- Не надо, - сказал тот с ласковой улыбкой. - Мы с ней просто в губы поцелуемся, по христианскому обычаю. - Он подошел близко к Машуре, смотря весело ей прямо в глаза, взял за плечи и поцеловал довольно плотно без всякого смущения. - Какая она у тебя ладная, да белая, - обратился он к Таисе. - А ты не робей, родненькая, - сказал он опять Машуре, которая вся зарделась от его поцелуя. - Все мы братья и сестры во Христе. Я вот и с ней, со старушкой, также похристосуюсь, - сказал Ракеев, подойдя к Таисе и поцеловав ее в губы. - Так-то, миленькие! А теперь идите, я еще за вами в обитель пошлю… Скоро у меня здесь будет годовое моление… Вот ее, - обращаясь к Таисе, сказал Ракеев, - ты и привезешь на наш праздник… Только скажи Манефе, что сначала ей нужно принятие сделать…
Таиса и Маша ушли. Таиса была в полном восторге; она ног под собой не чувствовала.
- Вот, привел Бог благодать от самого Христа получить… - говорила она. - Так-то это радостно, так радостно…
Маша молчала. Она была смущена и нервно перебирала в руках данные ей четки.
- И четки он тебе дал, - говорила Таиса. - Ах, как хорошо!.. Какая ты счастливая… Ему понравилась!.. Вот по этим четкам теперь молиться будешь…
IV
Из Виндреевки наши путешественницы выбрались часов в одиннадцать утра. Они двинулись дальше уже вдвоем, без возницы; Афиногена задержал старец Никифор по особому делу. Тот должен будет доставить в обитель новые паникадила для моленной, которые пришли из Москвы, а также восковые свечи.
Таиса хорошо знала лесную дорогу в обитель. Она взялась сама править лошадью. Наши спутницы долго ехали в лесу в полном молчании. Наконец это молчание было прервано Машурой.
- Какой он удивительный! - сказала она как бы про себя. - И какие у него глаза!.. Навек запомнишь… - И Машура устремила вдаль свой пристальный взор. - Я вот и сейчас словно их вижу… - проговорила она.
- И как он мог мое имя угадать! - продолжала вслух удивляться Машура. - А когда подошел он ко мне, мне страшно сделалось… Хоть бежать была готова… Только потом я оправилась, - улыбнулась Машура, - потому что он ласковый…
- Он божественный, Маша, божественный! - восторженно отозвалась на эти машурины слова Таиса. - Он истинные чудеса может совершать…
- А барина моего он может от болезни вылечить? - спросила вдруг свою спутницу Машура.
- Само собой, может, все может, - отвечала Таиса. Но после этих слов духовница повернулась к своей крестнице и покачала ей укоризненно головой. - Экая ты, Машенька! Не можешь ты своего барина из головы выбросить, - выговорила она, - ты о себе лучше думай… Подумай, как бы тебе жизнь праведную начать… А энти мысли ты брось…
- Я о себе, крестная, и думаю, - оправдывалась Машура, - я свою душу хочу спасти… Для этого в вашу обитель еду…
- То-то вот, душу спасти!.. - покачала опять головой духовница. - А как спасешь-то ты ее? Вот наша вера как раз к спасению и приводит… Эта вера особенная! Это - сама правда истинная, не то что у других раскольников… Ее понять надо. Не всякий ее понимает.
- Ты и растолкуй мне, крестная, эту свою правду истинную, - сказала Машура.
- Видишь ли, милая Машенька, - начала толковать Таиса, - по нашей вере Бог может в людей вселяться, и эти люди, скажу тебе, могут сделаться христами. И, значит, Христос не один… Только это очень редко бывает… Душу-то человеческую с грехами нужно убить, чтобы Бог вселился… А кто это может?.. В нашей округе только один такой христос и есть - Максим Васильевич… А вот на Москве первый христос был Данила Филиппович из города Костромы… Это давно было… Потом был христос Иван Тимофеевич из Мурома. И богородицы по нашей вере являлись и являются…
- Я об этих христах что-то вовсе и не знала, - произнесла Машура.
- Где тебе, милая, это все знать… А у нашего Максима-то Васильевича двенадцать апостолов, - продолжала свою речь Таиса, - которые из них в Виндреевке живут, а которые в других деревнях… Они веру нашу проповедуют. Старец Никифор, что нас в Виндреевке встретил, тоже апостол. Он часто к нам в обитель жалует… И может чудотворить; только он не такой блистательный, как Максим Васильевич…
Таиса разговорилась, благо Машура ее с великим вниманием слушала.
- У нас, милая, такой устав, - продолжала с увлечением духовница, - первое дело: соблюдай посты, потом будь целомудренна, живи в чистоте, а также в полном смирении старайся быть. Вот так душу-то человек от грехов и очистит… И не думай, Машенька, чтобы мы насильно в обители держали… Из нашей обители девицы опять в мир идут, значит, по своей свободе, они вольные… У нас только они в вере и духовном житии окрепают…
- А замуж они потом выходят? - спросила Машура.
- По нашей вере, Машенька, они должны иметь мужей духовных, и любовь у них к таким мужьям должна быть особенная, ангельская… Стало быть, не плотская, не такая, как у всех людей… И мужья у них тоже нашей веры… В нашу веру и замужних принимают, - продолжала разъяснять крестнице Таиса, - но только требуют от них, чтобы жена обещалась со своим законным мужем стараться жить врозь… И вот все они потом святыми делаются, потому что только о своем спасении да о божественном думают… И на них дух святой нисходит; они в блаженной радости ликуют… И видят чудеса великие. И ты увидишь эти чудеса, Машенька. Вот увидишь чудеса на большом молении у Максима Васильевича. И такая, погляжу я на тебя, ты счастливая. Ведь сам Максим Васильевич приказал тебя на этот праздник привести. А на нем только избранные бывают…
"Вот любопытно-то", - подумала про себя Машура и самодовольно улыбнулась. Ей приятно было сознавать, что такой человек, как Максим Васильевич, был с ней ласков, что он позвал ее. И ей было очень интересно, какие это у него чудеса бывают.
Добрались наши путешественницы до цели своей поездки часам к пяти дня. Дорога по лесу была тяжелая и трудная. Они раза два чуть было не опрокинулись с кибиткой, хотя почти все время ехали шагом.
Обитель стояла в самой глуши. Недалеко от нее протекала маленькая речка, вроде ручья. Там был устроен пруд из проточной воды. В обители было десятка два небольших домиков, а посередине возвышалось большое деревянное здание с высокими окнами и с крестом на крыше. Это - моленная. Постройки были обнесены высоким забором из горбылей.
Когда наши путешественницы подъехали к обители, ворота были заперты. Машура слезла с кибитки и постучала. Окошечко, вделанное в ворота, открылось; оттуда выглянуло лицо привратницы.
- Матушка духовница!.. Это вы?! - воскликнула привратница. - Сейчас, сейчас отопру!
Кибитка въехала в ворота.
- А где сестры? - спросила Таиса, - чтой-то у нас тихо очень, никого не видать?..
- На работах, - отвечала привратница. - Уборка там идет… Там и сестры и братцы хлеб убирают, косят и жнут. Я уж сама лошадь отпрягу.
Она села ла облучок кибитки и взяла у Таисы вожжи. Кибитка повернула по маленькому переулку к таисиному домику. Высадив Таису и Машуру, привратница погнала лошадь дальше, к скотному двору. Двор этот виднелся вдали, у самого конца построек.
- Ну вот мы и приехали, - сказала Таиса, входя в сени своего домика. - Вот тут и житье наше, - объявила она Машуре. Она отворила дверь в комнату с двумя окнами, чистую и уютную. - Смотри, пожалуйста, - радостно проговорила она, - какие наши сестры умницы!.. Полы у меня вымыли.
Скоро они уселись за самоварчик, который наспех соорудила Таиса. На столе появились баранки и мед. Началось чаепитие, а за чаепитием опять беседа о жизни божьих людей в основанном Ракеевым божьем питомнике.
- У нас, милая Машенька, уж так-то хорошо, - говорила Таиса своей крестнице, попивая чай, - Ты сама это увидишь, истинные божьи люди здесь живут… И пища у нас хорошая, и служба наша легкая и радостная… Такое бывает ликование!.. Сейчас только этой службы нет, потому что теперь рабочая пора… Уборка хлеба идет. Тут ведь у нас в лесу есть огнище, где хлеб сеют.
Машура с интересом слушала свою крестную и вместе с тем оглядывала новую для себя обстановку. У крестной все было, как у добрых людей: и комодик, и диванчик, и киот с образами стоял в углу комнаты.
- Наша обитель совсем от других скитов особенная, - продолжала поучать Таиса. - У нас в обители и мужской пол живет, а не один только женский… У некоторых наших сестер духовные мужья имеются… Мужья эти тоже нашей веры; они нам помогают, и мы их братцами зовем…
- Что же, крестная, - решилась спросить Машура, - те, у которых духовные мужья, вместе с ними так в кельях и живут?
- Вместе и живут, - отвечала Таиса. - Ты этому не удивляйся, Машенька. Пойми, милая, что жизнь эта у нас совсем особая, не такая, как у вас в миру. Наша жизнь духовная, ангельская. Потому что у нас прежде всего человек приучается духовным быть…
- А у тебя духовный муж есть? - спросила Машура.
- У меня, Машенька, духовного мужа нет. Я себе такого не нашла. Его тоже, милая, найти надо. А вот уставщица наша, Ксения, которая правит службу на радениях, так та себе в мужья взяла старца Никифора, которого ты у Максима Васильевича видела, и он, Никифор, когда сюда приезжает, у ней ночует.
- Еще я хочу спросить тебя, крестная, - сказала в нерешительности после некоторого раздумья Машура. - У Максима Васильевича… У него тоже есть… Такая жена духовная?..
- У него жены нет, - со строгим выражением лица сказала духовница, - потому что он нас всех выше… То же и богородица наша Манефа; она надо всеми братцами и сестрицами начальница, и у ней мужа нет.
- Сколько же вас здесь сестриц и братцев? - продолжала расспрашивать Машура.