* * *
Люди всегда хотели видеть Бога живущим на земле, чтоб можно было до него дотронуться, увидеть воочию, а заодно и помощи попросить, как просили в своих молитвах: "Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя. Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим…".
Люди веками ждут его пришествия, да никак он не спустится. Наши прадеды ждали, отцы и матери, а теперь и сами ждем - Бога нигде не видно. Самым счастливым он во сне приходит, учит, наставляет. Вот недавно и Аввакуму приснился Всевышний и давай его ругать: "Ты, Аввакум Петрович, зачем с Никоном подрался? Что вы не поделили?".
Аввакум подумал и говорит Спасителю, спустившемуся с небес: "Против церковных обрядов он идет, Преблагий Господи".
"Какая разница - двумя или тремя перстами молиться? - спросил Всевышний. - Церковные книги заставил переписать? Всё равно они как воспевали меня, так и воспевают!"
"Так-то, конечно, так, да и старые книги неплохие были, - попытался защитить себя Аввакум. - Искажать Божье слово - грех, на радость сатане".
"Сатана в вас, двуногих. Грехов ваших и безменом не измерить. Разве ты за женщинами не ухлестывал, протопоп? Ухлестывал! То-то!" - от этих слов Всевышнего по телу Аввакума мурашки забегали.
Тотчас вспомнил, как, живя в Юрьевце, однажды исповедовал женщину. "Вот здесь, - говорила она ему, - каждый день горит", - и расстегнула свою кофту. Не думая о плохом, Аввакум сунул свой огромный нос в ее грудь - а там острые соски, как две голодные сороки. Словно молния прошлась по телу Аввакума. Жена его, Марковна, была беременной, женского тела он давно не ласкал. Поднял красавицу на руки и понес на лавку. Та, видимо, этого и ждала…
А Бог всё видел. Да, зоркие у Него глаза.
Проснулся Аввакум - лоб в поту. "Не к добру это всё, не к добру", - забеспокоился он. И вновь Никона вспомнил. Вначале Никон вел себя по-людски: ставил церкви, в своем доме ежедневно кормил нищих, да и крестился двумя пальцами. И вдруг как бес в него вселился: почувствовав свое высокое положение, начал крушить старое - молитвы, книги, обряды, иконы. И этого, видимо, ему не хватило. Епископами начал тех ставить, кто ему в рот смотрел. Женских ухажеров, краснолицего Павла и горбоносого Иллариона (последнего попы за глаза звали Ларькой) архиереями назначил. Первого в Коломну отправил, друга его - в Рязань. Ивана Неронова, Данилу и Лазаря, отлично знающих все церковные обряды, их молитвы приходили слушать пол-Москвы, разогнал по дальним монастырям простыми монахами. Боялся, видимо, их. Разве Неронов станет молчать, когда над русскими церквами насмехаются греки? Не станет. И он, Аввакум, не станет молчать. Живет на родимой земле - и стиснет зубы?! Не дождутся… Хоть и загнали его мучиться в глухую Сибирь, это не значит, что он умер. Нет, пока жив, будет бороться за веру русскую. Она стоит того. Велика Россия! На пути в Тобольск Аввакум своими глазами видел, какие города и села поднялись, и в каждом то кузнецы, то бондари, то непревзойденные швецы-мастеровые. А как величавы новые монастыри и храмы - взгляда от них не отведешь. Одно плохо - тюрем много. Глядя на них, сердце его сжималось.
* * *
Через неделю Струна пришел к Аввакуму мириться. Боялся, что тот царю напишет. Тепло поговорили, ведь оба московские жители. Под конец беседы Струна поведал ему о купце Каверзе-Бокове, который чуть с ума не сходит. В богатстве он купается, жить бы да жить, а его непонятная болезнь скрутила. От Ондрея Митриевича одни глаза остались. И злее злых он, всех гоняет: жену, детей, своих лекарей.
Как-то однажды о своем колдовском мастерстве Аввакум похвастался перед Струной. Это, видимо, мимо ушей дьяка не пролетело, поэтому сегодня он спросил:
- Не навестим купца?.. Может, ты ему поможешь?
Аввакум долго молчал. Наконец промолвил:
- Мои лекарства - Божье слово, крест животворящий. Против них ни один сглаз не выдержит. Но сразу скажу: от меня мало зависит. Вылечу или нет купца - это как Господь захочет…
Каверза-Боков жил в Нижней слободе. Дом его двухэтажный, из белого кирпича. Из кирпича же сложены и двор, и лавки, и подвалы. Словно пшеничные булки.
- Ондрей Митрич карман денег заплатил за это место, - шагая по широкой улице, рассказывал Струна. Рысака он оставил у церкви, затем Аввакума отвезет домой. - Тобольск от пожаров мается. Пять лет назад две улицы сгорели, огонь пятьдесят домов проглотил.
Встретила их купчиха. С полными бедрами, лицо с решето. Вначале у Аввакума благословение взяла, затем уже шепнула:
- Беда, батюшек он не любит…
Аввакум снял свою шубу и, пропустив мимо ушей сказанное, вперед прошел. Чего с женщиной языком чесать, у баб только волосы длинны, по уму они - кудахтающие куры. Громогласно спросил ее:
- Где он?
- Да вот, - жена взглядом показала на закрытую дверь.
В горницу вошли вдвоем. Аввакум сразу заметил - углы дома пусты: ни икон, ни свеч, ни лампадок. А где же сумасшедший купец? Тот смотрел из-за печки. Ба! Да это тот самый, который недавно на крыльце лавки соболиные меха раздавал. Чертову душу разве вылечить!
- Кто ты, человек-грач, по чьей воле здесь оказался? - купец первым обратился к вошедшему. Зубы его жерновом заскрежетали.
- Я - протопоп Аввакум, которого Патриарх Никон в ваш город выгнал.
- Выгнал?! - растягивая слова, удивился купец. Зорко смотрел, ждал, что же дальше незваный гость скажет. И, словно рубя, бросил: - Ты что, не боишься меня?! Я попов ненавижу. А если тебе в спину… нож воткну?
Аввакум опустился на колени и глазами показал около себя на полу место:
- Встань сюда! Молись, тупомозглый, моли-и-сь!
Каверза-Боков змеей выскользнул из его рук, залез под стол.
- Боюсь креститься, бо-юсь!
- Бога боишься?
- Чер-та, - у купца потекли слезы.
- Сатана, конечно, силен, да Бог над ним стоит, - сказал тихо Аввакум и снова загремел басом: - Душу, вор, душу открой!
Купец обеими руками схватился за рясу протопопа, заплакал с надрывом:
- Вы-тащи! Вы-тащи!..
- Освобожу от черта, если ничего не скроешь. - Аввакум снял с груди крест, сунул его в руки купца. - Откроешь грехи - тогда и боль из души выйдет. Говори!
Каверза-Боков начал рассказывать. Плыл он по Лене-реке на трех стругах зерно продавать. Зерно в минувшую осень из-под Казани привозил. Поднялась буря. Два струга утонули. Третий якуты отняли. Остался мешок кружев. Продал. По кусочку. Три мешка денег набрал. И те украли. Тогда купец стал мстить. Нанял воров, с пищалями набросились на стойбище якутов. Награбленное поделили. Всё потерянное купец вернул. Якуты дружно жили с казаками. Пожаловались атаману. И Каверзе-Бокову пришлось убежать с пустыми руками. Попал со своими подельниками на берег какой-то речки. И там грабили, ни одного живого человека не оставляли. Даже грудных детей убивали. С огромным богатством домой возвратились вшестером. Каждый думал, как остальных обмануть. Однажды купил Боков два кувшина красного вина, туда насыпал яду и напоил своих жадных друзей. Когда те умерли, за ноги оттащил их в реку - всё награбленное ему одному досталось. Кое-что спрятал, сколько можно было вывезти на двух санях - то в Тобольск привез. Дом построил, пушнину покупает. Всё у него есть, а вот черти каждую ночь к нему приходят. Днем ещё ничего, днем он на людях, а вот ночью… И вино не помогает.
Молчал Аввакум, не знал, что говорить, не находил слов. Наконец бросил купцу:
- Каждому - свое!.. Теперь надо грехи искупить.
Каверза-Боков, повесив голову, тихо плакал. До устали молились. Потом Каверза-Боков рвал на себе волосы. Протопоп помазал его святым маслом, а когда за ним на рысаке заехал Струна, с легкой душой сел в сани.
Купец стал ходить в церковь Вознесения. За ним потянулись и другие.
На проповедях Аввакум ругал Никона антихристом, губителем русского духа. Восхвалял старые книги и обряды.
На службу он ездил в лисьей шубе, подаренной ему Каверзой-Боковым. Но спокойной жизни пришел конец: воевода Пашков согнал его с насиженного места, торопил в даурские края.
Глава девятая
Поднявшись из лесной глухомани, коршун чувствовал себя в небе единственным хозяином. Сегодня он второй раз вылетел на охоту: в гнезде без умолку клекочут птенцы, требуют пищи.
Коршун летел, зорко оглядывая окрестности - не промелькнет ли где добыча. Кроме того, он наслаждался полетом. Свобода и синь! Крылья, как тугие паруса, наполнены ветром. Деревья, одетые в зеленые кружева, шепчутся, словно стыдливые невесты, ожидающие кавалеров. Река Истра величаво несет свои прозрачные воды. По ним, как по зеркалу, скользят легкие лодчонки.
Коршун осмотрелся и, сделав плавный круг, полетел в сторону небольшой деревеньки, что притулилась под боком у густого леса. За околицей зеленым шелком полоскались поля. Здесь коршун всегда ловит мышей и перепелов. Может, повезет и сейчас?
Но на пригорке, где вчера под вечер в его когти попалась жирная сорока, он увидел одетых в черное людей. Вначале показалось, что это воронья стая собралась… Нет, цветастую поляну топтали люди. И что им здесь надо?
Взмахнув сильными крыльями, коршун круто повернул и полетел в сторону леса. Только подай голос - застрелят. А его ждут голодные птенцы.