Он со всех ног пустился бежать, уворачиваясь от губительного рекламного щита. Казалось, спастись не удастся, щит пущен и нацелен именно на него, как на хранителя и обладателя тайны, опасной для множества именитых футбольных держав мира. Но Выкрутасов все же уцелел. Грозная рекламная конструкция со скрежетом ударилась о подножие памятника погибшим милиционерам, не задев и не поцарапав хранителя тайны. Он очутился на Цветном бульваре, бьющемся и рвущемся во все стороны мощными кронами деревьев.
- Мамочки, как страшно! - раздался рядом с Выкрутасовым перепуганный женский голос. Оглянувшись, Дмитрий Емельянович увидел весьма миловидную женщину одних с ним лет и вознамерился было как-нибудь приободрить ее ради продолжения знакомства. Ненастье сближает людей куда лучше самой распрекрасной погоды, и в голове Выкрутасова мелькнула лихорадочная мыслишка о возможном сегодняшнем устройстве ночлега, но он не успел и рта раскрыть, как его кто-то подхватил и понес по воздуху.
В душе Дмитрий Емельянович до сих пор оставался ребенком, а потому по ночам ему часто снилось, как он летает. Идет, допустим, по улице и вдруг чувствует в животе у себя нечто подобное рыбьему плавательному пузырю, только - летательный. И - хоп! Он уже летит на удивление прохожим. Низко летит, но если хочет, может и повыше подняться, взлететь над крышами домов, сесть кому-нибудь на балкон, а там - все его друзья, развеселая пирушка, его ждут, а он - нате вам, по небу к ним добрался.
Правда, с возрастом летать становилось все труднее и труднее. Особенно тяжело давался миг перехода из ходячего состояния в летучее. Взлетишь и опять на землю грохнешься. Снова взлетишь и делаешь рывки локтями, грузно, как какой-нибудь Ан-24, набираешь высоту, будто у тебя гиря в животе, боишься упасть на дорогу под колеса снующих автомобилей, медленно раскачиваешься и все же обретаешь летучую уверенность, паришь на низких высотах, радуешься…
Сейчас чувства были похожие на летание во сне, только сам миг взлета оказался совсем иным, без какого-либо усилия со стороны Дмитрия Емельяновича, будто его и впрямь схватили под белы руки дюжие омоновцы типа новораисского Гориллыча, схапали и понесли по воздуху вон из Москвы, как недавно из обжитой квартиры.
Но выкинуть хранителя яшинской тайны совсем из столицы у незримых недругов духу не хватило, и, пронеся его несколько метров, они ограничились тем, что втемяшили его в ствол ближайшего дерева. В голове у Выкрутасова что-то вспыхнуло и погасло, как перегоревшая лампочка. Но тотчас засветилась другая. Дмитрий Емельянович вскочил на ноги и с каким-то внезапно проснувшимся восторгом взглянул на происходящее.
- Ураган! Боже мой, какой ураганище! - воскликнул он торжественно. - Это обновление! Это очищение!
- Ничего себе очищение, - снова раздался неподалеку женский голос, и Дмитрий Емельянович увидел ту же самую миловидную незнакомку, на которую успел нацелиться до полета. Она тоже испытала радость парения и теперь, поднимаясь на ноги, сердито отряхивалась.
В двадцати шагах от них раздался страшный треск. Вывороченное с корнем дерево, проклиная свою судьбу, стало клониться и падать, хлестая во все стороны ветвями. В испуге женщина кинулась к Выкрутасову, и он, держа в правой руке чемодан, левой схватил ее за руку.
- Держитесь за меня! - прокричал он, стараясь перекричать рев новой волны урагана, стук и грохот, с неистовой силой поднявшиеся вокруг. - Вместе ему труднее будет поднять нас.
- Мне страшно! - пискнула женщина. - Не бросайте меня.
- Я провожу вас. До метро?
- Нет, я живу неподалеку отсюда. Идемте!
В следующий миг с небес обрушилось. Тяжкий, чугунный ливень накрыл собою бульвар, превращая все в воду. Дмитрий Емельянович и его подопечная побежали, с трудом пробираясь сквозь эту стену дождя, подобно тому, как историческая правда вырывается сквозь толщу времен. Кругом них бушевало, ломались ветви, выворачивало с корнем деревья. Через одно, поваленное поперек бульвара, пришлось перелезать. Поначалу казалось, можно с ума сойти, но когда на одежде не осталось ни единой сухой нитки, стало легче, вспомнилось любимое выражение Гориллыча - "не колышет".
Добравшись до перехода, перешли через водный поток, несущийся по проезжей части вместо автомобильного. Вода бежала так стремительно, что едва не сбивала с ног. Треск ломаемых деревьев остался за спиной.
- Оборона противника трещит по швам! - ликовал Выкрутасов. - Наши нападающие ломят и сминают ее. Удар! Еще удар! Гол!
- Сумасшедший! - восклицала женщина, но уже несколько веселее. - Чему вы радуетесь?
- Стихии, красавица моя, стихии! Ведь такое редко случается. И надо же, в такой день…
- Скорее под козырек, там переждем малость, - тянула его подопечная к небольшому двухэтажному особняку, над крыльцом которого имелся небольшой козырек. Они взбежали на ступеньки и оказались немного защищены от тяжких струй дождя. Но лишь немного - брызги летели в них со всех сторон.
- Какое великолепие! - продолжал восторгаться Выкрутасов. - Этот день все переменит. С сегодняшнего дня наступит полное обновление всего вокруг.
- Выпивший? - спросила женщина весело.
- Похож? - усмехнулся Дмитрий Емельянович, рассматривая ее лицо и гадая, сможет ли он полюбить эту женщину. Ведь неспроста она досталась ему в роковые минуты изгнания из рая и точного попадания в ураган. У нее были светлые волосы и ясные голубые глаза, в уголках которых весело лучились морщинки. Пожалуй, в такую можно влюбиться.
- Типичный шизик, - со своей стороны оценила внешность Дмитрия Емельяновича спасенная незнакомка. - Почему с чемоданом? Командировочный?
- О нет, - рассмеялся Дмитрий Емельянович. - Я не командировочный. Я - лодка, выброшенная из затхлых струй реки в бурную пучину океана.
- Из дому выгнали? - угадала женщина.
Выкрутасов сообразил, что было бы глупо рассказывать про ультиматум, срок которого истекал накануне прихода гостей к Лжедимитрию, про то, как Гориллыч вышвырнул его вон, позорно и страшно. К тому же теперь он видел, что женщина эта отнюдь не одних с ним лет, а лет на десять моложе, ей не больше тридцати, и вряд ли она готова пожалеть брошенного мужа-неудачника.
- Никто меня не выгонял, я сам решил уйти, - сказал он. - Я бежал из затхлой атмосферы семейного благополучия.
- К любовнице, что ли? - засмеялась незнакомка.
- Возможно, - улыбнулся Выкрутасов. - Только я еще не знаю ее имени. Меня Дмитрием зовут. А вас?
- Ма… Ну вот еще! Я назову имя, а вы назовете меня своей любовницей. Не выйдет.
- Но я уже знаю две первые буквы, - сказал Дмитрий Емельянович. - Ма. Марина? Мария? Маргарита?
- А может быть, Марфа. Или Матильда.
- Еще есть Марианна, Мальвина, Магдалина. Ладно, не колышет, - махнул рукой Выкрутасов. - Я буду звать тебя просто Ма.
- Кажется, у нас завязывается романтическое знакомство, - кокетливо покачала головой женщина. - И где? На ступеньках, чего это тут? - Она стала разглядывать вывеску у входа. - Журнал писателей России. "Наш современник".
Выкрутасов тоже обратил внимание на бронзовую вывеску редакции знаменитого журнала. Минин и Пожарский выпукло взирали на дождь и ураган, а Минин еще и рукой на стихию указывал.
- Скоро я постучусь сюда с одной интересной вещицей, - сказал Выкрутасов, имея в виду, что он изложит на бумаге тайну Льва Яшина и принесет в "Наш современник" для обнародования. То есть не саму тайну, а о том, что она есть и он ею обладает.
- Ты что, писатель? - тоже переходя легко на "ты" спросила Ма.
- А что, не похож? Только на шизика?
- Писатели и шизики - одно и то же. Знала я одного писателя. Ладно, пошли сохнуть. У меня дома никого нет. Только не вздумай сразу лезть. Я этого не люблю, когда сразу.
- Я тоже не люблю сразу, - ликовал Дмитрий Емельянович, вместе с Ма покидая временное убежище и углубляясь в какие-то темные дворы. Откуда-то сверху сорвало большой кусок жести и бросило прямо перед беглецами с угрожающим грохотом. Ураган, казалось, не собирается утихать.
- Прямо бомбардировка какая-то! - воскликнула Ма. - Ну ничего, мы уже пришли.
Глава третья
СПАСЕНИЕ
Даже в играх с самыми сильными соперниками я никогда не считал ничейный результат успешным.
Шандор Кочиш
Она жила в маленькой однокомнатной квартирке на третьем этаже.
- Я, конечно, полная дура, но чутье подсказывает мне, что ты не жулик, - сказала она, впуская в свой дом Дмитрия Емельяновича.
- Скажу сразу, Ма, я - спортивный обозреватель, - объявил Выкрутасов, чувствуя себя на вершине счастья после столь головокружительного низвержения в бездну. - Я не богат, но и не беден. Когда окончится вся эта свистопляска за окном, я сбегаю и куплю все, что надо для небольшой пирушки. Надо же нам отметить наше романтическое знакомство.
- Слушай, не надо называть меня Ма, - поморщилась хозяйка квартиры. - Я так мать свою называю. Ладно уж - Марина. - Она протянула ладонь для рукопожатия.
- Дмитрий, - еще раз представился Выкрутасов, пожимая эту холодную узкую руку. Он уже был влюблен.
- Во что бы тебе переодеться? - озадачилась Марина.