* * *
13 декабря. Ура! Ура! Ура! "В последний час": "Поражение немецких войск на подступах к Москве!" Наши остановили немцев и перешли в контрнаступление. Освободили Солнечногорск, Истру, десятки других населенных пунктов. Уничтожено массу техники, разбито много дивизий. Выстояли все-таки, выстояли, не отдали Москву, а теперь гонят немцев! И как гонят! Скоро прибудут раненые - уже "наступающие". Возможно, их будет много.
А на дворе -27°! Но нашим солдатам мороз не страшен. Еще не видел ни одного обмороженного. С утра хожу по палатам и поздравляю раненых. Они уже знают и тоже ликуют. И их кровь влита в эту победу.
- По сто грамм надо, товарищ военврач!
Надо бы, верно… Но есть строгие приказы. Может, дать вина для тяжелых? Нет, нельзя - обида.
Смагин лежит с высокой температурой, но веселый, даже торжественный. - Не зря! Главное, не зря я без руки остался. Теперь скорее поправиться, скорее!
Думаю: "Еще и без ноги можешь, и вообще можешь умереть". Мы лечим его всеми средствами годинской школы.
Теперь мы все устремлены вперед. Скоро поедем! Не знаю, куда двинемся. Мы теперь фронтового подчинения. Не важно - нужно работать. Хорошо работать!
Сводка опять отличная. Взяли Клин и Ясную Поляну! Наступают на нескольких фронтах сразу: на Таганрог, на Калинин, на запад от Ельца и, главное, под Москвой. В газетах портреты Жукова и других генералов - наверное, командующие армиями.
Япония напала на Соединенные Штаты, разгромила военную базу на острове Пирл-Харбор. Потери у американцев большие. Рузвельт объявил войну. Говорят, что это выгодно для нас, что теперь мы будем союзниками..
* * *
Кретин и дурак я. И не мне руководить хирургией в госпитале. "Плохо, Николай Михайлович, очень плохо". Так сказал Бочаров, больше ничего не прибавил. Только что пришел со вскрытия, лежу на кровати, перебираю всё в памяти. Где я ошибся? Почему? Первое - раненый долго ждал перевязки. Не было должной сортировки. Успокоились, что все раненые примерно одинаковые…
Красноармеец Георгиев, 24 года. Ранен четыре дня назад - в наступлении. В наступлении! И все ему сделали правильно сначала - до нас. В сортировке с шести утра, температура - 38,2°. На перевязку попал только в два часа дня. Значит, не расспросили, он пожаловался бы. На стол положили сильного парня, с отросшей черной бородкой на бледных щеках. Когда развязывали, кричал от боли. Вид у раны был безобидный… Точно помню. Но голень отечна. Повязка, шина, в палату. Ничего не заметили. Значит, не сумел заметить! Или плохо смотрел? Перевязки продолжались. Очередь в сортировке была большая, и мы спешили. Нельзя, значит, спешить. Нет… спешить нужно, но сортировать… А, все это - пустые разговоры. Нет опыта…
Дальше была ошибка. Палатная сестра пришла часа через три и попросила Лизу зайти посмотреть: "Георгиев беспокоен, срывает повязку, кричит!" Я услышал, сказал: "Сделать ему морфий. Он просто невропат…" Именно я виноват, потому что иначе докторша сходила бы, может, что-нибудь и нашла бы… Это было в шестом часу. В восемь сестра снова пришла - не помог укол. "Кричит, что повязка давит! Постоянно воду пьет, мечется…"
Глава шестая
ПОДОЛЬСК
Как долго длятся эти переезды. Вчера, 7 января, мы, наконец, приступили к работе. И какая работа! Нам отвели три верхних этажа госпиталя, что в школьном здании. Профиль - "средняя тяжесть". На первом этаже расположился эвакопункт - он сортирует всех поступающих: кого в ГЛР, кого в спецгоспиталь для тяжелых, остальных - нам.
За неделю многое изменилось. Уже нет терапии, вместо нее - второе хирургическое отделение с новым начальником. Кандидат медицинских наук Залкинд, мой старый знакомый по Архангельску. Был ассистентом на факультетской хирургии, где я пробыл два месяца перед тем, как сбежать совсем. Ученик Бурденко, нейрохирург. Интересный человек, книголюб, эрудит. Курит трубку и оттопыривает нижнюю губу. Увы - он назначен ведущим хирургом.
Бочаров сказал:
- Иначе нельзя. Он кандидат, а вы еще молоды. Но он не будет вами командовать, вы будете совсем самостоятельны, со своим профилем… Обещаю вам.
Бог с ним. Дело не в звании - так я себя утешаю. Важно, чтобы работать самостоятельно.
Залкинд и я руководим бригадами, каждая обслуживает по сто пятьдесят раненых. Работаем по двенадцать часов. Живем в бывшем роддоме. Ничего живем, удобно. Сплю на высокой родильной кровати.
Сегодня наша смена. Торопимся утром в госпиталь с Линой и Лизой - они, естественно, в моей бригаде, так же, как Зоя и Тамара. А Канского у меня забрали.
Холод адский. Пускай, фрицев нужно морозить. Раньше в нашей северной деревне так морозили тараканов. Около госпиталя стоят две открытые полуторки и автобус. Санитары снимают с них носилки. Слышу монотонные слова-стоны:
- Ой, скорее; скорее!.. Ой, холодно!
Главный приемник ЭП - физкультурный зал ("вокзал") - вмещает до двухсот человек. Середина заставлена носилками. Вдоль стен и в проходах сидят. Справа у входа регистрация - стол, фельдшер в окровавленном халате. Все заполнено по завязку. Очумелый, заросший, опухший военврач ходит между рядами и сортирует. С ним сестра, еще несколько санитаров разносят питье, еду, судна. Гул голосов, дым махры, света мало - окна заделаны фанерой, горит лампочка под потолком. Я бодренько спрашиваю:
- Ну, как обстановка, доктор?
- Что, не видишь? Если к полудню летучка не придет - друг на друга ставить будем. Ты на смену? Забирай вот этих, правый ряд. Свеженькие, из армии…
Ординаторская еще свободна от носилок, и там собрались наша и ночная бригады. Залкинд сидит со своей трубкой, важный, прямой, как гусь.
- Устал, знаешь… Человек пятьдесят перевязали… Ты посмотри, пожалуйста, новых.
Пятьдесят - это мало, я знаю, но не положено спрашивать и советовать. Мы все-таки мужчины.
- Пошли, девчата!
Машина закрутилась. Лина, Лиза в перевязочную - обрабатывать новых, я в обход - сортировать. Первое - отобрать на эвакуацию. Нужны места, ЭП задыхается. Отправлять в хорошем состоянии, с хорошими повязками. Отмечать: "Лежа", "Сидя". Второе - на перевязку, не пропустить газовую, кому надо - гипс. Да, Бочаров уже требует гипс, хотя нам совсем не до него - барахтаемся в потоке раненых, в постоянном цейтноте, кризисе мест. "Вы госпиталь! И сейчас не русско-японская война". Все понимаю, но как охватить?
У нас вид приличий. Кровати, белье, халаты. К сожалению, это внешне. Моем только тех, кто задерживается, потому что пропускник забит ранеными.
Полегчает - разберемся. "Когда полегчает, уедем, - так сказал Бочаров. - Наступать".
Раненые не тяжелые, но большинство лежачих. Ранения мягких тканей и переломы голени, стопы. А обмороженных по-прежнему нет. Это при таком-то морозе, при наступлении, когда нет блиндажей и окопов, когда села сожжены. Да, интенданты молодцы!
А вот вши - есть. Не так много, сам не вижу, но сестры говорят, что есть. Вещи прожариваем. Того и гляди, сыпной тиф, как в гражданскую был.
Перевязки. Принести раненого на носилках, положить на стол - двое санитаров-носильщиков. Развязать бинт, шину, салфетки - обнажить рану. Если перевязка первая после операции, обработки раны, марля приклеилась, больно. Можно перекисью смочить и медленно-медленно отдирать от кожи. Хорошо, но очень долго. Времени нет. Можно рывком - без предупреждения.
- Что ты делаешь, холера!.. Что ты рвешь! Отмочить нужно…
Тамара - мастер уговаривать, взывать к мужскому терпению.
- Ты потерпи, родной, потерпи… Я сразу сниму, немножко больно будет, но зато быстро… А так, если отмачивать, - и больно, и долго. Хорошо? Ты же солдат, потерпи.
Зоя стоит у стерильного стола в стерильном халате и перчатках, по всем правилам.
Все операции я делаю сам - это быстрее. Маленькие рассечения - под местной анестезией, большие - под наркозом. Оперируем примерно каждого пятого. Радикальные иссечения уже явно опоздали - вторые-третьи сутки идут. Но рассекать необходимо. Газовой пока нет. Зимой микробов меньше. О гипсах: для глухих повязок условий нет - во-первых, времени требуют, во-вторых, эвакуацию задерживают. За прошлый день наложили всего четыре - три на голени и на плечо с жилеткой. Но есть паллиатив - гипсовые лонгеты как транспортная иммобилизация улучшенного качества. Не вижу особого смысла, но требует Бочаров. Так и крутим:
- Санитары! Стол пустует! Живее!
- Варя, лонгету на голень!
- Зоя, все для иссечения, под местной!
- Тамара, наркоз!
- Лиза, запиши: "Кириллов. Слепое пулевое ранение средней трети левой голени, с переломом большебериовой кости, осколчатым. Отек. Рана 3×0,8, не обработанная. Операция. Рассечение: разрез 9 см до кости. Удалены свободные костные осколки - 2. Пуля не найдена. Повязка с хлорамином. Шина Крамера до паха. Эвакуация - "лежа". Перед эвакуацией посмотреть. Все. Следующий?
Периодически в перевязочной появляется кипящая Любовь Владимировна:
- Николай Михайлович! ЭП требует принять еще восемь лежачих. Положить некуда. Говорят, все равно принесут. Что делать?
- Что делать?! Почем я знаю что! Кладите по двое!
- Но это ужасно!..
И так часов до четырех, пока обед не принесут. К восьми вечера приходит другая бригада. После ужина и уборки перевязочной, часов в девять, они вступают на главную линию, а мы отправляемся на вечерний обход и начинаем несрочные повторные перевязки. Возвращаемся в свой роддом в час или два ночи. Бредем по морозу и снегу, чуть живые, но удовлетворенные. Хотя всех дел не переделать и что-то до утра осталось, но не срочное.