- Хлебом твоя жена отравилась, и от хлеба произошли преждевременные роды, от хлеба она умерла, и все вы болеете от него же, - сердито сказал Крапивин и поскорее ушел, почти убежал из избы, в которой поднялся плач и причитания. Он заходил еще в несколько домов, спрашивал о здоровье, везде были больные, а мука, которую он смотрел, у всех была негодная, испорченная. И везде с сердитым и сильно побледневшим лицом он говорил бабам, чтоб не брали эту муку, если завтра ее же будут выдавать, а просили бы другой, хорошей, говорил им, что мука эта вредная, что жена рабочего Сапегина умерла от этого вредного хлеба, и предсказывал ту же участь всем, предостерегая особенно беременных.
Весть о смерти Сапегиной всех поразила ужасом, ее жалели, жалели ребят и мужа. Все женщины страшно волновались, бегали из дома в дом и сговаривались не брать вредной муки. Обыкновенно муку и весь съестной провиант получали больше женщины, потому что мужья находились на работе и не все могли отлучаться за получкой. Крапивин на это и рассчитывал: "Пусть бабы действуют, - думал он, - их рев и просьбы скорее проймут этих толстокожих". Грустный, с понурой головой, уже в сумерки возвращался он с своей неудачной практики и недалеко от дома Архипова почти наткнулся на Лизу.
- Здравствуйте, - сказала ему обрадованная неожиданной встречей девушка. - Куда это вы ходили?
- Ах, Лиза! - воскликнул Крапивин, очнувшись, и неожиданно для себя и еще более для Лизы обнял и поцеловал девушку.
- Что вы? Что вы это? Ведь нас могут увидеть, - испугавшись и сконфузившись, проговорила Лиза, быстрым движением освобождаясь из его объятий.
- Простите, Лиза, я так обрадовался вам, - умоляющим тоном говорил Крапивин, - мне так хотелось видеть вас, говорить с вами, увидал и потерял голову от радости. Куда вы идете?
- Я к тете. Она присылала за мной. Мы можем пойти вместе вот по этой улице, так дальше будет, но зато мы можем поговорить дорогой.
- Спасибо, Лиза, - Василий Иванович, взяв Лизу под руку, повернул с ней в узенькую и пустую боковую улочку.
- Лиза, милая, я страшно измучился за эти два дня, - заговорил Василий Иванович, крепко прижимая к себе руку Лизы. - Люди болеют и умирают даже, а с Нагибиным говорить нельзя. Болеют от вредного, испорченного хлеба, а мое донесение в правление до сих пор не отправлено, и если завтра он не распорядится выдавать хорошую муку, я просто не знаю, что будет.
- Вероятно, дядя приказал уже. Он вчера еще присылал за отцом.
- А Петр Яковлевич ничего не говорил, возвратившись, о чем у них речь была?
- Ничего. Отец никогда не говорит со мной ни о чем, кроме домашнего дела, - грустно ответила Лиза.
- Жаль, жаль! И ничего у них не узнаешь толком. Я говорил Нагибину, и просил, и убеждал, и доказывал, и на все один ответ: не ваше дело. Думаю сегодня вечером еще сходить, сообщу, что часа два тому назад умерла жена рабочего Сапегина, умерла именно от вредного хлеба, в этом я убежден.
- Боже мой, какая жалость! - вскричала Лиза. - Ведь она еще молодая, и детей у них маленьких много.
- И вот по милости дурного отношения начальства к нуждам рабочих дети стали сиротами, - гневно сказал Василий Иванович.
В душе он винил в этом деле Архипова более, чем Николая Модестовича: тот мог и не знать, какую муку выдает запасчик, но сам запасчик уже непременно должен был знать качество муки, как опытный человек, полжизни проведший у этого дела. Но говорить Лизе про недобросовеетность ее отца Василий Иванович не нашел возможным. Они тихо шли несколько времени в грустном молчании.
- Дай бог, чтобы устроилось все к лучшему, - сказал, наконец, Крапивин, вздыхая. - Но, Лиза, милая, если случится, что мне пострадать придется из-за этой истории, хотя я уверен, что правда рано или поздно обнаружится, но временно мне все-таки придется потерпеть, ведь ты не разлюбишь меня, не забудешь?
- Ни за что, никогда! - горячо ответила Лиза и опять очутилась в крепких объятиях своего милого и на этот раз уже не уклонялась от них.
Темная, безлюдная улочка хорошо укрывала их от нескромных взоров, и молодые люди шли несколько времени, обнявшись и позабыв обо всем на свете, только полушепотом перекидываясь ласковыми словами. Но вот они достигли того переулка, по которому Лизе надлежало повернуть к дому дяди, прошли его, и Лиза стала просить Василия Ивановича не провожать ее дальше, чтобы не встретить кого-либо из прислуги Нагибина, и, простившись с милым горячим поцелуем, она убежала. Василий Иванович постоял, глядя вслед убегающей девушке, пока она не скрылась в темноте наступающего вечера, и медленно побрел в свою больницу.
VIII
Войдя в переднюю, Лиза удивилась, увидев освещение в зале и услыхав, что в гостиной раздаются какие-то голоса, как будто совсем незнакомые. Пока она снимала верхнюю одежду, к ней поспешно вышла Серафима Борисовна.
- Что ты так раскраснелась? И зачем долго не шла и отпустила кучера и шла одна в такой темноте? И зачем ты не оделась? Разве кучер не передал тебе, что я велела тебе одеться? - засыпала Лизу вопросами Серафима Борисовна.
- Он сказал, что вы велели одеться и поскорее идти к вам. Я думала, что это значит надеть пальто и идти. Я так и сделала; ведь я часто бываю у вас в домашнем платье, - сказала Лиза, с удивлением глядя на Серафиму Борисовну. - Разве у вас есть гости?
- Да, у нас гости, и гости эти приехали для тебя, друг мой, Лизанька, - сказала Серафима Борисовна с некоторой торжественностью. Она взяла Лизу за руку и прошла с ней в столовую, отделенную от гостиной угловой неосвещенной комнатой.
- Сваты приехали, Лизанька, тебя сватать, - сказала она, целуя Лизу.
Лиза побледнела.
- Какие сваты? Кто? Зачем? Я не хочу замуж, - растерянно и быстро заговорила она. - Я не пойду замуж, и никаких мне сватов не надо.
- Полно глупости говорить, - ласково сказала Серафима Борисовна. - Все девушки говорят, что замуж не пойдут, и всегда выходят, и ты выйдешь. Там, в гостиной, твой отец и отец жениха уже обо всем переговорили. С отцом жениха приехала его дочь с мужем. Видишь, как все дело в порядке ведется. Теперь нужно только твое согласие, и мы ударим по рукам, а завтра вечерком просватанье сделаем уж формально, со священником… Да что ты, что ты, Лиза? Что с тобой?
Серафима Борисовна в тревоге подхватила зашатавшуюся и смертельно побледневшую девушку, без сил опустившуюся на первый попавшийся стул.
- Чего ты так испугалась? Ведь это Новожиловы, ведь этого сватанья давно следовало ожидать.
- Я не пойду за Новожилова, - сказала Лиза и, опустив голову на руки, глухо зарыдала.
Серафима Борисовна с досадой всплеснула руками.
- Это еще что значит? Чем же Новожилов не жених? Смотри, Лиза, не забирай себе глупостей в голову. Отец твой этого брака хочет.
- Да ведь не отцу жить-то, а мне! А я не хочу свою жизнь загубить, - тоскливо воскликнула Лиза.
- Не понимаю, чем ты тут свою жизнь загубишь? Люди они хорошие, богатые.
- И хорош, и богат, да не мил мне, не люблю я его и не пойду за него, не пойду, так и скажите им, - и Лиза снова заплакала, упав головой на стол, возле которого сидела.
Серафима Борисовна стояла перед ней, несколько растерянная, с нахмуренными бровями и недовольным лицом, и сердито теребила бахрому своего шейного платка. Между тем из темных дверей угловой комнаты медленно вышла высокая и дородная женщина с крупными и резкими чертами лица, одетая нарядно, но по-купечески повязанная шелковым платочком. Серафима Борисовна обернулась на ее шаги.
- Вот подите же, расплакалась, испугалась, когда я ей сказала, что к ней жених приехал. Ну, конечно, дело молодое, оно и в самом деле страшно одну жизнь менять на другую, - заговорила она, подходя к гостье.
- Да чего же тут бояться-то? Ведь все мы через это проходим, и ничего в замужестве страшного нет, - вкрадчиво заговорила гостья каким-то сладеньким голоском, совсем не подходящим к ее фигуре, и, подойдя к Лизе, ласково положила к ней на плечо свою большую белую руку.
Лиза быстро отерла слезы и сконфуженно поздоровалась.
- Не бойтесь, Лизавета Петровна, милая вы моя, ведь не в темный лес, не к диким зверям выйдете, а к таким же людям, как и здесь, - сказала сваха, усаживаясь рядом с Лизой. Серафима Борисовна Езяла стул и, поставив его перед Лизой, тоже села.
- Да я не думала о замужестве, мне и во сне-то ничего такого не снилось, и вот точно гром грянул, - сказала Лиза, продолжая утирать неудержимо катящиеся слезы.
Сваха тонно улыбнулась.
- Это ничего, это признак хороший. И все мы в девушках о замужестве не думаем, а придет жених да родители прикажут, - и приходится подумать. Так и вам! милая Лизавета Петровна, пришло времечко о замужестве подумать. Мы вас торопить не будем, чтоб вот сию же минуту и ответ получить, подождем до завтра, а вы тем временем с крёстной вашей маменькой пересоветуйте, она вам ведь заместо родной матери; с папашей своим переговорите, да, помолившись богу, с тайной своей подружкой - пуховой подушкой все думушки и передумайте. Ночь долга, надуматься можно, а завтра мы к вам за ответом с Серафимой Борисовной вместе и приедем, - говорила сваха своим ровным, однообразным, сладеньким голоском.
- Я не пойду замуж, я не хочу, - сквозь рыдания проговорила Лиза.
Сваха снова улыбнулась.