Они вошли в ту же горницу, где теперь стоял накрытый и уставленный сулеями и кубками стол. Старик торопливо помолился на образа и захлопал в ладоши. Слуги стали вносить кушанья. Сначала принесли супы: ботвинью со свежею белорыбицею, уху и суп с ушками - и всего должен был отведать князь.
- Ты на походе, - говорил старик, - где не доспишь, где не доешь. Кушай на милость!
Потом стали нести пироги с начинкой: из каши, из налимьих печенок, из говядины, из луку. Потом принесли курицу с рисом, гуся с кашей, утку с яблоками, а там рыбу всякую и, наконец, поросенка, бараний бок и говядину.
Князь ел до изнеможения, а старик с сыном все уговаривали его еще покушать.
Наконец убрали кушанья, внесли варенья, оладьи и появились мед, вино и разные наливки.
Тогда старик обратился к князю:
- Что ж за наказы те, которые ты к воеводам возил? Война, што ли?
- Нет, про разбойника, казака Стеньку Разина. Слышь, опять поднимается. Так чтобы вели себя сбережением, друг другу помощь правили.
- С нами крестная сила! - воскликнул старик, крестясь. - Да неужто опять?
- Ох, не дай Бог! Помню тогда, лета три назад, его тут опасались мы. Сколько страхов было, и не приведи Бог!
- Чего три года! - сказал князь. - Тогда он без силы был. А вот всего год, как он в Астрахани был, воеводам повинную принес, а те возьми да его со всеми, почитай, стругами да молодцами на Дон отпустили. Чего со стругами! Пушки ему оставили, казны не отняли. Он ушел да сейчас две кошмы и разбил. Я им государеву грамоту возил: корит он их в небрежении. А они: завсегда, говорит, так делают, коли повинится кто! Завсегда! - разгорячился князь. - Да ты знай с кем. На то ты воевода. Упустили его, теперь лови! А с Дону отписывают, что великую силу сбирает на Волгу идти! Народ мутит!
- Вот, вот! - закивал старик головою. - А намедни мимо нас нищие проходили, так все про его песни пели, а потом, глядь, холоп мне и говорит: недолго вам над нами коряжиться. Придет ужо наш батюшка.
- Ну, - я и показал ему "батюшку"! - засмеялся Сергей. - Спину-то в кашу обратил! Попомнит!
- Тяжело будет! - вздохнул старик. - Народ-то по Волге все сбродный, вольница! Беды!..
- Ну, теперь воеводы насторожатся, - успокоил его князь, - отпор дадут.
- Кабы дали, - с усмешкой сказал Сергей, - взять хоть бы нашего. Боров боровом! Куда ему воевать?
- Ох, беды, беды! - повторил старик и, поклонившись, ушел к себе спать.
Скоро в доме все спали. А вечером сели за ужин, и опять пошли те же беседы про холопов и Стеньку Разина.
Потом снова полегли все спать уже на ночь.
Тихая ночь спустилась над усадьбою Лукоперова.
Сторожа уснули, собаки без толку лаяли, бегая по двору, а сзади усадебного дома через высокий частокол прямо в сад ловко и неслышно перелезал Василий Чуксанов, дворянский сын.
Знал он и куда лезет, и зачем, потому что, спрыгнув на землю, не обращая внимания на темноту ночи, прямо пошел по тропинке к малиннику и там, трижды прокричав совою, замер в ожидании.
Почти тотчас подле него появилась стройная фигура девушки, и он крепко сжал ее в своих объятиях.
- Сердце мое, рыбочка, здравствуй! - зашептал он. - Ну что, думала про меня?
- Думала, - тихо ответила Наталья, - сегодня в поле цветы рвала и все гадала: любишь, нет…
- А что вышло?
- Вышло, что любишь…
- Верно! Как душу люблю! - Василий снова обнял ее и поцеловал.
- Стой! - сказал он. - Слезы? О чем?
- Все о том же, Вася, - ответила, прижимаясь к нему, Наташа, - не на радость любимся. Ничего из этого не будет.
Лицо Василия угрюмо нахмурилось, но Наташа не видела его в темноте.
- Если правда любишь, уйдем! Я говорил тебе, - сказал он, - на Яик пойдем, на Дон. Там я хутор достану…
Наташа задрожала в его объятьях.
- Не могу, милый! Как подумаю, что батюшка за это проклясть может, так и сомлею от страха. Какое счастье, если умру когда, то и земля не примет!
- Бабьи сказки, - с горечью сказал Василий, - не любишь. Так и скажи. Любо тебе вот ночью выходить, голову дурить…
- Вася! - в голосе Натальи послышались слезы. - Зачем ты это? Такая ли я?
- Ну, ну, прости, мое солнышко, - поспешно сказал Василий, - сердце у меня такое обидчивое. Сейчас и закипит. Верю тебе, верю… А все же больно, Наташа! Что я им сделал, чем я хуже других! Али что беден?..
- Тсс! Мил ты мне, Вася, и в бедности. Пожди! Знаешь…
- Ну?
- Вот уедет брат. Я батюшку улещать начну. Может, и примиритесь. Тогда легко будет.
- Примиритесь! Я-то не прочь, он мне худа не делал, а он-то…
- Его я упрошу. Пожди, Василий!
- Да тебя, моя радость, всю жизнь ждать буду! Без тебя уже нет для меня счастия…
Он опять обнял ее и начал целовать. Она зажмурилась и принимала его ласки.
- Как подумаю, что они тебя выдать могут за немилого, кровь во мне так, словно вода в колесе, и забьется. Думаю, всех убью, ее вызволю! - заговорил он опять.
Наталья горделиво усмехнулась:
- Ни за кого, кроме тебя, не выйду. В монастырь уйду лучше!
- То-то!.. К вам, слышь, гости приехали? - спросил он.
- К брату, - ответила. Наталья, - приятель. Князь, а как звать и не вспомню.
- Молодой? - уж ревниво спросил Василий.
- Молодой! Как Сережа.
- Может, свататься?
- Не! - Наталья уже засмеялась. - Пусти руки-то! Больно!
Василий тяжело перевел дух.
- Эх, Наташа, Наташа! Кабы ведала ты, как больно мне. Иной прямо идет к вам, в очи тебе смотрит, шутку шутит, а я ровно тать! Собака залает, я уж дрожу, сторож крикнет - я в куст.
- Пожди, Васенька, - ласково сказала Наташа, гладя его по лицу рукою, - пожди! Все потом по-хорошему у нас будет!
- Дай-то Бог! - и они опять целовались.
На востоке показалась золотистая лента, потянуло холодом, и со всех сторон запели петухи, когда Василий полез назад через высокий тын, а Наталья прошмыгнула в свою светелку.
- Ой, уж и напугала ты меня, государыня! - сказала ее девушка, Паша. - Гляди, уже утро!
Наташа тихо улыбнулась.
- Говоришь, время-то и идет! - сказала она.
- А слышь, государыня, что я про гостя-то узнала, - заговорила Паша, садясь на полу подле кровати, на которую легла Наташа.
- Что?
- С им холоп едет. Забавник такой. Дышлом зовут. Так он рассказывал. Князь от… - начала она и разочарованно замолчала, смотря на Наташу.
- Ишь, и заснула! - пробормотала она удивленно и, притянув к себе войлок, улеглась на полу и зевнула.
- Поди, целовалась, целовалась, - бормотала она, - как я с Митькой!
При этой мысли лицо ее расплылось в блаженную улыбку.
III
Князь Прилуков три дня прогостил у Лукоперовых и стал собираться в обратный путь. Хоть и приняли его радушно и ласково хозяева, но он под их кровлею только истерзал свое сердце. До сих пор он не знал любви, а тут сразу разгорелось его сердце пожаром, и не о чем он не мыслил, кроме сестры своего приятеля, а она, словно дразня его, ни разу даже не показалась ему.
Сон оставил князя, и украдкою, словно вор, следил он за нею, когда после обеда спускалась она со своими девушками в сад и пела там песни или резвилась, бегая. Кругом все спали, и она, словно птица, выпущенная из клетки, беспечно резвилась, но лишь раздавался на дворе голос первого проснувшегося холопа, она тотчас стрелой мчалась в свою светлицу.
Старик говорил ему раза два:
- Хотел тебя с доченькой получше познакомить, да, вишь, она у меня до чужого человека какая пугливая!
Князь только краснел при таких речах, ничего не отвечая.
"Бежать надобно, - думал он, - а то и вовсе головы лишишься!" Но, собираясь бежать, он уже оставлял здесь свое сердце.
- Так едешь, князь? - спрашивал его старик в день отъезда.
- Беспременно!
- Да ведь ты ввечеру? - спрашивал его Сергей. - По холодку-то куда, сподручнее!
- Ввечеру! Как солнце сядет, мы и поедем!
- Ну, ну! Я тебя хоть до табунов провожу!
- Спасибо!
Старик не знал, как и угостить князя на расставание, и когда тот переоделся опять в свою походную одежду и вышел проститься, старик заставил дочь свою выйти поднести прощальную чашу гостю.
Князь не мог сдержать своего молодого чувства и словно обжег Наталью взглядом. Она вспыхнула и потупилась:
- На дорожку, князь! Дай Бог тебе пути доброго!
- Спасибо, государыня!
Он выпил и низко поклонился.
- Князь, князь, - заговорил старик, - ты уж не обижай меня! Возьми чашу-то!
Князь стал отказываться, но старик настоял на своем.
- А теперь давай поцелуемся! По душе ты мне, князь, пришелся!
Князь горячо поцеловал старика.
- А вора не бояться?
- Не бойся, государь! Воеводы беречься будут! - улыбаясь, ответил князь.
Они вышли на крыльцо. Внизу уже стояли оседланные кони и князя дожидался Сергей. Он одет был теперь в суконный армяк, стянутый черкасским ременным поясом, в легкую шапку с собольим околышем, в черные штаны и сапоги из желтой кожи. За поясом у него был заткнут короткий меч, а на руке висела нагайка.
Старик еще раз поцеловал князя, благословил сына, и молодые люди, вскочив на коней, выехали из ворот в сопровождении Дышла, у которого мешки при седлах словно распухли от массы съестного, что по приказанию хозяина напихал ему господский дворецкий.
- Вот так здорово! - бормотал Дышло, улыбаясь во весь рот.
- Хорошо у вас! - заговорил князь, выезжая в поле. - Так бы и не уехал!