Корнилов посмотрел на Ухтомского в ожидании пояснений, тог пояснил:
- Во-первых, я должен получить денежный аванс. Ну, хотя бы рубль. Ну, хотя бы пятьдесят копеек. Во-вторых, я должен получить справку, что я состою на работе. Обязательно справку - у меня нет никакого вида на жительство, а без справки меня в дом крестьянина не пустят переночевать. В ночлежку не пустят!
- Рубль я вам одолжу.
- Большое спасибо! Я вам признаюсь, я имел какие-то копейки, но знаете, сколько на воле соблазнов? Ну вот, я и выпил лимонада, а потом еще почистил вот это.- Он показал на сапоги.- Когда неожиданно выходишь на волю да еще с направлением на работу, становишься совсем взбалмошным, как ребенок! Так как же справка?
- Справку мы напишем.
- С печатью?
- С печатью КИС. Комиссия по изучению производительных сил Сибири,- зачем-то прояснил Корнилов, хотя молодому человеку, судя по всему, это было совершенно безразлично, что за комиссия, что за печать, лишь бы печать.
- Круглую? - спросил он уже радостно.
- Круглую! - подтвердил Корнилов.
- Не знаю, как вас и благодарить,- вздохнул молодой человек.- Право, не знаю. Такое положение, такое, знаете ли, положение! Я их там очень просил, чтобы они выпустили меня завтра после завтрака, а не сегодня перед самым обедом, я предчувствовал, что со мной получится неприятность. Конечно, не послушали... Да и мои... мои коллеги советовали не задерживаться до завтра. Простите, как вас зовут?
- Петр Николаевич!
- А меня можете называть Юрой!
- А по фамилии?
- Можете и по фамилии. Отчего же? Я к этому тоже привык.- Теперь молодой человек стоял свободно, опираясь одной рукой на стол секретарши, напряженность в его фигуре не то чтобы исчезла совсем, но уже не бросалась в глаза, морщины на лбу расправились, в общем, он стал похожим... ну, конечно, на самого себя, еще молодого, воспитанного и много пережившего человека.
- А вот скажите, фамилия Ухтомский - это что же? Та самая?
- Та самая...
- Княжеская?
- Князь был моим дядей.- И потом уж совсем весело он заметил: - А я был его племянником! И наследником! Разумеется, что все это было так давно, что кажется, не было никогда.
- Ах, вот как,- усмехнулся Корнилов.
- Именно так, именно так,- подтвердил Ухтомский.
Когда уже готова была справка о том, что "Предъявитель сего гр-н Ухтомский Юрий Юрьевич состоит на службе в Краевой плановой комиссии в должности мл. библиотекаря", когда справка была заверена круглой печатью КИС, а счастливый Ухтомский направился к выходу, чтобы где-нибудь пообедать и подыскать ночлег, Корнилов и еще спросил его доверительно:
- Сидели-то вы, Юрий Юрьевич, по делу? Или просто так?
Ухтомский остановился, удивленно посмотрел на Корнилова.
- Вот и видно, что вы не в курсе дела, видно, что не знаете порядка! Да разве я могу сказать! По делу? Без дела? Для этого что нужно знать, для того, чтобы ответить на ваш странный вопрос? Для этого нужно совершенно точно знать, что такое дело. И что такое не дело. А кто же это знает? Никто не знает, как есть никто на свете! Так я вас еще очень благодарю, Петр Николаевич! Вы представить себе не можете, как я...
И он пошел к дверям, молодой и счастливый князь Юрий Юрьевич Ухтомский.
А Корнилов позавидовал князю - тот был счастлив!
И сказал ему вслед:
- Ну, не хотите рассказать, что, как и за что, и не надо! И не рассказывайте, разве я настаиваю. Да ничуть!
И если бы встреча с князем была последней, последним впечатлением дня. Не тут-то было...
Корнилов, предчувствуя, что не тут-то было, провел время до позднего часа в своем кабинетике, так было спокойнее, среди своих бумаг и цифр. Кроме того, не исключено, что завтра Прохин вытащит на трибуну и самого Корнилова, могло случиться. В то же время и непохоже было на это после того, как Прохиным было сделано внеочередное сообщение о вредительстве в Донбассе.
Вот Корнилов и гонял разные цифры по разным отчетам, по разным справкам, по разным графам, по докладным и объяснительным запискам. Цифры были послушны, куда пошлешь, туда они без всякого недовольства идут, но в то же время они были себе на уме, будто у них есть собственная, тайная жизнь, и все это потому, что они были коварно приблизительны, за их точность, достоверность и правду нельзя было ручаться, то ли цифра больше самой себя, то ли значительно меньше - угадай?
Скажем, с земельными фондами угадай: что считать землями удобными, что условно удобными, что неудобьем?
С людьми угадай: переселенческое управление планировало увеличение сельскохозяйственного населения в предстоящем пятилетии на один миллион человек, Крайземуправление - на шестьсот тысяч, по данным самой КИС, выходило что-то тысяч восемьсот. Разница туда-сюда двести тысяч. Двести тысяч живых людей...
Но все равно это цифровое коварство было спокойнее и куда покладистее дня сегодняшнего с его совещаниями, с его встречами, с его мыслями, с его безмыслием.
С цифрами у Корнилова было единодушие, то самое, которого ему сегодня так не хватало в зале заседаний Дворца труда, отсутствие которого он переживал тревожно и как-то неопределенно, не зная точно, кого в этом упрекать: самого себя или же всех участников съезда плановиков?
Ну, а когда он пришел домой, поднялся на лестничную площадку уже во тьме, уже усталый, думая, что и ужинать не будет, а скорее-скорее разденется и в постель, он заметил у дверей фигуру. Фигура сидела на полу, когда же Корнилов приблизился, она встала и сказала знакомым голосом:
- Здравствуйте, дядя Петя! Добрый вечер, дядя Петя!
- Кто это? - удивился Корнилов столь неожиданному к нему обращению.
- Не узнаете? А ну узнайте? Ну-ка, ну-ка!
- Витюля? - не поверив самому себе, угадал Корнилов.- Ты почему здесь? Каким образом?
- А я к вам, дядя Петя!
- Ко мне? Зачем тебе я?
- Дядя Петя! Сначала войдем к вам, потом поговорим...
- Ну все-таки?
- Сначала войдем.
Вошли. Корнилов щелкнул выключателем и внимательно осмотрел Витюлю... Мальчик как мальчик, даже приглядный: курчавый, сероглазый, хорошего телосложения, только цвет лица неопределенный, серо-желтый, кажется. И одет небрежно - несвежая рубашка, помятые штаны. Пока Корнилов рассматривал Витюлю, тот стоял неподвижно, улыбался. "Ну, посмотри, посмотри на меня. Если это интересно!" Потом он махнул рукой, дескать, хватит, пора приступать к делу. И приступил так:
- Дядя Петя, я к вам пришел.
- Это я понимаю,- сказал Корнилов.- Но не понимаю, почему ты вдруг называешь меня дядей Петей. Мы с тобой и разговаривали-то раза два-три, и вот я тебе уже и дядя, и Петя!
- А сколько раз нужно поговорить, чтобы называть вас и дядей, и Петей?
- Много. Много раз.
- Я думал, двух-трех уже хватит. Мы в одном дворе живем. Хотя и в разных домах, но во дворе-то в одном. И знаете еще что? Я не знаю вашего отчества. Николаевич, кажется? Кто-то мне говорил, будто Николаевич. Кажется, мой старец.
- Ну, хорошо,- не без раздражения и даже не без подозрений каких-то по поводу своего отчества прервал Витюлю Корнилов.- Зачем ты все-таки ко мне пришел?
- Как зачем? Я пришел к вам!
- Может быть, в гости?
- Конечно, в гости.
- Не поздновато ли? Мы, пожалуй, и соседей разбудим.
- Так ведь раньше-то вас дома не было. Я вас до-о-лго ждал, дядя Петя. Едва-едва дождался. Вот и все!
- Ну и что же ты думаешь делать в гостях?
- Ничего особенного. Вы мне постелите где-нибудь в уголке, я и переночую. Вот и все. А больше мне ничего не надо. Разве чайку. Горяченького. С хлебом и с маслом.
- Это очень странно. Ты не находишь?
- Ничего странного: человеку надо где-то переночевать.
- Но ты же из соседнего дома. Ночуй у себя дома!
- У меня есть причина не ходить домой. Вот и все!
- Что за причина? - спросил Корнилов.
- Как вам сказать-то, дядя Петя? Я несколько дней дома не ночевал, а сейчас придешь, старец Никанор поднимет истерику, хоть проваливайся сквозь землю! Где был, почему был, и пошла, и пошла история! Без конца. И начнет хвататься за свое сердце и за свои нервы, а это очень неприятно. У него нервы действительно дрянь, изношенные, лучше их поберечь. Для другого раза. Вот и все.
- А завтра утром? Ты тоже не придешь домой?
- Приду. Когда он уйдет на работу, старец Никанор. В свой Крайплан, в который и вы тоже ходите, дядя Петя.
- А завтра вечером? Когда Никанор Евдокимович вернется?
- Вернется, меня к тому времени снова не будет дома.
- И так далее?
- И так далее. Чем далее, тем, в общем-то, лучше.
- Он же тебя любит, Витюля. Несмотря ни на что.
- В этом вся беда. Все несчастье именно в этом.
- И тебе не стыдно, Витюля?
- Почему же? Я что, его просил, что ли, когда-нибудь меня любить? Хоть один раз? Никогда! В чем я виноват, что он меня любит и делает из этого черт знает что, какие скандалы, какие истерики? Он ведь, а общем-то, страшный зануда, мой старец. Вот и все!
- Но ведь он же тебя воспитывает. Кормит! Поит! Одевает! Неужели ты не испытываешь к нему уважения? Благодарности?
- Испытываю. Благодарность испытываю, уважение - он ведь ученый, мой старец, мой зануда, он, шутка сказать, профессор, я понимаю, а при чем тут любовь? От его любви тошнит, с души воротит, но он этого не хочет понять, профессор! Чем же я виноват, дядя Петя? Мы с ним разные люди, вот и все. Помогать друг другу очень разные люди могут, а любить - извините! Я девочек больше люблю, дядя Петя, чем старцев.