Подвел итог кошачьей жизни. Вышло: за год кот съедал пищи на три червонца. Мыслимое ли дело?
Взял Обросим кота за загривок и выкинул на улицу, пригрозив:
- Чтобы и духу твоего не было!
Неведомо как узнала об этом вся деревня - было смеху.
Прозвище Обросим Чухин получил при погрузке рыбы, потому что кричал:
- Ну, братцы, еще остатние бочонки бросим! Только тихонько… Эй, не бросай! Спускай помалу!
- Ты ведь сам велишь бросать, - заметили ему.
- Это я так, к слову. Понимать надобно наоборот.
С того и пошло - Обросим-Бросим.
Со своей старухой, как он называл жену, Обросим пил чай.
- Проходи, Вавила Дмитрич! Садись к столу! Самовар еще только до половины выпили. Опрокинь чашечку-другу.
Вавила опустился на стул, который жалобно заскрипел под ним. Не сломал бы! - встревожился Обросим.
- Ну и весу в тебе, Вавила Дмитрич! Того и гляди, стул развалится… А где новый купишь? По нонешним-то достаткам…
- Не скули. Бери у меня любой стул. Какие новости? Я целый день дома сидел.
- Новости есть. Приехал из Мезени уполномоченный Архсоюза.
- Приехал-таки? - поморщился Вавила.
- Собранье сегодня затевает насчет кооператива.
- Так я и знал.
- Выходит, так, - невпопад согласился хозяин. - Придется, видно, вступать в кооператив. Куды денешься-то. Посольный пункт дает одни убытки. Промысел у меня небогатый. Да и на тонях сидеть будет некому: мужики-то кооперативными станут, рыбу будут сдавать Архсоюзу. Сам-то я как с неводами справлюсь?
Круглое безусое лицо Обросима лоснилось то ли от пота, то ли от переживаний. Маленькие серые глазки пытливо вцепились в глаза Ряхина.
- Ты-то запишешься?
Вавила откинулся на спинку шаткого стула.
- Ха-ха-ха! Запишешься, говоришь… Ха-ха-ха! Да ты разве не знаешь, что у меня суда?
- Отдашь их на общее дело, - расплылся в ехидной улыбке Обросим. - Тебе больше процент от добычи пойдет, чем другим. Чего грохочешь? Все одно отберут. Думать надо.
Вавила помрачнел, насупился.
- Может, и лавки посоветуешь сдать в кооператив? Разориться?
- Помилуй бог! - Обросим-Бросим махнул рукой. - У самого разоренье за пазухой. День и ночь ноне ношу. Скоро без сахару чай со старухой придется пить.
Вавила стукнул по столу крепко сжатым кулаком.
- Не-е-ет, кооператив мне не подойдет. Это хорошей кобыле драный хомут на шею.
- А как жить?
- Убытки буду терпеть, скрипеть зубами, но не пойду. Понял? - Вавила в упор смотрел на Обросима. - И тебе не советую. А мужики, я думаю, нас не оставят… Не все, конечно, но не оставят. Кооператив еще неизвестно что такое, а Вавила - вот он, рядом! С ним не один десяток лет живут.
Ряхин зло сощурился. Обросим подвинулся к нему, заговорил шепотом. Хозяйка вышла в другую комнату и больше не показывала носа.
- Слышал я, власти интересуются тем, как ты принимал да провожал Разумовского… - шептал Обросим.
- Ну? - Вавила впился в лицо Обросима напряженным взглядом.
- Вот те и ну. Предупреждаю по-свойски.
Вавила опустил голову, задумался.
…В девятнадцатом году, в смутное и тревожное время, когда Архангельск захватили интервенты, в Унду неведомо откуда прибыл отряд белых под командой поручика Разумовского. Квартировал поручик в хоромах Ряхина. Немало было съедено семги, выпито вина. Немало было произнесено и хвастливых речей. Грозился поручик передавить всех большевиков и комбедовцев, но таковых в Унде не оказалось. Хотел поручик назначить Вавилу председателем волостного Совета. Но тот, чувствуя, что еще неведомо, чей будет верх - большевиков или белых - от такого поста отказался наотрез, сославшись на малограмотность и нездоровье. Но предложил поручику помощь продовольствием, зная, что, если не предложить, сами возьмут.
Отряд Разумовского уходил из Унды с запасами муки, селедки, крупы, безвозмездно отпущенной щедрой хозяйской рукой. Обросим, напомнив об этом, поселил в душе Вавилы мрачные предчувствия.
2
Мать не ожидала, что Родька придет из плаванья так скоро: не успел и чистое белье заносить, что дала ему в дорогу.
Однако возвращению сына Парасковья обрадовалась: вернулся жив-здоров, все-таки еще одни руки на покосе, мужик в доме.
Родион выложил из мешка покупки и деньги, выданные Вавилой за рейс. Их оказалось совсем немного. Прикинули: на пуд муки да килограмма на два сахару.
Тишку деньги не интересовали. Он сразу набил рот изюмом и ухватился за ремень с блестящими бляшками, со свисающим до колен концом наподобие кавказского.
- Хорош ремешок! По праздникам носить буду.
Мать, чтобы порадовать сына, тоже надела на голову привезенный платок и погляделась в зеркало:
- Очень мне к лицу. Спасибо, сынок. И за ситец на кофту спасибо.
А сама уже решила сшить Родьке рубаху из этого отреза ситца - красного в белый горошек.
Родион помылся в бане, попил чаю и принялся чистить сеновал от остатков прошлогодней сенной крошки и мусора, А мать с Тишкой на улице стали сажать картофель.
Сажала Парасковья и думала: Вырастет ли? В Унде картошка вызревала не каждый год: часто в середине лета ее били заморозки, ботва чернела.
Родька возвращался из лавки: мать посылала за селедками. Увидел на улице возле избы Феклы, кухарки Вавилы, Веньку. Тот грелся на скупом солнышке и что-то привычно жевал. Он часто на улице ел такое, чем можно было похвастаться.
- Родька! - позвал Венька, - Иди сюда.
Родька замедлил шаг.
- Чего тебе?
- Да подойди.
Светлые волосы у Веньки аккуратно причесаны, смазаны бриллиантином. Рукава чистой белой рубахи подвернуты до локтей.
Родька неохотно подошел к нему.
- Хошь пирога? - спросил Венька и сунул руку в карман, выжидательно глядя на Родьку.
Тот усмехнулся:
- А с чем пироги-то?
- С изюмом.
- Ешь сам. Я ноне изюму тоже привез. Тишку до отвала накормил.
- Ну, как хошь… Ты ведь теперь моряк, - с иронией произнес Венька, - К чему вам пироги?
- Верно, нам пироги ни к чему. Был бы хлеб.
- Слышал, в Совете собранье будет?
- Слышал.
- Батя сказывал - насчет кооператива. Ты в него запишешься? - Венька презрительно скривил рот. - Туда самые наибеднющие будут записываться, те, у кого ничегошеньки нет - ни снастей, ни судов. Одни штаны, да и те для ловли рыбы не годятся - дырявые,
Родька насупился.
- Ты что же, и меня голяком считаешь?
- А как же, ты - сирота. Что у вас есть? Одна изба. Да и та покосилась. Мой батя в кооператив не пойдет. У него, брат, все имеется: и шхуна, и бот, и лавки, и завод… На что ему кооператив? Он, если захочет, свой кооператив открыть может. - Венька бросил объедок пирога и вытер руки о штаны. - Вот так… Ну, пойдешь в кооператив-то?
- Тебе-то какое дело? Ты чего задаешься? - Родька приблизился к Веньке вплотную. - Скоро твоего батю Советская власть прищучит.
- Руки коротки. Готовь штаны вместо невода… Р-р-ры… - Венька не договорил: Родька, разозлившись, выхватил из кулька селедку и прошелся ею по щекам обидчика. Тот оторопел от неожиданности, потом опомнился и сцепился с Родькой. Оба покатились по траве, тузя друг друга.
- Эй! Эй! Атаманы! - услышал Родька знакомый голос. Он выпустил изрядно помятого Веньку и встал, одергивая рубаху. Венька плакал, растирая по лицу слезы с грязью.
- Гражданская война кончилась. - Перед ними стоял Дорофей. - Хватит воевать.
- У нас она только начинается, - сказал Родька, подбирая с земли селедку.
- Из-за чего бой? Чего не поделили?
Родька пошел к берегу мыть запачканную во время свалки селедку. Венька кричал вдогонку:
- Я те еще припомню! Зуйком больше на батиной шхуне не пойдешь!
Дорофей только покачал головой.
Вечером Родька пошел к Киндяковым. Они только что отужинали. Ефросинья мыла у стола чайные чашки. Дорофей, сев поближе к лампе, в который уже раз перечитывал газету, привезенную из Архангельска.
- А-а! Атаман? Садись, - сказал он парню.
- Есть хочешь? - спросила Ефросинья.
- Спасибо, я ужинал, - ответил Родька.
- Что скажешь? - поинтересовался Дорофей.
Родька смущенно поерзал на лавке: было неловко перед Дорофеем за ссору с Венькой. Но, преодолев смущение, он спросил:
- Дядя Дорофей, скажи, что такое кооператив?
- Господи! - изумилась Ефросинья. - И тот с кооперативом явился. Не рано ли знать?
- Не рано, - возразил кормщик. - Лучше раньше знать, чем после. Я тоже не шибко подкован, однако в газетах пишут, Родион, что это - объединение рыбаков на коллективных началах. Вроде как артель.
- Так ведь и раньше артели были. Вон на зверобойке тоже.
- Тогда были малые артели, и добычу они отдавали Вавиле. А он снабжал провиантом, оружием, снаряжением. А теперь добычу рыбаки будут по договору сдавать государству по твердым ценам, и оно отпустит кредит на обзаведение снастями, пропитаньем и прочим… Вот такая разница, Родион. Понял?
- Маленько понял, - ответил паренек.
В избу вбежала Густя. Скинула пальтецо, ткнула Родьку в спину:
- Отплавался, зуек?
- Отплавался.
- Много ли заробил? Пряников мне привез из Архангельска?
- Заробил не шибко. Пряников нет, а изюму дам! - Родька достал из кармана горсть изюму, захваченную специально для Густи.
Она сложила ладонь лодочкой, приняла подарок.
- Спасибо, вкусный. Только маловато…
Родька немного растерялся от такой прямоты девочки.
- Я бы… боле принес, да Тишка все съел.