IV
Знакомство Ивана Афанасьича с Прасковьей Ивановной началось следующим образом. Дней через пять после разговора с Онисимом Петушков отправился вечером в булочную. "Ну, - думал он, отпирая скрипучую калитку, - не знаю, что-то будет…"
Он взошел на крыльцо, отворил дверь. Пребольшая хохлатая курица с оглушительным криком бросилась ему прямо под ноги и долго потом в волнении бегала по двору. Из соседней комнаты выглянуло изумленное лицо толстой бабы. Иван Афанасьич улыбнулся и закивал головой. Баба ему поклонилась. Крепко стиснув шляпу, Петушков подошел к ней. Прасковья Ивановна, по-видимому, ожидала почетного посещенья: платье ее было застегнуто на все крючки. Петушков сел на стул; Прасковья Ивановна села против него.
- Я к вам, Прасковья Ивановна, более насчет… - проговорил наконец Иван Афанасьич - и замолк. Судороги подергивали его губы.
- Милости просим, батюшка, - отвечала Прасковья Ивановна нараспев и с поклоном. - Всякому гостю рады. Петушков немного приободрился.
- Я давно, знаете, желал иметь удовольствие с вами познакомиться, Прасковья Ивановна.
- Много благодарны, Иван Афанасьич.
Настало молчанье. Прасковья Ивановна утирала себе лицо пестрым платком; Иван Афанасьич с большим вниманием глядел куда-то вбок. Обоим было довольно неловко. Впрочем, в купеческом и мещанском быту, где даже старинные приятели не сходятся без особенных угловатых ужимок, некоторая напряженность в обращении гостей и хозяина не только не кажется никому странной, но, напротив, почитается совершенно приличной и необходимой, в особенности при первом свиданье. Прасковье Ивановне понравился Петушков. Он держал себя чинно и добропорядочно и притом все же был человек не бесчиновный.!
- Я, матушка Прасковья Ивановна, очень люблю ваши булки, - сказал он ей.
- Тэк-с, тэк-с.
- Очень хороши, знаете, очень даже.
- Кушайте, батюшка, на здоровье, кушайте. С нашим удовольствием.
- Я и в Москве не едал таких.
- Тэк-с, тэк-с.
Опять настало молчанье.
- А скажите, Прасковья Ивановна, - начал Иван Афанасьнч, - это у вас ведь, кажется, племянница живет?
- Родная племянница, батюшка.
- Что ж она, как… у вас?..
- Сирота, так и держим-с.
- И что ж она, работница?
- Ра-аботница, батюшка, ра-аботница. Такая работница, что и… и… и!.. Как же-с, как же-с.
Иван Афанасьич почел за приличное не распространяться более насчет племянницы.
- Это у вас в клетке какая птица, Прасковья Ивановна?
- А бог ее знает. Птица.
- Гм! Ну, а впрочем, прощайте, Прасковья Ивановна.
- Просим прощения вашему благородию. В другой раз милости просим. Чайку откушать.
- С особенным удовольствием, Прасковья Ивановна. Петушков вышел. На крыльце ему попалась Василиса. Она засмеялась.
- Куда вы это ходить изволили, голубчик мой? - сказал Петушков не без удальства.
- Ну, полноте, полноте, балагур, шутник вы этакой.
- Хе, хе. А письмецо мое изволили получить? Василиса спрятала нижнюю часть лица в рукав и ничего не отвечала.
- И на меня уже не гневаетесь?
- Василиса! - задребезжал голос тетки, - а, Василиса!
Василиса вбежала в дом. Петушков отправился восвояси. Но с того дня он часто стал ходить к булочнице, и недаром. Иван Афанасьич, говоря слогом возвышенным, достиг своей цели. Обыкновенно достижение цели охлаждает людей, но Петушков, напротив, с каждым днем более и более разгорался. Любовь-дело случайное, существует сама по себе, как искусство, и не нуждается в оправданьях, как природа, сказал какой-то умный человек, который сам никогда не любил, но отлично рассуждал о любви. Петушков страстно привязался к Василисе. Он был счастлив вполне. Его душа согрелась. Понемногу перетащил он весь свой скарб, по крайней мере все чубуки свои, к Прасковье Ивановне и по целым дням сидел у ней в задней комнате. Прасковья Ивановна брала с него за обед деньги и пила его чай, следовательно не жаловалась на его присутствие. Василиса привыкла к нему, работала, пела, пряла при нем, иногда молвила с ним слова два; Петушков поглядывал на нее, покуривал трубочку, покачивался на стуле, посмеивался и в свободные часы играл с нею и с Прасковьей Ивановной в дурачки. Иван Афанасьич был счастлив… Но на земле нет ничего совершенного, и как ни малы требованья человека, судьба никогда вполне не удовлетворит его, даже испортит дело, если можно… Ложка дегтю попадет-таки в бочку меду! Иван Афанасьич испытал это на себе. Во-первых, со времени своего переселения к Василисе Петушков еще более раззнакомился с своими товарищами. Он видал их только в необходимых случаях и тут, для избежания намеков и насмешек (что, впрочем, не всегда ему. удавалось), принимал отчаянно суровый и сосредоточенно-запуганный вид зайца, который барабанит посреди фейерверка. Во-вторых, Онисим не давал ему покою, потерял всякое к нему уважение, ожесточенно преследовал, стыдил его. В-третьих, наконец… Увы! Читайте далее, благосклонный читатель.
V
Однажды Петушков (которому, по вышеозначенным причинам, вне дома Прасковьи Ивановны приходилось плохо) сидел в задней, Василисиной, комнате и хлопотал над каким-то доморощенным снадобьем, не то вареньем, не то настойкой. Хозяйки не было дома. Василиса сидела в булочной и попевала песенку.
Постучались в форточку. Василиса встала, подошла к окошку, слегка вскрикнула, засмеялась и начала с кем-то перешептываться. Вернувшись на место, она вздохнула и принялась петь громче прежнего…
- С кем ты это разговаривала? - .спросил ее Петушков.
Василиса продолжала "ломать калину".
- Василиса, слышишь? а, Василиса?
- Что вам?
- С кем ты разговаривала?
- А вам на что?
- Да так.
Петушков вышел из задней комнаты в пестром архалуке, с засученными рукавами и с ливером в руках.
- Ас хорошим приятелем, - отвечала Василиса.
- С каким хорошим приятелем?
- Ас Петром Петровичем.
- С Петром Петровичем?.. С каким Петром Петровичем?
- А он тоже ваш брат. Прозвище такое мудреное.
- Бублицын?
- Ну да, да, Петр Петрович.
- И ты его знаешь?
- Еще бы! - возразила Василиса, качнув головой. Петушков молча прошелся раз десять по комнате.
- Послушай, Василиса, - сказал он наконец, - то есть ты как его знаешь?
- Как знаю?.. Знаю… Он барин такой хороший.
- Как, однако ж, хороший? как хороший? как хороший? Василиса посмотрела на Ивана Афанасьевича.
- Хороший, - проговорила она медленно и с недоумением. - Известно какой.
Петушков закусил губы и начал опять ходить по комнате.
- О чем же ты с ним разговаривала? а? Василиса улыбнулась и потупилась.
- Говори же, говори, говори, говорят тебе, говори!
- Какой вы сегодня сердитый, - заметила Василиса. Петушков молчал.
- Ну, нет, Василиса, - начал он наконец, - нет, я сердиться не буду… Ну, скажи же мне, о чем же вы говорили? Василиса засмеялась.
- Такой, право, шутник этот Петр Петрович!
- А что?
- Уж такой!
Петушков опять помолчал.
- Василиса, ты ведь любишь меня? - спросил он ее.
- Ну, и вы туда же!
У бедного Петушкова защемило на сердце. Вошла Прасковья Ивановна. Сели обедать. После обеда Прасковья Ивановна отправилась на полати. Сам Иван Афанасьич прилег на печи, повертелся и заснул. Осторожный скрип разбудил его. Иван Афанасьич приподнялся, оперся на локоть, смотрит: дверь отворена. Он вскочил - Василисы нет. Он на двор - и на дворе ее нету; на улицу - глядь туда, сюда: Василисы не видать. Без шапки пробежал он до самого рынка: нет, не видать Василисы. Медленно вернулся он в булочную, взлез на печь, повернулся лицом к стене. Тяжело ему стало. Бублицын… Бублицын… это имя так и звучало у него. в ушах.
- Что с тобой, батюшка? - спросила его сонливым голосом Прасковья Ивановна. - Чего охаешь?
- Ничего, матушка, так. Ничего. Давит что-то.
- Грибы, - пролепетала Прасковья Ивановна, - все грибы. О господи, помилуй нас, грешных!
Час прошел, другой-Василисы все нет. Петушков двадцать раз порывался встать и двадцать раз с тоской забивался под тулуп… Наконец, однако ж, он слез с печи и хотел было домой пойти и на двор уже вышел, да вернулся. Прасковья Ивановна встала. Работник Лука, черный, как жук, хотя и булочник, заложил хлебы в печь. Петушков опять вышел на крыльцо и задумался. Проживающий на дворе козел подобрался к нему и слегка, дружелюбно толкнул его рогами. Петушков посмотрел на него и-, бог знает почему, сказал: "Кысь, кысь". Вдруг низенькая калитка тихо распахнулась и появилась Василиса. Иван Афанасьич отправился к ней прямо навстречу, взял ее за руку и довольно хладнокровно, но решительно, сказал ей:
- Ступай за мной.
- Да позвольте, Иван Афанасьич… я…
- Ступай за мной, - повторил он.
Она повиновалась.
Петушков привел ее к себе на квартиру. Онисим, по обыкновению, спал врастяжку. Иван Афанасьич разбудил его, велел зажечь свечку. Василиса подошла к окошку и молча села. Пока Онисим возился с огнем в передней, Петушков неподвижно стоял у другого окна и глядел на улицу. Вошел Онисим, с свечкой в руках, начал было ворчать… Иван Афанасьич быстро обернулся.
- Ступай вон, - сказал он ему. Онисим остановился посреди комнаты…
- Ступай вон сейчас, - повторил Петушков грозно. Онисим посмотрел на барина и вышел. Иван Афанасьич закричал ему вслед:
- Вон, совсем вон. Из дому. Придешь через два часа. Онисим убрался.
Петушков дождался, пока стукнула калитка, и тотчас же подошел к Василисе.
- Где ты была? Василиса смешалась.
- Где ты была? говорят тебе, - повторил он. Василиса посмотрела кругом…