— С Бешеным вчера поругались…
— Чего он хотел?
— Да ну его в задницу! За последние дни совсем трёкнутым стал! Не обращал внимания?
— По-моему, он всегда одинаковый.
— Вспомни, каким он был, когда в начале девяносто четвертого к нам пришел.
— Я тогда на «гражданке» вкалывал.
— Ах да, я и забыл! С ним, вообще-то, темная история. Из внутренних войск он уволился, почти год где-то болтался, а потом его неведомо каким образом восстанавливают в органах, и сразу — на командирскую должность. Ишь, какой незаменимый! Где-то у него есть мохнатая лапа, но, что интересно, никто не знает какая. То ли в мэрии, то ли еще где повыше. Я так думаю, через жениных родственничков. Ты их никогда вместе не видел?
— Родственников?
— Быка с женой. Блин, никогда бы не подумал: она им вертит как хочет, он ей в рот заглядывает и пыль сдувает. Папа, я так понял, у нее непростой… А вот и она!
— Жена?
— Кольская! Подожди чуток…
Красная «девятка» неспешно катилась по двору навстречу засаде. Кольская сидела рядом с шофером, разложив сиденье и выставив над «торпедой» колени, курила в боковое окошко. «Ауди» Волгина, припаркованная среди других машин, ее внимания не привлекла; Родионов вылез, постоял у машины, оправляя помятый пиджак, и пошел к подъезду. Высокий и седой, с обветренным красным лицом и торчащей из кармана бутылкой, он напоминал алкаша, которого «разводят» на квартиру, и Кольская, стрельнув в него пренебрежительным взглядом, опасности не ощутила.
— Чао, дорогой! — Чмокнув водителя в щеку, она нагнала опера у двери парадной и взвизгнула, когда он, отступив в сторону, крепко схватил ее за локоть: — Ты чо, козел?
— Спокойно, уголовный розыск.
— Какой розыск? Пусти руку, урод! Водитель тоже купился и вместо того, чтобы дать по газам, вылетел из машины с твердым намерением отоварить подозрительного субъекта. Кольская обернулась, ища поддержки, и тот ускорил шаг, одновременно опуская руку за пазуху, но Волгин был уже рядом, руку перехватил, коленом в промежность расслабил его, сделал подсечку и зафиксировал на запястьях «браслеты». Кольская побледнела и на миг прекратила брыкаться, но тут же впилась зубами в предплечье Родионова и изо всех сил наступила каблучком ему на ногу. Родионов ногу убрал и добычу не выпустил; девушка притихла и с бессильной яростью наблюдала, как мент достал из ее кармана красно-желтый футляр из-под детской игрушки.
— Куда пихаешься, сука? Не мое это, понял? Сам подбросил.
— Посмотрим.
— Чо смотреть будешь, дятел? Хер чего докажешь!
— Попробуем, — Родионов опустил футляр обратно в карман и затянул «молнию».
В его усталом голосе было столько убежденности, что Кольская заткнулась и всю дорогу до отделения хранила молчание, отвернувшись к окну и пряча наручники под манжетами куртки.
В дежурной части оформили протокол изъятия, подписывать который Кольская отказалась:
— Ничего не скажу без адвоката.
— И не надо, — там у тебя грамма четыре, а для уголовного дела и десятой части этого хватит, — Родионов пожал плечами. — Думаешь, кто не признается, тот не садится? Тем более что мы задержание на видеопленку фиксировали, тут хоть молчи, хоть кричи — не отвертишься.
У водителя оказалась обрезанная милицейская дубинка, ответственности за ношение которой законом не предусмотрено. Тем не менее Волгин отправил его в камеру. Сделать из него соучастника перевозки героина, скорее всего, не удастся, а вот свидетель по уголовному делу получится. Время для работы было: раз задержаны вместе, то и справки эксперта о том, наркотик это или нет, будут дожидаться вдвоем.
— Может, договоримся, командир? — шепотом предложила Кольская, когда рядом никого не было. — На хрена тебе все это надо?
— Это нужно не мне, это нужно Франции.
— Ты же знаешь, я сама не ширяюсь. Скажешь — и я больше к этой гадости и близко не подойду.