- Ее скоро не поднять, - сказала мать. - Такой худой лошади я никогда в жизни не видела. А кашляет, бедняжка, словно человек.
Возвратившись в дом, она согрела на примусе воды и понесла лошади.
- Попила немного. А пить-то, видно, очень ей хочется, ноздри горячие, огнем от них пышет, - сообщила она Юре, войдя в комнату.
Юра долго не мог заснуть. Перед его глазами появлялись то Ласточка, то тетя Феня с Дашей, то снова Ласточка.
Мальчик понимал, что мать сказала правду. Им действительно лошади не прокормить, потому что сена запасли только для коровы.
Рано утром Юра забежал в дровяник. Лошадь лежала, а сено оставалось нетронутым.
- Ты кушай, Ласточка, - сказал он, - поправляйся.
Словно отвечая на его ласку, она слегка приподняла голову и тихо заржала. Потом снова запрокинула голову, закрыла глаза и хотя Юра гладил ей шею, почесывал за ушами, оставалась безучастной.
- Что же у тебя болит, Ласточка? Где болит? - спрашивал ее мальчик. - Ты потерпи, мы сегодня на звене поговорим и что-нибудь придумаем. Вот одну тебя оставлять не хочется, а иначе нельзя - в школу нужно. Не обижайся, что остаешься одна, без присмотра.
Хотя по плану в юрином звене собрание намечалось не сегодня, а через день, Юра не стал ждать и объявил ребятам, чтобы остались после уроков на внеочередной звеньевой сбор.
В четвертом классе "а" в тот день было всего четыре урока. Когда прозвенел последний звонок и в классе остались только ребята второго звена, Юра, не теряя времени, приступил к делу.
- Оставил я звено затем, чтобы посоветоваться и решить, как быть в таком деле. Вчера мимо нашей будки колхозники из-под Воронежа гнали табун скота. Одна лошадь у них заболела. Итти никак не может. Упала и лежит. Здорово заболела, чуть дышит. Я ее у себя оставил, в дровянике. Худая-худая. И все стонет.
- Чудак, чему позавидовал, - скривив насмешливо губы, сказал Семен Половинкин. Он был своенравным, грубоватым мальчуганом, за что ему нередко доставалось и от Юры и от всего звена. Семен считал, что Юра всегда к нему придирается, и недолюбливал своего звеневожатого.
- Неправда, и вовсе я не позавидовал. Взял потому, что лошадь колхозная, погибнуть может, если не помочь. А кто поможет? У переезда только наша будка.
- Ну, взял, так взял и ухаживай себе на здоровье. А нам какое до этого дело? - сказал Семен.
- Как - какое дело? - воскликнул однопартник Юры Коля Серов. - Тебе всегда ни до чего дела нет. Не дослушаешь до конца и начинаешь… Давай, Юра, говори.
- Тут и говорить долго нечего. Лошадь погибнет, я забрал ее к себе и при этом подумал: хорошо, если бы все наше звено взяло шефство над Ласточкой. Но ты, Семен, не думай, что я просить буду: мол, не справлюсь, помогите! Не хотите и не нужно, один буду ухаживать. Пускай трудно одному будет - не испугаюсь.
- По-моему, - горячился Коля Серов, - нужно так сделать: кто не хочет участвовать в этом деле, пусть идет домой. А сидеть здесь и языком болтушку забалтывать нечего. Пускай отправляется Семен домой. Уходи, Половинкин.
Ребята зашумели, поддержали предложение Коли Серова, но Семен и не собирался уходить.
- Чего вы на меня напустились? - сидя за партой, отбивался он. - Слова сказать нельзя. А Юра пусть сразу говорит, не тянет.
В это время, не замеченная ребятами, в класс вошла старшая пионервожатая Оля. Она постояла немного у двери, прислушиваясь к спору, но, так и не поняв, из-за чего он разгорелся, попросила Юру рассказать, в чем дело. Юра в нескольких словах рассказал о Ласточке, о том, что звено с охотой согласилось ухаживать за больной лошадью и что возражает только один Семен Половинкин.
- А я не возражаю, - буркнул Семен.
- Как не возражаешь? - накинулся на него Коля Серов. - Не ты ли только что говорил: а нам, мол, какое дело?
Слово взяла старшая вожатая.
- Поступок Юры - благородный поступок, пионерский! Юра правильно понял свой долг. Кто они, эти люди, которые гнали табун? Колхозники, советские люди. Фашисты напали на их село, и они за тысячи километров погнали скот в наши края, чтобы спасти его. Не собственных коров погнали, а колхозный скот. Как думаешь, Семен, должны мы им помочь или нет?
- Конечно, должны, - ответил Семен.
- Так почему же ты против предложения Юры о шефстве над лошадью? - спросила Оля.
- Да я и не против, только на будку к Юре ходить далеко. Время зря тратить. В село бы нужно лошадь перевести. Ко мне во двор можно или на колхозную конюшню.
Но Юра запротестовал. Он сказал, что лошадь лежит почти без движения и сейчас нечего даже и говорить о ее переводе в село.
Порешили на том, что над больной лошадью будет шефствовать все второе звено.
- Давайте сейчас пойдем к Юре, поглядим лошадь, - предложил Сережа Ладыгин, черноглазый шустрый паренек.
- Нечего зря ноги топтать, - ответил Семен. - Думаешь, ей полегчает оттого, что ты поглядишь на нее? К ветеринару нужно сходить, а потом можно и на будку.
Вожатая Оля предложила пойти всем звеном к директору школы и посоветоваться с ним.
Николай Петрович (так звали директора) горячо одобрил решение ребят, но предупредил:
- Смотрите, ребята, не опозорьтесь. Слово пионера не должно расходиться с делом. Нужно будет приложить все усилия, но лошадь спасти.
Тут же в кабинете директора был составлен план дальнейших действий.
Прямо из школы ребята пошли в правление колхоза к председателю. Он внимательно выслушал их и похвалил:
- Правильно поступаете, ребята. Что касается кормов - поможем. В выходной день я велю подвезти сена. Кормов у нас с избытком.
- А вы дайте нам подводу, мы сами подвезем, - попросили ребята.
- Еще лучше, - ответил председатель. - Коли так - возьмите сена от ближних ометов. Только чтоб все было в порядке, аккуратно. А сейчас я пошлю с вами колхозного ветврача, пускай посмотрит вашу Ласточку. Животному, ребята, что и человеку, уход и лечение нужны.
Взяв записку председателя, все звено направилось к Ивану Матвеевичу, ветеринарному врачу, и вместе с ним к Юре.
Осмотр Ласточки был недолгим. Иван Матвеевич выслушал ее, измерил температуру, вздохнул.
- Положение, ребятки, тяжелое. Не скажу - безнадежное, но опасное. Крупозное воспаление легких. Болезнь серьезная, не все лошади от нее выздоравливают. Однако будем надеяться. Многое зависит от ухода. А потом - она еще молодая лошадь, организм не изношен, ему легче бороться с болезнью.
Он дал Юре белые порошки, рассказал, как разводить их и когда поить лошадь.
- А пить она будет? - справился Юра.
- Пить будет. У нее высокая температура, жажда мучит. Вы ей почаще пить давайте. Вода должна быть и не горячей, и не холодной, чуть тепленькой, комнатной. Завтра я снова наведаюсь. Такое состояние, как у нее, долго не может длиться.
Вышли из дровяника.
На дворе наступили сумерки. С хмурившегося несколько дней подряд неба начал сеять мелкий дождь.
- Ну, ребята, пошли, пока дождик маленький, - сказал Иван Матвеевич. - Теперь его не переждешь: на неделю, а то и на две зарядил. Осень пришла. Никуда от дождей не денешься.
- Юра, я у тебя сегодня остаться хочу, вместе будем к Ласточке ходить, - сказал Коля Серов. - Пускай мое дежурство будет первым. Ладно?
- Оставайся, - обрадованно ответил Юра. Но тут же спохватился. - А дома как? Ведь твоя мама не знает, что ты у меня заночуешь. Беспокоиться будет.
- Ребята забегут, скажут маме. Зайдешь, Семен?
- Ну что ж? Зайду, - ответил Семен, но, подумав, добавил:
- А ты, Серов, не дурак: не хочешь по дождю назад шлепать и напросился в дежурные. Этак и я согласился бы остаться сегодня.
Щеки Коли закраснелись:
- Я не из-за дождя, честное пионерское не из-за дождя, - быстро-быстро заговорил он. - Мне просто стало жалко лошадь. - и все. Я может и завтра приду. Пускай будет дождь, а я все равно приду.
- Стараться-то больно не из-за чего, это же не конь, а шкура одна, - сквозь зубы протянул Семен.
Тут произошло нечто неожиданное. Маленький Коля коршуном налетел на рослого Семена Половинкина и зачастил своими небольшими кулаками по его телогрейке. Семен сначала опешил, откачнулся назад, потом засопел и молча ринулся на Серова, и если бы в этот момент не вмешались Иван Матвеевич и остальные ребята, - быть бы большой потасовке.
- Эх вы, за такое хорошее дело беретесь, а драку затеяли, - с упреком сказал Иван Матвеевич. О-очень хорошо, о-очень похвально.
Слова Ивина Матвеевича пристыдили драчунов.
- А я его трогал? - сказал Семен. - Я не задевал, он первый кинулся.
- А ты словно камень: никакого чувства у тебя нет. Лошадь чуть жива, а он - шкура одна, - защищался Коля.
- Ну, - сказал Иван Матвеевич, - хватит разговоров. Поняли, что нехорошо поступили, оба по-своему виноваты, - и нечего долго об этом распространяться. Идти нужно. Вечер на дворе.
Все направились к воротам.
- Коля, ты тоже уходишь? - спросил Юра.
Коля молча кивнул головой.
- Почему?
- Мама же не знает, а Семен не зайдет.
Семен резко обернулся и в упор посмотрел на Колю:
- Ты не плети чего не надо. Поругались - одно, а дело - другое. Сказал - зайду, значит зайду. Не какой-нибудь…
Семен так же быстро отвернулся и пошел за ворота. Коля остался.
… На столе Юра нашел записку матери. Она писала, что уехала на разъезд на партийное собрание и что ночью ее подвезут на дрезине.
Ребята начали хозяйничать. Скоро в печке горел уголь, и в комнате вкусно запахло жареным картофелем. Возле сковородки на плите стояла большая кастрюля, в ней грелась для Ласточки вода.