Старуха Мавра с удивлением посмотрела на дочь, что та ничего не знает, и только головой указала на лужок у реки. Там с косой Наташки лихо косил какой-то здоровенный мужик, так что слышно было, как жесткая болотная трава свистела у него под косой.
- Да ведь это Окулко?! - крикнула Наташка, всплеснув руками.
- Он самый. Утром даве я встаю, вышла из балагана, вот этак же гляжу, а у нас лужок мужик косит. Испугалась я по первоначалу-то, а потом разглядела: он, Окулко. Сам пришел и хлеба принес. Говорит, объявляться пришел… Докошу, говорит, вам лужок, а потом пойду прямо в контору к приказчику: вяжите меня…
- Вот, мамынька, ты все жалилась да меня корила…
- От голоду, родная, от голоду. Помутилась я разумом на старости лет… Ты погляди, как Окулко-то поворачивает: тебе бы на три дня колотиться над лужком, а он к вечеру управится.
- Да ведь он мужик, мамынька.
Окулко косил с раннего утра вплоть до обеда, без передышки. Маленький Тараско ходил по косеву за ним и молча любовался на молодецкую работу богатыря-брата. Обедать Окулко пришел к балагану, молча съел кусок ржаного хлеба и опять пошел косить. На других покосах уже заметили, что у Мавры косит какой-то мужик, и, конечно, полюбопытствовали узнать, какой такой новый работник объявился. Тит Горбатый даже подъехал верхом на своей буланой кобыле и вслух похвалил чистую Окулкину работу.
- Здравствуй, Окулко, - проговорил он. - Ты, этово-тово, ладно надумал, в самый раз.
- Ладно, так и примеривать не надо, - отрезал Окулко, продолжая работать.
- Ты, этово-тово, правильно…
Конечно, прибежала на той же ноге Аннушка.
- Ну, вот и слава богу, мужик нашелся, - радовалась она. - А ты, Наташка, совсем затощала, лица на тебе нет… Ай да Окулко! Тоже и придумал ловко.
Маврина семья сразу ожила, точно и день был светлее, и все помолодели. Мавра сбегала к Горбатым и выпросила целую ковригу хлеба, а у Деяна заняла луку да соли. К вечеру Окулко действительно кончил лужок, опять молча поужинал и улегся в балагане. Наташка радовалась: сгрести готовую кошенину не велика печаль, а старая Мавра опять горько плакала. Как-то Окулко пойдет объявляться в контору? Ушлют его опять в острог в Верхотурье, только и видела работничка.
X
По всем покосам широкою волной прокатилась молва о задуманном переселении в орду, и самым разнообразным толкам не было конца.
- Надо засылать ходоков, старички, - повторял Филипп Чеботарев, когда собирались человек пять-шесть. - Страда в половине, которые семьи управились с кошениной, а ежели есть свои мужики, так поставят сено и без старика. Надо засылать.
- Уж это што и говорить, - соглашались все. - Как по другим прочиим местам добрые люди делают, так и мы. Жалованье зададим ходокам, чтобы им не обидно было и чтобы неустойки не вышло. Тоже задарма кому охота болтаться… В аккурате надо дело делать.
Все понимали, что в ходоки нужно выбрать обстоятельных стариков, а не кого-нибудь. Дело хлопотливое и ответственное, и не всякий на него пойдет. Раз под вечер, когда семья Горбатых дружно вершила первый зарод, к ним степенно подвалила артелька стариков.
- Здорово, старички! - весело крикнул Тит с зарода.
- Бог на помочь!
Старички присели к сторонке и с достоинством обождали, пока Горбатые кончат свою работу. Макар и Федор продолжали свое дело, не обращая на гостей никакого внимания. Молодые мужики вообще как-то сторонились от стариков, а в больших туляцких семьях они не смели пикнуть, когда большак дома. Легко работали Горбатые около своего зарода, так что любо-дорого было смотреть. Филипп Чеботарев наблюдал их с тайною завистью: вот бы ему хоть одного сына в семью, а то с девками недалеко уедешь. Из туляков пришли Деян Поперешный и рыжий, как огонь, Шкарабура (прозвище за необыкновенный вид), а из хохлов Дорох Ковальчук, Канусик и Шикун.
- Садитесь, этово-тово, на прясло-то, так гости будете, - кричал Тит, едва успевая принимать подкидываемое сыновьями сено.
- Управляйся, дедушко, дело не к спеху.
Подбиравшие граблями сено бабы молчали: они чувствовали, зачем приволоклись старички. Палагея сердито поглядывала на снох.
Когда кончили вершить зарод, Макар и Федор ушли копнить поспевшее к вечеру сено, а за ними поплелись бабы. Тит спустился с зарода, обругал Пашку, который неладно покрывал верхушку зарода свежими березовыми ветками, и подошел к дожидавшим старичкам.
- Ну, этово-тово, здравствуйте…
- Мимо шли, так вот завернули, - объяснял Чеботарев. - Баско робите около зароду, ну, так мы и завернули поглядеть… Этакую-то семью да на пашню бы выгнать: загорелось бы все в руках.
Прежде чем приступить к делу, старички поговорили о разных посторонних предметах, как и следует серьезным людям; не прямо же броситься на человека и хватать его за горло.
- А мы, видно, к тебе, дедушко Тит… - заявил нерешительно один голос, когда были проделаны все предварительные церемонии.
- Вижу, этово-тово…
Старый Тит как-то весь съежился и только заморгал глазами.
- Мы, значит, уж к тебе, дедушко, всем миром… послужи миру-то… В ходоки тебя мир выбрал, чтобы обследовать эту самую орду наскрозь.
Тит замотал головой, точно взнузданная лошадь, и пошел на отпор:
- Стар я, этово-тово… Семья у меня во какая, а замениться некем. Нет, уж вы ослобоните меня… Кого помогутнее надо выбрать.
- Нет, мир тебя выбрал… Ты уж не корячься напрасно: без твоего слова не уйдем.
- Посердитовал на меня мир, старички, не по годам моим служба. А только я один не пойду… Кто другой-то?
- Другого уж ты сам выбирай: тебе с ним идти, тебе и выбирать. От Туляцкого конца, значит, ты пойдешь, а от Хохлацкого…
- Вот разе сват… - нерешительно заявлял Тит, поглядывая на попятившегося Коваля.
- Верное твое слово, дедушко; вы сваты, так заодно идти вам в орду.
Старый Коваль не спорил и не артачился, как Тит: идти так идти… Нэхай буде так!.. Сваты, по обычаю, ударили по рукам. Дело уладилось сразу, так что все повеселели. Только охал один Тит, которому не хотелось оставлять недоконченный покос.
- Коней двенадцать голов, куды я повернусь зимой-то без сена? - повторял он, мотая головой. - Ежели его куплять по зиме, сена-то, так, этово-тово, достатку не хватит…
- Э, сват, буде тебе гвалтувати, - уговаривал Коваль. - Як уведем оба конца в орду, так усе наше сено кержакам зостанется… Нэхай твоему сену!..
Три дня ходил Тит темнее ночи и ничего не говорил своей семье. Его одолевали какие-то тяжелые предчувствия. Он веселел немного только в присутствии старого Коваля, который своим балагурством и хохлацкими "жартами" разгонял туляцкую скуку. Сваты даже уехали с покоса и за разговорами проводили время в кабаке у Рачителихи. На Тита нападали сомнения: как да что? Выпитая водка несколько ободряла его, но это искусственное оживление выкупалось наутро новым приступом малодушия. Раз он не вытерпел и заявил Ковалю решительным тоном:
- Нет, сват, этово-тово, надо сходить к попу посоветовать… Он больше нас знает.
- Пойдем и до попа, - соглашался Коваль, - письменный человек, усе знае…
Поп Сергей жил напротив церкви, в большом пятистенном деревянном доме. Он принял ходоков ласково, как всегда, и первый заговорил:
- Слышал, старички, про ваши затеи… Своего хлеба отведать захотели?
- Так вот мы и пришли, батюшко, к тебе посоветовать.
- Что же, доброе дело: ум - хорошо, а два - лучше того.
Поп усадил гостей и повел длинную, душевную беседу, а ходоки слушали.
- Отсоветовать вам я не могу, - говорил о. Сергей, разгуливая по комнате, - вы подумаете, что я это о себе буду хлопотать… А не сказать не могу. Есть хорошие земли в Оренбургской степи и можно там устроиться, только одно нехорошо: молодым-то не понравится тяжелая крестьянская работа. Особенно бабам непривычно покажется… Заводская баба только и знает, что свою домашность да ребят, а там они везде поспевай.
- Это ты верно, батюшко: истварились наши бабы, набаловались и парни тоже… От этого самого и и орду уходим, - говорил Тит. - Верное твое слово.
- Я не говорю: не ездите… С богом… Только нужно хорошо осмотреть все, сообразить, чтобы потом хуже не вышло. Побросаете дома, хозяйство, а там все новое придется заводить. Тоже и урожаи не каждый год бывают… Подумать нужно, старички.
- Так ты уж нам скажи прямо: ехать али не ехать?
- Ничего я не могу вам сказать: ваше дело… Там хорошо, где нас нет.
Долго толковали старики с попом, добиваясь, чтобы он прямо посоветовал им уезжать, но о. Сергей отвечал уклончиво и скорее не советовал уезжать.
- Не могу я вам сказать: уезжайте, - говорил он на прощанье. - После, если выйдет какая неудача, вы на меня и будете ссылаться. А если я окажу: оставайтесь, вы подумаете, что я о себе хлопочу. Подумайте сами…
Ходоки ушли от попа недовольные, потому что он, видимо, гнул больше на свою сторону.
- Обманывает нас поп, - решил Коваль. - Ему до себя, а не до нас… Грошей меньше буде добывать, як мы в орду уедем.
- И то правда, - согласился Тит. - Не жадный поп, а правды сказать не хочет, этово-тово. К приказчику разе дойдем?
- А пойдем до приказчика: тот усе окажет… Ему что, приказчику, он жалованье из казны берет.
Старики отправились в господский дом и сначала завернули на кухню к Домнушке. Все же свой человек, может, и научит, как лучше подойти к приказчику. Домнушка сначала испугалась, когда завидела свекра Тита, который обыкновенно не обращал на нее никакого внимания, как и на сына Агапа.
- Да вы садитесь… - упрашивала Домнушка. - Катря, пан дома? - крикнула она на лестницу вверх.
- У кабинети, - ответил сверху голос Катри.