Разглядывая измождённую грудь и втянутый впалый живот распятого мученика, резко белевший на полотне, подтвердил безучастно, тоже думая о своём:
- Всё может быть без всякой причины. На то ом и король, чтобы решать, кто достоин доверия, а кто ею потерял.
Кардинал вздрогнул, сбился с ноги и внезапно перевёл разговор на другое:
- Вам, я вижу, очень нравится эта картина?
Невольно взглянул в спокойное лицо канцлера, и в раздумье сказал:
- Скорей всего нет.
Тот любезно склонился к нему:
- Вам не нравится, что Спаситель здесь слишком мало похож на Всевышнего?
Освободив руку, шагнул в сторону, чтобы вся картина стала видней:
- Я думаю, художник удачно передал смерть и покой, однако вовсе не показал нам страдание, а без страдания в каждой черте его картина теряет свой смысл.
Кардинал тоже остановился и безразличным тоном спросил, прикрывая глаза:
- Быть может, по этой причине в ней иной смысл, чем вам бы хотелось?
- Вы правы.
Широким жестом приглашая к столу, накрытому на два прибора, его преосвященство вдруг перебил:
- Неужели король угадал?
Подумав о странном соседстве именно этой картины и этого овального столика на причудливо изогнутых тоненьких ножках с инкрустацией из перламутра, с дорогой заморской посудой на нём, неторопливо ответил:
- О чём вы?
Хозяин опустился медленно в кресло и поднял за тонкую ручку бронзовый посеребрённый кувшин:
- Его развод чересчур затянулся. Разве не так? А ему не терпится развестись. Его мучит мысль о наследнике. Разве и это не так? Заодно государь этим разводом хотел бы насолить императору Карлу, а Карл указывает ему, кто нынче хозяин в Европе и в Риме. Разве и это не так? Король рассчитывал на мои связи, но папа теперь под арестом у Карла. В таких обстоятельствах я бессилен помочь, и монарх попробует свою неудачу свалить на меня.
- Это естественно. Его в два счета развёл бы наш суд, стоило бы лишь приказать и кое-кому заплатить.
Однако именно вы, монсеньор, настояли, чтобы Генрих обратился к Римскому Папе, может быть, зная заранее, что папа Климент на этот развод никогда не пойдёт.
Кардинал задержал кувшин в воздухе и рассмеялся мелким, тихим смешком:
- Мне приятно, что вы разгадали мой ход.
Продолжал наблюдать, как холёная рука кардинала уверенно переносила кувшин:
- В таком случае наш король получит развод только тогда, когда Римским Папой подкупленный вами конклав изберёт английского кардинала Уолси.
Кардинал принагнул кувшин над высокой выпуклой чашей, и темно-малиновая струя, переливаясь в теплом свете свечей, тяжело пролилась из длинного узкого горла:
Именно так!
По цвету вина ему показалось, что это марсала, которой не любил:
- Под каким же именем, монсеньор? Вы решили?
Поставив на место кувшин, уронивший каплю вина, которая упала на стол точно кровь, кардинал, хитро улыбнувшись, подал ему его чашу:
- Скажем, под именем Юлия Третьего. По-моему, очень неплохо. А что скажете вы?
Держал полную чашу в обеих руках, ощущая слабый холод её, дивясь змеиной хитрости кардинала:
- Может быть, может быть, однако ж, клянусь Геркулесом, вам скорее подошёл бы Маркел.
Полуприкрыв глаза, поглядывая на него с подозрением, видимо ещё не решив, друг он ему или враг, собеседник сделал неторопливый глоток:
- Э, полно вам. Я согласен именоваться Сикстом, Иннокентием, Евсевием, Пием. В прошлый раз пообещал конклаву сто тысяч флоринов, но Карл прикрикнул на них, и они предпочли мне этого труса, худшего из всего славного племени Медичи.
Из вежливости тоже пригубил вино:
- Ста тысяч флоринов им было мало?
Свободно, красиво держа золотую чашу в бледной пухлой руке, влажно поблескивая сочным, не успевшим увянуть окончательно ртом, канцлер снисходительно улыбнулся наивности, с какой он об этом спросил:
- Ну, конклаву мало всегда, но больше им никто не давал. Тогда они мне сказали, что я был чересчур откровенен со своими флоринами. Признаюсь, это единственный мой недостаток, который всё ещё мешает мне сделаться папой. Придётся в ближайшее время избавиться и от него, дав им двести тысяч флоринов, но так, будто бы ничего не давал.
Весело взглянул на умного циника, тому несколько раз не везло:
- Отныне вы учитесь быть лицемером?
- Вовсе нет!
Сказал ещё веселей, не спрашивая, а скорей утверждая:
- Стало быть, вы придумали какой-то новый приём задобрить конклав, который наконец приведёт вас на римский трон, слишком соблазнительный не только для вас.
Кардинал вместо ответа приподнял свою чашу:
- За вашу удачу во Фландрии!
Тоже приподнял свою чашу и ещё внимательней вгляделся в весёлое лицо собеседника:
- Вы отправляете меня на заклание?
Кардинал с лёгкой усмешкой спросил, мелкими глотками попивая вино:
- Томас Мор испугался?
- Скорей всего нет, однако же смею напомнить, что я не Христос.
- Помилуйте: это не новость.
- И моё падение не искупит ваши грехи. Они не мешают сделаться папой, но могут лишить вас должности канцлера.
Кардинал спросил, допивая вино:
- И по этой причине вы не пьёте со мной?
Парировал:
- Для меня слишком крепко ваше вино.
Тот посоветовал добродушно:
- В таком случае моё вино разбавьте водой.
Шутя попросил:
- Не стоит портить ни вина, ни воды. Лучше прикажите подать молока.
Кардинал доверительно продолжал:
- Папа Климент может испустить дух со дня на день, в особенности в том случае, если его основательно попугать, а наш король уже объявил, что сделает меня своим папой, если конклав и на этот раз не проявит должного уважения к его титулу спасителя веры и к моему способу добросовестно платить за тиару. Таким образом, моя тиара нынче в ваших руках.
С сомнением покачал головой:
- Вы ошибаетесь на мой счёт, монсеньор. Я не намерен добывать вам римский престол.
Кардинал понимающе кивнул головой, широко улыбнулся и вновь налил из кувшина вина:
- Ну, разумеется. Я понимаю, что моя тиара была бы вам ни к чему. Однако же, обратите внимание, если я сделаюсь папой под каким-нибудь именем, я превращу Англию в могущественнейшее государство Европы, а для вас уж это-то не может быть безразличным.
Поставил чашу на стол:
- Могущество государства я понимаю иначе.
- Да, это я знаю. Представьте, тоже читал, что именно вы разумеете под могуществом государства. Было занятно.
- Занятно?
Кардинал повертел чашу в руке, сосредоточенно глядя мимо неё:
- Как незанятно? Царство Божие вы намереваетесь основать на грешной земле.
Поправил:
- Ну, мои намерения намного скромней. Я только хотел показать, что справедливость и равенство возможный на земле, которая именно по этой причине перестанет быть грешной. Ведь причина её грешности в несправедливости и в неравенстве.
Его преосвященство небрежным движением сунул ненужную чашу на стол и указал кивком головы на картину:
- Ваше намерение и благородно, и хорошо. Если хотите, я под ним подпишусь. Однако осмелюсь напомнить, что всё это мирское, телесное, тогда как нам заповедано свыше радеть о чистоте, о благолепии душ.
Поинтересовался с насмешкой:
- И как же вы намерены могущество государства превратить в чистоту, в благолепие душ?
Хозяин неторопливо поднялся.
Гость тоже должен был встать.
Кардинал снова повёл его через зал, на этот раз не прикасаясь к нему:
- Я удивлён! Разве вы не догадались ещё? Ведь вы же пророк!
Собеседник глядел на него иронически, и ему становилось неловко под этим испытующим взглядом:
- Вы мне льстите. Я не пророк. А догадаться нетрудно, правда, в самых общих чертах.
Кардинал ухватил его локоть крепкой, властной, нестарческой, как оказалось, рукой:
- Ваша догадка верна. В самом деле, если у Англии будет свой папа, англичане к Господу станут значительно ближе, в отличие от испанцев или французов, и уж поверьте, моя мысль ничуть не глупее вашего острова, где от сытости, равенства и справедливости не нуждаются ни в благолепии, ни даже в Господе нашем Иисусе Христе.
Этот откровенно циничный, скользкий, безнравственный человек начинал его раздражать, и поневоле стал возражать, втягиваясь в ненужный спор:
- Однако граждане того острова искренне просят просветить их истинной верой.
- Ну, это долгая песня, надеюсь, это вы понимаете сами. Клянусь, путь, выдуманный мной, прямей и короче того, который однажды придумали вы.
Сдержал раздражение и постарался задать вопрос мягче, хорошо понимая, что резкость была бы неуместной и даже смешной:
- И вы надеетесь, что именно по этой причине я соглашусь способствовать вам?
Кардинал кольнул его острым взглядом, точно проверить желал, в самом ли деле он понял его, или только шутил:
- Вы не пожелаете служить моим интересам, к истине такое суждение было бы ближе. Однако должен вас успокоить: вам придётся служить мне вопреки вашей воле. Понимаю, что такой поворот дела прискорбен для вас, но это, к несчастью для вас и к счастью для меня, факт.
Вскинул голову:
- Я вас не боюсь!
Канцлер выпустил его руку и ласково обнял за талию: