* * *
Было воскресенье, в Благовещенском соборе только-только закончилась заутреня, и Стефан Вонифатьев шел домой. Под своими окнами увидел Патриарха, сердце его дрогнуло. Но он сумел сдержать свое волнение и с благоговением приблизился к Никону, по обычаю приложился к протянутой руке Святейшего, покорно прося благословения. Никон с величайшей важностью проделал это.
Вонифатьев, не так давно бывший соратником Никона по кружку "боголюбцев", не забывал, что он также был и соперником его в обладании патриаршего престола. Кто знает, что думает теперь об этом Патриарх?
Стефан пригласил высокого гостя в дом, усадил в большой горнице под иконами, позвал женщин на стол собрать. Когда жена с кухаркой, кланяясь и шурша черными сарафанами, молча удалились на кухню, стал подобострастно восхвалять Патриарха, почтившего его своим приходом.
- Оставь это, - прервал его Никон. - Тебе ли, учителю нашему и наставнику благоверия, мне похвалу расточать. Наоборот, это я, раб божий, обязан тебе счастьем носить патриарший саккос. Потому и пришел спросить - чем я могу отплатить за твою любовь?
- Святейший! Даже не помышляй об этом. - Старик опять почувствовал, как сильно и тревожно забилось сердце. - Мне всего достает. Вот взгляни, - он повел рукой по горнице, уставленной шкафами с богатой посудой, резными скамьями, покрытыми коврами, богатым иконам в красном углу. - Государь и так наградил меня всякой всячиной. Что ещё мне желать?.. Разве только… - Вонифатьев словно в омут с головой нырнул. - Сделаешь великое дело, если из рук твоих вручишь золотой крест Неронову с Аввакумом и дьякона Федора Иванова иереем поставишь. И моление двуперстное вернешь… Иначе, чую, гибнет церковь православная!
- Нет! - Никон даже вскочил со скамьи. Лицо его в миг переменилось, стало суровым и гневным. - Не исполню твоей просьбы, хоть и чту тебя, как отца Церкви. Не бывать больше двуперстному молению на Руси!
- Как же так, Святейший, - не выдержал, воскликнул Стефан. - Сам-то ты ещё недавно двоеперстно крестился!
- Крестился, это верно. Но кончились те времена. И больше не вернутся. Церковный Собор утвердил троеперстное крестное знамение. Государь тоже стоит за это. Вместе с греческими Патриархами одобрил и другие перемены: хождение во время крещения против солнца, пение аллилуйи трегубую, а не сугубую, замену земных поклонов на поясные и, наконец, исправление богослужебных книг.
- Но ведь так мы всю веру православную разорим. Всё, на чем она стояла, разрушим. Так молились святой Филипп, преподобный Иосиф Волоцкий, Патриарх Гермоген. Значит, и от них отказаться?
- Мы ничего не разрушаем, святой отец! Как была наша вера православной, так и останется. Только различия в символах веры между нашей и греческой церковью надобно устранить. Нельзя жить в мире и согласии, пока не будет единства веры.
- Значит, веру в Господа можно подстраивать под свои мирские потребности? Это же ересь, прости, Господи!..
- Христову церковь никак не отделишь от земного существования. - Сказал это Никон и вышел вон из горницы, не оглядываясь и не прощаясь.
У крыльца, садясь в легкую повозку, столкнулся с теми, за кого просил его царский духовник: с Аввакумом, Нероновым, Федором Ивановым и Лазарем.
"Ну, слетелось воронье в одно гнездо!" - оскалил зубы Никон и велел вознице гнать лошадей.
Пара гнедых быстро домчала его в Кремль. За повозкой еле успевали трое верховых стрельцов. Дома Патриарха ждал Ртищев, главный постельничий царя.
- Давненько ждешь, Федор Михайлович? - ласково спросил Никон.
- Только вошел, святейший. За советом к тебе явился. В прошлом году я привез из Малороссии певчих для Андреевского монастыря. Покойный Иосиф не разрешал никаких иных песнопений во время служб. Однажды за это Стефана Вонифатьева проклял.
- Так ему и надо. До сего дня не может принять новое моление.
- Так-то оно так, да многие не знают, как пострадал от этого "нового" архимандрит Сергиево-Троицкого монастыря Дионисий. Службу вел по греческому чину. Так митрополит Иона позвал его в Москву, четыре дня держал взаперти, а на пятый приказал привязать Дионисия к хвосту лошади и таскать его по улицам.
- Слыхал про это, слыхал, - холодно отозвался Никон и добавил зло: - Враги как только нас не оболгали! Весь народ взбаламутили, не разобравшись, где правда.
- Вот в том и зло всё. Темен народ, зло на нас держит, еретиками называет.
- Аль боишься, Федор Михайлович, за певчих на лошадином хвосте покататься?..
- Упаси Бог, Светлейший! Я ж как лучше хотел…
- Ладно, ступай с миром, никто тебя не тронет. А певчих твоих я слышал - их голоса за душу берут…
Когда Ртищев ушел, Арсений Грек, бывший в соседней комнате и всё слышавший, сказал Никону:
- Святейший! Нельзя отступать нам! Если прекратим выпуск новых книг, то никогда не добьемся союза с Украиной. Мне не веришь - спроси у Артамона Сергеевича Матвеева, он в нашей типографии следит за печатаньем новых книг. Все восхищается плодами разума.
После огорчительной беседы с Вонифатьевым и мелочных сомнений Ртищева Никону захотелось пролить "бальзам на раны" души, и он велел позвать Матвеева, чтобы вместе с ним порадоваться успешными результатами книгопечатания. Однако вместо утешения Патриарх получил новую головную боль. Артамон Сергеевич, служивший в Посольском приказе, поведал неприятную новость:
- Помнишь, святейший, как два года назад в Польшу ездили боярин Григорий Пушкин и дьяк Гавриил Леонтьев? Они возили жалобу королю Яну Казимиру на его печатников, порочащих в своих книгах московского Государя. Казимир обещал все те книги предать огню. Но теперь стало известно, что в Польше и Ливонии ходят те книги. Многие были тайком ввезены в нашу страну. Король, видно, решил посмеяться над нами.
- А что по этому поводу Богдан Хмельницкий говорит? - взволнованно спросил Никон.
- Малороссия разорена войной. Кровь рекой льется. Хлеб сеять некому, травы косить некому. Гетману не до книг.
- Из Киева какие вести?
- Хуже не бывает. Радзивилл город на разграбление отдал. В церкви Богородицы, что в Посаде, конюшни устроили. Из Печерского монастыря все иконы и утварь выкрали.
- Спаситель! Прости грехи наши, не ведаем, что творим! - воскликнул Никон. - Неужели правда это?
- Да, Святейший, истинная правда. По велению Богдана Хмельницкого нам Выговский обо всём написал. Просят Алексея Михайловича взять их под свою руку, иначе придется искать защиты у турецкого султана. Казаки не хотят стать ляховскими рабами.
Никон давно уже встал со своего места и ходил из угла в угол, нервно перебирая в руках четки и обдумывая что-то. Наконец сел и в наступившей тишине громко сказал:
- Завтра соберем боярскую думу. Ты там, Артамон Сергеевич, обо всём этом и поведай боярам.
* * *
После ухода Никона настроение Стефана Вонифатьева совсем упало. Тут и явившиеся сотоварищи ещё больше разожгли его злость на Патриарха. Разговор их, как всегда, первым начал протопоп Аввакум. Столкнувшись с заклятым врагом во дворе, он потерял душевное равновесие и уже не мог говорить спокойно:
- Патриарх нам новую подножку ставит, - почти в бешенстве кричал он. Изба дрожала от его мощного голоса. - Третьего дня в Успенском соборе опять как пес цепной на священников кидался. Винил их и в лености, и в безграмотности, и в старых привычках…
- Что и говорить, всех он нас обидел, - подхватил Неронов. - Только и знает пальцем тычет: "Все вы, попы, пьяницы и развратники!"
- Я вам давно говорил: еретик он! Самый что ни на есть еретик! - тряхнул нечесаной гривой дьякон Федор, левая рука Вонифатьева. - Еретик вроде Лютера. Я учился в Сергиевой лавре у самого Логгина. Он ещё при Шуйском был хозяином печатного дела. Такой опыт имеет… А этот мужик возомнил, что лучше святые книги делать может.
- Правда твоя, Федор! - поддержал его Стефан Вонифатьев. - Мы сами главы церквей, у каждого, считай, свои храмы и приходы. Лазарь - в Зюзине хозяин, Данила - в Костроме, Логгин - в Муроме, Никита - в Суздале. Да и среди архиереев у нас друзья имеются. Пусть Никон на нас руку не поднимает.
- Знаю я, какая заступница у нас появилась на Москве, - впервые вступил в разговор Лазарь. - Боярыня Федосья Прокопьевна. Очень смело за старую веру стоит, благочестивица.
- Ее бы в наши ряды ввести. Она бы многих боярских жен на нашу сторону перетянула, - высказал свою мысль Вонифатьев. Ему, царскому духовнику, лучше всех известно, как много значат для успеха дела богатство и связи.
- Как и предсказывали апостолы в Священном писании, времена антихриста настали! - вскричал Аввакум. - Знамения ждите, святые отцы!.. А боярыне Морозовой ты, Лазарь, так скажи: костьми ляжем, но рушить старые устои не позволим. Веровали и будем веровать по тем книгам священным, кои Петр, Филипп и Иов писали.
Аввакум позвал Лазаря в боковую комнатку-кладовку. Она была полным-полна старых икон в золоченых окладах. Их собрали по храмам, когда никониане развесили там новые.
- Придет время, опять их на прежние места вернем, - обещал Аввакум Лазарю.
Когда заговорщики уходили, Вонифатьев, крадучись, следил за ними из окна горницы, боялся, не видят ли соседи его гостей.