сеуле, поступил на службу, и так как при дарованных ему небом способностях соединял большое трудолюбие и воловье терпение, то мог переносить все несправедливости капризного начальства и в конце концов дослужился до министра.
Тогда он дал хорошее место своему учителю, своему другу, но отцу никакого места не дал, хотя и был всегда почтителен с ним, как и подобает сыну.
Что до младшего брата, то так ничего из него и не вышло. Привыкнув легко, без труда получать все, он в жизни, где, кроме способностей, требуется воловий труд, ничего не успел.