- Успокойся, хватит и того, что ты рассказала, - остановил ее Ниидэ. - А что сталось с матерью?
О-Куни отняла ладони от рта и рассеянно поглядела на него.
- Умерла, - безразлично ответила она. - Вскоре после той ночи мать ушла из дому. А спустя пять лет муж сообщил, что она при смерти, но видеть меня не желает. За все эти годы она ни разу не зашла. Где она жила - не знаю, но вроде бы с Тосабуро продолжала встречаться. Он часто не ночевал дома, а иногда пропадал по нескольку дней кряду. Потом я родила девочку, и жалких доходов от лавки только-только хватало, чтобы не умереть с голоду. Но Тосабуро доходы мало беспокоили. Теперь он иногда сам приносил деньги - говорил, будто выиграл в карты, но я-то догадывалась, чьи это деньги. Они были заработаны матерью, и она отдавала их Тосабуро. Вот как она дорожила им. Только ему разрешила бывать у нее, когда почувствовала, что смерть близка. А я не пошла на похороны, не знаю даже, где ее могила. Не молилась я и за упокой ее души - знала, не обрадует ее моя молитва. Должно быть, она и сейчас, на том свете, ненавидит меня.
- Хватит об этом, - перебил ее Ниидэ. - А скажи, Рокусукэ давал о себе знать все эти годы?
- Вскоре после того, как умерла мать, он пришел к нам. Тогда я впервые узнала, что Тосабуро был тем самым учеником отца, с которым мать сбежала из дому. Отец уговаривал меня бросить мужа и переехать к нему, сказал, что с Тосабуро я еще наплачусь. Но я не захотела, просила, чтобы он оставил меня в покое. Может быть, я поступила жестоко, но иначе не могла.
О-Куни была тогда беременна, но любви к Тосабуро попрежнему не испытывала. Ей казалось, что она не заслуживает помощи отца, что сами боги не позволят ей просить у него поддержки.
- Ведь мать забрала меня к себе после того, как убежала от отца с Тосабуро. И я подумала: какую боль причинила я отцу, когда он в первый раз приходил и уговаривал меня вернуться, а я отказалась!
О-Куни уговорила мужа переехать в другой район. Там она родила девочку, потом мальчика. Но ее снова разыскал отец, он оставил немного денег и ушел. Перед уходом сказал, что продал свою мастерскую и, если она захочет его увидеть, пусть сообщит в ночлежку Касивая.
- Работать больше нет ни сил, ни желания. Теперь я уже конченый человек, - прошептал он напоследок.
Нобору вспомнил рассказ Кимбэя о том, как вот уже двадцать лет Рокусукэ то появлялся в ночлежке, запираясь у себя в комнате, то снова исчезал. По-видимому, состояние его было таково, что он хотел бежать не только от других людей, но и от самого себя. И старая, грязная ночлежка на окраине показалась ему самым подходящим местом. Нобору представил, как этот некогда известный мастер по лаку бросил любимое дело, поселился в дешевой ночлежке - чтобы сидеть вечерами среди жалких ее обитателей и, молча потягивая сакэ, прислушиваться к их разговорам. Да, подумал Нобору, лишь в таком месте Рокусукэ мог найти успокоение, забыть о мучивших его горестях. Страдая от тяжелой болезни, он и перед лицом смерти не произнес ни единого слова жалобы - наверно, потому, что при жизни испытал такое горе, с каким даже эта болезнь не сравнится...
- Нет, я так не думаю! - Громкий голос О-Куни вернул Нобору к действительности. - Я ни настолечко не считаю, что поступила плохо, донеся на мужа. К Тосабуро у меня не было жалости. Да и с какой стати жалеть-то? В нем не сохранилось ничего, достойного уважения. Он жил себе в удовольствие, не пытался хоть сколько-нибудь заработать. А ведь знал, что я и дети голодаем. И еще имел наглость требовать, чтобы я ходила к отцу просить денег. А ведь именно он сделал отца несчастным. На такое не способна даже последняя скотина!
- Но разве ты не говорила управляющему Мацудзо: мол, пусть Тосабуро посидит в тюрьме, хлебнет лиха, может, это заставит его одуматься?
- Не говорила! Это не мои, а его слова. Хотите правду?
- Ну, - Ниидэ кивнул.
- Если бы я могла, - О-Куни закусила губу, - если бы я могла, своими руками задушила бы Тосабуро. Не будь детей, давно бы его убила. Сколько раз решала: сегодня убью, нынче ночью обязательно прикончу его!
О-Куни провела ладонью по щекам, утирая слезы. Правда, они почти уже высохли, и лишь грязные следы размазались по лицу наподобие театрального грима.
- Я понимаю тебя, очень хорошо понимаю, - перебил Ниидэ, - но больше никому не рассказывай об этом, особенно чиновникам из управы. О чем бы они ни спрашивали, ты только извиняйся и кланяйся. А я уж постараюсь вызволить тебя из тюрьмы. Ясно?
- Да, - прошептала О-Куни и низко поклонилась.
Покинув тюрьму, Ниидэ, устало волоча ноги, пошел по улице. Временами он качал головой и сердито бормотал:
- Какие же глупцы люди, какие дураки! Нет, по своей сути они хорошие, но такие глупцы!
Потом обернулся к Нобору и спросил:
- Как тебе понравилось то, что сказала эта женщина?
- Насчет того, что она готова убить мужа?
- Не только. - Ниидэ покачал головой. - А вообщето не следует винить во всем одного лишь Тосабуро. Он просто слабовольный слюнтяй. Если смотреть в корень, это жена Рокусукэ довела его до жизни такой - соблазнила семнадцатилетнего юнца, бежала с ним из дому, всячески потакала ему. С тех пор у Тосабуро и вошло в привычку жить за счет женщин. А освободиться от такой привычки ох как трудно! Тому примеров великое множество. Вот и Тосабуро не избежал жалкой участи...
Нобору хотел было возразить, что этот подонок, будучи в интимной связи с матерью, преспокойно женился на ее дочери, но сдержался и, вспомнив, как сам попался в сети сумасшедшей О-Юми, покраснел. К счастью, Ниидэ ничего не заметил и, ускорив шаги, продолжал:
- В жизни есть много поучительного. Но нет такого канона, который подходил бы для каждого. Даже заветы Будды - "не убей", "не укради" - не являются абсолютными для всех. Вот я и хочу, чтобы в этом случае отступили от правила.
Ниидэ остановился, сказал, что дальше пойдет один, а Нобору велел возвращаться в больницу.
- Мне надо кое с кем переговорить в управе, наверно, будет и угощение. Поэтому передай, чтобы меня к ужину не ждали - вернусь поздно.
На следующий день О-Куни выпустили из тюрьмы. Правда, награду за добровольный донос она не получила, но благодаря настойчивости Ниидэ смогла вернуться в ночлежку Касивая к своим детям.
Ниидэ вызвал Нобору и попросил, чтобы тот отправился в Касивая и осмотрел хворавшую дочь О-Куни. При этом он вручил Нобору пять рё.
- Передай эти деньги О-Куни, - сказал он. - Остальные десять рё я пока оставлю у себя. Когда понадобится, выдам. В ближайшие дни я к ней загляну.
- Неужели Рокусукэ оставил так много денег? - удивился Нобору.
- Нет, ему принадлежали только пять рё с небольшим, а на остальные десять, - Ниидэ хитровато усмехнулся, - на остальные десять я заставил раскошелиться Симаду - чиновника из управы.
Нобору недоверчиво поглядел на него.
- Видишь ли, - продолжал Ниидэ, - у Симады ужасно ревнивая жена. Кроме того, она уже много лет страдает от приступов черной меланхолии. Я регулярно присылаю для нее лекарства и раз в месяц осматриваю. Мне удалось пронюхать, что Симада тайно снимает комнату, где встречается со своей любовницей. Представляешь, что будет, если ревнивая жена узнает об этом. Вот я ему и намекнул... Ты не гляди на меня так, Нобору, - сам понимаю: я повел себя не очень прилично, но в результате получил от Симады десять рё отступного...
В глазах Ниидэ запрыгали веселые огоньки. По-видимому, он вовсе не считал себя виноватым.
- Короче говоря, Симада приказал выпустить О-Куни на волю, а десять рё выдал мне якобы в уплату за лечение его жены... И все же мой поступок заслуживает порицания.
Если я начну зазнаваться, ты вправе напомнить мне об этом. Вот и все. А теперь отправляйся в Касивая.
"Барсучьи норы"
1
Незадолго до начала сезона дождей Нобору по собственному почину сменил кимоно на больничную форму - светло-серый халат и такого же цвета шаровары. Они были хорошо накрахмалены и слегка топорщились. Нобору чувствовал себя в них неуютно. Ему казалось, что все пристально разглядывают его в этой новой для него одежде.
Ниидэ и Мори делали вид, будто ничего не замечают. Остальные тоже помалкивали, хотя от внимания Нобору не ускользнули насмешливые взгляды и улыбочки. Лишь один человек обрадовался - кухарка О-Юки. Впервые заметив на нем халат, О-Юки захлопала в ладоши и заулыбалась:
- Как хорошо, что вы изволили наконец надеть этот халат. Я рада вдвойне, потому что выиграла.
- Что значит - выиграла? - с подозрением спросил Нобору. - Ты с кем-нибудь заключила пари?
- Вовсе нет! - смущенно ответила О-Юки. - Просто я молилась о том, чтобы на вас снизошло такое настроение.
- Какое еще настроение?
- Чтобы вы пожелали остаться в нашей больнице, - воскликнула О-Юки. - Наверно, вам кажется странным, что именно я говорю это, но нашей больнице так нужны хорошие, настоящие врачи, которые с желанием, а не из- под палки лечили бы здешних больных!
"Да ведь она повторяет слова Мори", - заметил Нобору.