Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - Сибиряк Собрание сочинений. Том 9. Хлеб. Разбойники. Рассказы стр 4.

Шрифт
Фон

- Вот так фунт! - ахнул Харитон Артемьич, не вполне доверяя словам странного человека. - Слыхивал я про твои чудеса, Михей Зотыч, а все-таки оно тово…

- Ладно… Мне с тобой надо о деле поговорить.

- Пойдем в горницы… Ну, удивил!.. Еще как Лиодорка тебе шею не накостылял: прост он у меня на этакие дела.

- Кормильца вырастил, - ядовито заметил Колобов, поглядывая на снявшего папаху Лиодорку. - Вон какой нарядный: у шутов хлеб отбивает.

- Ох, и не говори!.. Один он у меня, как смертный грех. Один, да дурак, хуже этого не придумаешь.

- Один сын - не сын, два сына - полсына, а три сына - сын… Так старинные люди сказывали, Харитон Артемьич. Зато вот у тебя три дочери.

- Наградил господь… Ох, наградил! - как-то застонал Харитон Артемьич, запахивая халат. - Как их ни считай, все три девки выходят… Давай поменяемся: у тебя три сына, а у меня три дочери, - ухо на ухо сменяем, да Лиодорку прикину впридачу.

Теперь все с удивлением оглядывали странного гостя: кучера, стряпка, Лиодор, девицы с террасы. Всех удивляло, куда это тятенька ведет этого бродягу.

- Как он сказался по фамилии-то? - спрашивал Лиодор кучера.

- Коробов али Колобов, - не разобрал хорошенько.

- Вот так фунт! - удивился в свою очередь Лиодор. - Это, значит, родитель женихов-то, которые наезжали на той неделе… Богатеющий старичонко!

Стряпка Аграфена услыхала это открытие и стрелой ринулась наверх, чтобы предупредить "самое" и девиц. Она едва могла перевести дух, когда ворвалась на террасу, где собрались девицы.

- Барышни… родные… Ведь этот странник-то… странник-то… - бормотала она, делая отчаянные жесты.

- Да вон он с тятенькой у крыльца остановился… Сестрицы, тятенька сюда его ведет!

- Барышни… ох, задохлась! Да ведь это женихов отец… Два брата-то наезжали на той неделе, так ихний родитель. Сам себя обозначил.

Все девицы взвизгнули и стайкой унеслись в горницы, а толстуха Аграфена заковыляла за ними. "Сама" после утреннего чая прилегла отдохнуть в гостиной и долго не могла ничего понять, когда к ней влетели дочери всем выводком. Когда-то красивая женщина, сейчас Анфуса Гавриловна представляла собой типичную купчиху, совсем заплывшую жиром. Она сидела в ситцевом "холодае" и смотрела испуганными глазами то на дочерей, то на стряпку Аграфену, перебивавших друг друга.

- Женихов отец, мамынька, приехал… Колобов старик.

- Не приехал, а пешком пришел. С палочкой идет по улице, я сама видела, а за плечами котомка.

- Дайте мне словечушко вымолвить, - хрипела Аграфена, делая умоляющие жесты. - Красавицы вы мои, дайте…

- Молчите вы, девицы! - окликнула дочерей "сама". - А ты говори, Аграфена, да поскорее.

- Ох, задохлась!.. Стряпаю я это даве утром у печки, оглянулась, а он и сидит на лавочке… Уж отколь он взялся, не могу сказать, точно вот из земли вырос. Я его за странного человека приняла… Ну, лепешки у нас к чаю были, - я ему лепешку подала. Ей-богу!.. Прикушал и спасибо сказал. Потом Никита с Ахметкой вертелись в куфне и с ним што-то болтали, а уж мне не до них было. Ну, потом кучера ушли виноходца нового выводить, а он в куфне остался. Подсел к окошечку и глядит на двор, как виноходец артачится… Я еще чуть не задавила его: он в окошке-то, значит, прилег на подоконник, а я забыла о нем, да тоже хотела поглядеть на двор-то, да на него и навалилась всем туловом.

- Ах, батюшки! - застонала Анфуса Гавриловна, хватаясь за голову. - Да ведь ты, Аграфенушка, без ножа всех зарезала… Навалилась, говоришь?.. Ах, грех какой!..

- Мамынька, зачем же он в куфню забрался? - заметила старшая дочь Серафима. - Ты только посмотри на него, каков он из себя-то. На улице встретишь - копеечку подашь.

- В том роде, как бродяга али странник, - объясняла Аграфена в свое оправдание. - Рубаха на нем изгребная, синяя, на ногах коты… Кабы знатье, так разе бы я стала его лепешкой кормить али наваливаться?

- Ну, ну, ладно! - оборвала ее Анфуса Гавриловна. - Девицы, вы приоденьтесь к обеду-то. Не то штоб уж совсем на отличку, а как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежево платье одень, а ты, Серафимушка, шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярманки привез… Ох, Аграфена, сняла ты с меня голову!.. Ну, надо ли было дурище наваливаться на такого человека, а?.. Растерзать тебя мало…

Младшие девицы, Агния и Харитина, особенно не тревожились, потому что все дело было в старшей Серафиме: ее черед выходить замуж. Всех красивее и бойчее была Харитина, любимица отца; средняя, Агния, была толстая и белая, вся в мать, а старшая, Серафима, вступила уже в годы, да и лицо у нее было попорчено веснушками. Глядя на дочерей, Анфуса Гавриловна ругала про себя хитрого старичонка гостя: не застань он их врасплох, не показала бы она Харитины, а бери из любых Серафиму или Агнию. Уж не первому жениху Харитина заперла дорогу, а выдавать младшую раньше старших не приходится.

IV

- Я тебе наперво домишко свой покажу, Михей Зотыч, - говорил старик Малыгин не без самодовольства, когда они по узкой лесенке поднимались на террасу. - В прошлом году только отстроился. Раньше-то некогда было. Семью на ноги поднимал, а меня господь-таки благословил: целый огород девок. Трех с рук сбыл, а трое сидят еще на гряде.

- Ваши-то запольские невесты на слуху, - поддакивал гость. - Богатые да щеголихи. Далеко слава-то прошла. По другим местам девки сидят да завидуют запольским невестам.

- Уж это што говорить: извелись на модах вконец!.. Матери-то в сарафанах еще ходят, а дочкам фигли-мигли подавай… Одно разоренье с ними. Тяжеленько с дочерями, Михей Зотыч, а с зятьями-то вдвое… Меня-таки прямо наказал господь. Неудачлив я на зятьев.

Гость ничего не отвечал, а только поджал свои тонкие губы и прищурился, причем его сморщенное обветрелое лицо получило неприятное выражение. Ему не поправился разговор о зятьях своею бестактностью. Когда они очутились на террасе, хозяин с видимым удовольствием оглянул свой двор и все хозяйственные пристройки.

- Хорош дворик, - вслух полюбовался гость. - А што в амбарах-то держишь?

- А разное, Михай Зотыч: и семя льняное, и кудельку, и масло.

- Вот это ты напрасно, Харитон Артемьич. Все такой припас, што хуже пороху. Грешным делом, огонек пыхнет, так костер костром, - к слову говорю, а не беду накликаю.

- Покедова бог хранил. У нас у всех так заведено. Да и дом каменный, устоит. Да ты, Михей Зотыч, сними хоть котомку-то. Вот сюда ее и положим, вместе с бурачком и палочкой.

Гость охотно исполнил это желание и накрыл свои пожитки шляпой. В своей синей рубахе, понитке и котах он походил не то на богомольца, не то на бродягу, и хозяин еще раз пожал плечами, оглядывая его с ног до головы. Юродивый какой-то.

- Што, на меня любуешься? - пошутил Колобов, оправляя пониток. - Уж каков есть: весь тут. Привык по-домашнему ходить, да и дорожка выпала не близкая. Всю Ключевую, почитай, пешком прошел. Верст с двести будет… Так оно по-модному-то и неспособно.

- Шутки шутишь, Михей Зотыч, - усомнился хозяин. - Какая тебе нужда пешком-то было идти столько места?

- А привык я. Все пешком больше хожу: которое место пешком пройдешь, так оно памятливее. В Суслоне чуть было не загостился у твоего зятя, у писаря… Хороший мужик.

Одно имя суслонского писаря заставило хозяина даже подпрыгнуть на месте. Хороший мужик суслонский писарь? Да это прямой разбойник, только ему нож в руки дать… Живодер и христопродавец такой, каких белый свет не видывал. Харитон Артемьич раскраснелся, закашлялся и замахал своими запухшими красными руками.

- И как он обманул меня тогда дочерью-то, когда, значит, женился на Анне, ума не приложу! - упавшим голосом прибавил он, выпустив весь запас ругательств. - Дела тогда у меня повихнулись немножко, караван с салом затонул, ну, он и подсыпался, писарь. А дочь Анна была старшая и в годках, за ней целый мост их, девок, - ну, он и обманул. Прямой разбойник… Еще и сейчас с меня приданое свое справляет и даже судом грозил. Я бы ему на свои деньги веревку купил, только бы повесился… Вот какие у меня зятья! Да и низко мне с писарями родню-то разводить. Што такое писарь? Приехал становой: "А ну-ка, ты, такой-сякой…" И сейчас в скулу. А я в первой гильдии.

- Всякие и писаря бывают.

- Да стыдно мне, Михей Зотыч, и говорить-то о нем: всему роду-племени покор. Ты вот только помянул про него, а мне хуже ножа… У нас Анна-то и за дочь не считается и хуже чужой.

- Это уж напрасно, Харитон Артемьич. Горденек ты, как я погляжу. И птица перо в перо не родится, а где же зятьев набрать под одну шерсть?

Взглянув на двор, по которому ехал Лиодор верхом на своей лошади, старик подбежал к перилам и, свесившись, закричал:

- Ты это опять куды наклался-то, непутевая голова?.. Который это день музыку-то разводишь? Я до тебя доберусь!.. Я тебе покажу!..

- К Булыгиным, - коротко ответил Лиодор, свешиваясь в седле по-татарски, на один бок.

- Ах, аспид! ах, погубитель! - застонал старик. - Видел, Михей Зотыч? Гибель моя, а не сын… Мы с Булыгиным на ножах, а он, слышь, к Булыгиным. Уж я его, головореза, три раза проклинал и на смирение посылал в степь, и своими руками терзал - ничего не берет. У других отцов сыновья - замена, а мне нож вострый. Сколько я денег за него переплатил!

- В годы войдет - образумится.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке