Казалось, долине не будет конца, но беспокойство подхлестывало, и к закату Влад вышел на берег Большой Мойвы.
– Да Ленька я, Шалов, открывай!
Женщина уронила что‑то на пол в темных сенях, лязгнула засовом.
– Здрасьте, вечер добрый, – осклабился Шалый. – Не ждали?
Пожилая крестьянка отступила вглубь, потеряв дар речи.
– Не признали меня, что ль?
– Отчего ж… Входи, входи, Леня! – растерянно заговорила она, оглядываясь в поисках не то иконы, не то чего‑нибудь тяжелого. – Ты… ты как к нам… в командировку или как?
– Да не, я тут неподалеку на трассе обломался. Вызвал аварийную, покуда приедут – дай, думаю, зайду. Поесть чего дадите?
Женщина метнулась на кухню, застучала кастрюлями, словно обрадовавшись, что нашлось занятие, за которым можно спрятать испуг.
– Как живете‑то? Ничего? – походя спросил Шалый, разглядывая себя в зеркале. Щетина, запавшие глаза, черные разводы на лбу и на щеках, солома в волосах, изорванная, перепачканная джинсовая рубаха способны были испугать кого угодно. Сразу понял, что Катря в сказку о поломке не поверила.
– Ничего живем, как все, – ответила она. – Тебя‑то что на похоронах Василя не было?
«Знает, – понял он. – Раз была в Могилеве, значит, про все знает!»
– Припозднился, не успел, – отбрехался, поморщившись: разговор продолжать не хотелось – поесть бы да уйти поскорей.
Она высыпала в миску теплую еще бульбу, поставила сметану в горшке и, опустившись на лавку, сочувственно посмотрела на родственника:
– Ну и как ты теперь‑то? Куда?
– Там видно будет. Спрашивали обо мне?
– А то как же! Милиция тебя ищет, Ленька. Везде ищет. Перевернул машину‑то с людьми – зачем убег? Надо было пойти повиниться.
Он навалился на еду – так голодный волк, случайно забредший на подворье, торопится набить брюхо до расправы. Далекая тетка и раньше была для него не более чем предметом.
– Дядя Павел где?
– Вышел. Не знаю, спала я, – она с беспокойством провела глазами по черным стеклам окошек.
…Хозяин слышал из хлева, как скрипнула калитка, чей‑то голос попросил впустить; ополоснув в корыте руки, поспешил с вилами наперевес к дому. Здесь, на отшибе, к ним захаживали нечасто, особенно в такое время суток. Осторожно заглянув в окно, он увидел перемазанного, заросшего мужика. Жена беспокойно оглядывалась по углам.
«Ленька! – сообразил наконец. – Ленька‑бандит! Ховается, видать, от властей».
Леньку он за человека не считал.