Министр иностранных дел, тем временем, еще приводил себя в надлежащий вид, повязывая галстук перед большим зеркалом.
Глава шестьдесят пятая
Министру иностранных дел удалось узнать у статс-секретаря о составе приглашенных к государю. Как ни уклонялся тот от ответа, а все же вынужден был сообщить.
И теперь министр размышлял, как может обстоять дело. Надо было прийти на прием во всеоружии, предугадать возможные нарекания и быть готовым ответить на них. В сравнении с остальными коллегами на его долю выпадало меньше "синяков и шишек". Если же нынче грозит головомойка, то, надо, по крайней мере, суметь смягчить удар. Оплошаешь, начнешь заикаться перед государем, - пиши пропало!
Тогда замаячит впереди опала. Бремя, взваленное на плечи министра иностранных дел - немалое, ведь он выражал и исполнял высочайшую волю, вел дипломатические дуэли с матерыми и прожженными политиканами Запада и Востока. От него зависел во многом успех многих миссий, договоров, демаршей, предварявших, сопутствовавших или заключавших военные кампании и конфликты.
Личное поведение, красноречие, доказательность, изворотливость и гибкость играли большую роль.
И если миссия заканчивалась удачно - государь осыпал его милостями.
Но горе ему, если возвращался ни с чем, не добившись желаемого результата, с повинной головой. Тогда - лучше и не показываться на глаза государю. Но министр его императорского величества поднаторел в дипломатической игре, умел ловко балансировать на политическом канате и, слава богу, пока что ни разу не сорвался с головокружительной высоты своего положения. Государь знал это и ценил. Министр умел угадывать и его настроение, умел, в случае дурного расположения духа, молча проглотить горькую пилюлю, увернуться от сокрушительного удара, - и государь пока не мог предъявить ему сколько-нибудь серьезных претензий. Министр умел обставить дела так, что, как говорится, комар носа не подточит. Он был усердным и сметливым, помнил знаменитые талейрановы уроки, вооружился знанием всевозможных политических хитростей и манипуляций, усвоил наставления и заветы матерых политиканов. Какие могли быть претензии у государя к своему министру, усердно выуживавшему через иностранные миссии, через соглядатаев в дипломатических фраках сведения о тайных намерениях враждебных и соперничающих держав?
Численность иностранных войск, их оснащенность, пороки и достоинства, слабость и сила тех или иных правителей, военачальников, интриги, вбивание политических клиньев в стане врага, - без этих "иностранных дел" государь обойтись не мог.
Таким образом, вышеозначенный министр, в отличие от других, пользовался особым расположением и, при случае, мог благополучно увильнуть от грозной десницы. Сей министр, обосновывая те или иные действия, не забывал ссылаться на высочайшее повеление, говорил формулами и предписаниями, высказанными однажды его императорским величеством.
Придирчиво оглядывая себя в зеркало, найдя галстук не очень удачным, министр сменил его, продолжая размышлять о предстоящей аудиенции и намереваясь произвести возможно более благоприятное впечатление.
Он хотел бы привлечь главное внимание государя. Как бы тот ни распалялся, распекая других, обычно, обращаясь к министру иностранных дел, смягчался, государь по реакции последнего как бы соразмерял свой тон и обращение.
В случае, если император разгневается, он, министр иностранных дел, не станет "поджимать хвост", ежиться, морщиться, точно после крепкой чарки, как это делают иные.
Наконец, приведя себя в надлежащий вид, сдув пылинку с фрака, поправив галстук, министр вышел во двор и сел в карету, которая, прогромыхав по гулким петербургским улицам, вскоре въехала под арку Зимнего дворца.
Увидев в приемных покоях министров и начальника сыскного управления, он мысленно соотнес свои шансы с их шансами на благополучную развязку и, вместе с тем, пытался угадать мысль, побудившую государя вызвать их всех разом. Конечно, эта совместная аудиенция говорила о какой-то общей тревоге, которая грозила бурей. И надо было приложить немало терпения и умения, чтобы выдержать эту бурю и уйти отсюда целым-невредимым.
Статс-секретарь при виде запоздавшего министра сокрушенно покачал головой.
Два других министра встретили новоприбывшего холодно-учтивыми взглядами. Министр иностранных дел ответил предельно любезной заученной улыбкой, изъявляя полнейшее расположение. Он позволил себе даже лукаво-фамильярно подмигнуть генералу сыскного отделения, который, однако, никак не реагировал на этот знак: похоже, что у него на сердце кошки скребли. Он ждал, оцепенев от недоброго предчувствия.
Статс-секретарь, обозрев всех четверых, сделал им знак: быть наготове, прошел в кабинет и доложил государю о прибытии приглашенных.
Государь хмуро выговорил:
- Что так долго?
- Все ждут, государь.
- Я спрашиваю: почему они не в срок явились?
- Простите великодушно. Непредвиденная, должно быть, заминка. Они сами изволят объясниться.
- Впусти!
Министр иностранных дел опередил всех, выказывая предельную почтительность и благоговение.
Царь, не приглашая садиться, перевел взгляд на грузного и рослого начальника сыскного отделения и проговорил с усмешкой:
- Эк, вымахал… - и посуровел. - И как тебя земля держит?
- Не понимаю, ваше величество…
- Или ты не знаешь о том, что творится на Кавказе? О бунте в каземате Зангезурского уезда? Почему же не докладываешь?
- Не смели вас тревожить подробностями, ваше величество. Но принимаем надлежащие меры.
- Какие?
- Все, которых требует положение.
- Все ли?
- Я не смею утверждать, что у нас обходится без упущений… Бывает, не поспеваем…
- А на балах шаркать? - государь нанес рассчитанный удар. - Совать нос куда не надо?
- Мы лишь печемся о вашей безопасности.
- Благодарю покорно… Стало быть, обо мне печетесь… А мне известно иное… Отвоем чрезвычайном внимании к некоторым сплетням. Кто с кем, когда и как… Это тоже входит в круг твоих обязанностей?
- Ваше величество, я клянусь вам…
- Молчать! Кто тебе позволил следовать за мной по пятам? И это вместо того, чтобы позаботиться о спокойствии в империи, о пресечении беспорядков? Ты вот знаешь об этой особе? - Император поднял со стола портрет "Орлицы Кавказа". - Полюбуйся: уже и бунтарка в героях ходит. Тебе известно, чем там, на Кавказе, занимаются твои люди? Баклуши бьют! Ворон в небе считают!
- Кое-кого из нерадивых мы разжаловали.
- Вот и ты - вошел сюда генералом… - медленно произнес царь, - а выйдешь солдатом.
- Ваше величество, - содрогнулся генерал. - Я готов принять смерть ради вас и отечества! Помилуйте! Простите великодушно… Я верой и правдой служил…
- Как служил - мы убедились. За преступные, злонамеренные деяния ты будешь призван к ответу! И понесешь заслуженную кару.
- Пощадите, государь… Мы непременно отыщем… пресечем… - заикался генерал.
- Поздно зарекаться! - отрезал государь, не обращая внимания на побелевших от страха других министров, съежившегося статс-секретаря; до него дошли слухи, что генерал сыскного отделения приударял не за кем иным, как за самой императрицей, и эти подозрения усугубили слишком частые и лестные высказывания государыни о генерале в последнее время. Теперь царь почти поверил, что именно этот рослый, здоровенный детина в эполетах и является ее фаворитом.
Тайная ревность выплеснулась вспышкой мстительного гнева.
- Вон! - государь указал на дверь.
Не поручимся за подробности, но в народе говорили, что все именно так и было.
На этом месте рассказчик обычно делал паузу, оглядывал затаивших дыхание слушателей и уж потом продолжал.
…Затем его величество обратил взор на оставшихся, словно 'только что заметил их. Воцарилось тягостное молчание.
Царь подозвал статс-секретаря и понизил голос: "Приготовьте приказ… Разжаловать… И под суд…" И затем, уже громко обратился к военному министру, многозначительно чеканя слова:
- Сопроводи бывшего генерала, куда следует, и сдай, кому следует. И пусть позаботятся о надлежащей охране…
Глава шестьдесят шестая
Увязавшимся за Дато агентам, конечно, не могла и в голову прийти мысль о внутренней перемене, происходящей в представлениях и намерениях их поднадзорного.
Неожиданно потеряв его из виду на лесистом берегу Куры, ищейки растерялись, думая-гадая, куда мог подеваться Сандро? Что за странная игра в прятки?
То шарахнулся в сторону гор, то теперь в долину подался. И вот, как в воду канул. Сгинул, леший! Сколько же можно шататься? Птица и та выбилась бы из сил.
Они рыскали в зарослях, в прибрежных камышах… Увы…
Ищейки всполошились не на шутку, представив, какими последствиями чревато для них исчезновение объекта их внимания: влетит им от начальства, да еще как влетит! Куда вы смотрели, скажут, олухи царя небесного! Как могли вы проворонить его! Как умудрились?
Да вы знаете, скажут, кого вы упустили. Изменника, преступника, предавшего интересы империи, переметнувшегося к врагам. Вы не подумали, что Сандро может оказаться заодно с врагами, с крамольными приверженцами "Орлицы"?
Если вам велено: не трогать, это еще не значит, что надо было отпускать его на все четыре стороны! Приставили вас, стало быть, неспроста! Да мы вас в бараний рог! Сквозь строй! На каторгу! В Сибирь!