- Ну вот! И ещё похудеешь. И потом бывают актрисы вообще некрасивые вон, Барбара Стрейзанд или Джульетта Мазина. А от них глаз не оторвешь! И они на весь мир знаменитые.
- Мур… я вообще-то говорить не хотела, но… - Таша запнулась и закусила губу.
- Давай, говори, раз начала.
- Понимаешь, это, конечно, здорово - наш театр, мечты, репетиции и все такое… но я боюсь, что-то случится.
- Как это, не поняла?
- Ну, с кем-то из нас. Вон, видишь: тучи, - она запрокинула голову, гроза идет. И я знаю, я чувствую: на нас тоже как будто что-то надвигается! Это наверно глупо звучит… А ты сама разве не чувствуешь?
- Я… - Мура задумалась. - Может быть. Я просто не хотела об этом… Но если честно, то да, мне тоже что-то подобное кажется. И потом эта Юля…
- Да, что тебе далась эта Юля? Девчонка, как все…
- В том-то и дело, что не как все! Она шпионка, и ты это прекрасно знаешь! И потом она так к ребятам липнет, что противно смотреть. И к Степу, и к Егору, и к Бобу - ко всем. У неё совсем гордости нет!
- Просто она жутко хочет, чтобы в неё кто-то влюбился, нормальное состояние. Мне, например, её жалко. У неё же просто кошмарная роль - этот Тентажиль несчастный! Сама подумай, ей ведь не позавидуешь!
- Таш, да плевать на нее, мы о другом говорили…
- Нет, Мур, не плевать. Мы теперь не просто соседки по даче - мы артисты. Труппа, театр….. Помнишь, что говорил дядя Федор об актерской семье: нужно друг друга поддерживать, вместе держаться. Так между прочим и в пьесе сказано, помнишь?
- Помню, конечно. Только как-то… ну, не знаю, мне иногда от страха хочется волком завыть. И не понятно, почему это… Сбежать бы отсюда, плюнув на все, а ты говоришь, поддерживать…
- Угу, у меня то же самое. Тоже иногда хочется брякнуть что-нибудь в таком роде: ребят, извините, но я больше с вами не играю. Но ведь нельзя!
- Нельзя. Но если очень хочется, то можно, - невесело усмехнулась Мура. - Я иногда не понимаю, в самом деле я так балдею от всего этого или это мне только кажется?..
- Ты хочешь сказать, что все, что ты мне только что рассказала: и про Федора Ильича, и про мечту стать актрисой - это тебе только кажется?!
- Таш, не мучай меня! - Мура вдруг разрыдалась так горько, что Таша опешила, а потом кинулась утешать подругу. - Я во-обще… - всхлипывала та у неё на плече, - ни-чего теперь не… понима-аю…
- Это все пьеса - она! - мрачно кивнула Таша. - В ней все дело. Тебе ничего не кажется - ты и вправду влюбилась и в театр, и в нашего режиссера, но пьеса… она хочет нас всех как бы того… прихлопнуть.
- Как это? - Мура раскрыла рот, перестав всхлипывать.
- Ну, это я неудачно выразилась. Просто ты погляди на всех… ребята такие напуганные, напряженные… шарахаются от каждого шороха. Вот как я там в кустах на дороге… И все эти разговоры про то, что надо изжить свой страх - это только одни разговоры, страхов все больше, они по-моему только растут от этого… И знаешь, - она понизила голос до шепота, - она ведь глядит на нас!
- Таш, ты чего? Кто глядит, где, откуда?
- Королева! Она там, за дверью, - оглядываясь, зашептала Таша. - Она как будто бы оживает, понимаешь? А потом совсем оживет!
- Перестань, у меня мурашки по коже! - Мура вскочила, тряхнув волосами, ногой притопнула. - Ты что, специально меня пугаешь?
- Но ты же сама призналась, что от страха выть хочется. А я уже стала собственной тени бояться…
- Таш, а может… - Мура наклонилась, заглянув подруге в глаза, - нам во всем Федору Ильичу признаться? Сказать: так и так, мол, боимся… Может, он нам что-нибудь объяснит?
- А знаешь… - Таша прищурилась, - мне иногда кажется, что именно этого он и хочет. Он сознательно добивается…
- Но зачем? - Мура так вытаращила глаза, что они стали совсем круглыми.
- А вот это нам надо выяснить. Может, он ловит кайф, глядя, как мы трясемся от страха. Но тогда он просто ненормальный какой-то, маньяк! Хотя по-моему для него это просто игра. Театр, что ты хочешь! Но если… - она облизнула пересохшие губы.
- Что, если?
- Если это что-то другое… то надо быть настороже. Что-то сошлось, понимаешь? Я не знаю, что именно, но только страх - он как тесто: поднимается, лезет, растет… наползает на нас. Вот увидишь, оживет он, Мур, оживет!
- Тоже мне пророчица Ванга! - фыркнула Мура. - У меня от нашего милого разговорчика прямо в ушах зазвенело. Хватит болтать, пошли. Времени-то уже шесть часов! И дождь хлынет вот-вот…
- Да, хорошо бы успеть до дождя… Неужели шесть, а я думала пяти нет… Давай скорей!
- Все, вперед!
И девчонки бегом понеслись на дачу. Тяжелая низкая туча, наползавшая с севера, медленно приближалась к окрестностям. Шла гроза!
* * *
Как ни спешили, все-таки дождь накрыл их возле самой усадьбы. Сразу вымокли с головы до ног: полило как из ведра! Кое-как отряхнулись, вытерли мокрые волосы, лица и руки и из последних сил втащили корзинки с закусками в зал.
Заглянули с опаской: тут ли Федор Ильич, а вдруг опоздали? Но его не было. Все остальные уже собрались и торопливо заканчивали украшать помещение.
Громыхнуло уже где-то рядом - гроза приближалась. Было слышно, как дождь поливает стены и крышу, колышется за окнами текучей прозрачной завесой… Таша с Мурой распаковали свои корзинки с пирогами, извлекли огромное блюдо, на котором красовалась селедка под шубой, украшенная лучком и укропом. На деревянных дощечках яркими пятнами разложили огурцы, помидоры, редиску и свежие пучки зелени.
Коста, остававшийся сторожить зал, сообщил, что Федора Ильича так и не видать целый день - с утра сидит у себя наверху тихо, как неживой.
- А может, он вышел, и ты его проворонил? - предположил Боб.
- Да нет, там он, часа в два выходил на полчасика, потом к себе поднялся, я видел. Настроение у него плохое по-моему: шел понурый такой, на себя не похожий и что-то все бормотал, бормотал…
- А может, мы все это зря затеяли? - сказала Таша. - Может, ему хочется одному побыть?
- В день рождения? - хмыкнул Степ. - Вряд ли! Ну, народ, надо нам его расшевелить, настроение поднять, если оно и вправду хреновое. В день рождения одному… это ж сдохнуть можно! Ну чего, пойду, что ли, его позову?
- Погоди, подождем еще, - остановила его Таша. - Может, сам спустится. Подарок приготовили?
- Вот он, на двери висит! - Егор указал на желто-зеленые трубочки, прикрепленные к двери сбоку на уровне головы. - Думали подарок вручить в бумажку завернутый, но решили, что так будет лучше - пускай сам его снимет. Этот живой ветерок сразу так зазвенит… Ильич обрадуется! Слышите, вроде наверху ходит кто-то? Его ведь шаги?
- Похоже его… - шепнула Юля.
- Слушайте, а может не надо наш подарок вешать туда… ну, на эту дверь! - сказала Мура. - От неё у меня прямо мороз по коже! Ну её, давайте лучше так вручим, я бумагу подарочную принесла и ленточку.
Она подошла к двери, приподнялась на цыпочки, сняла жалобно звякнувшие полые трубочки - "живой ветер" и принялась аккуратно завертывать в золотистую глянцевую бумагу.
Они все спустились в зал и оглядели сцену, подготовленную к торжеству. Посреди неё торжественно пустовало высокое кресло, перед ним ковром стелилась самобранная скатерть, а позади наискось высилась недавно законченная дверь из последнего действия пьесы. Дверь, за которой по замыслу Метерлинка таилась смерть!
Ее сколотили из толстенных досок пятидесяток, обстругали, ошкурили и покрыли морилкой. Это был единственный конструктивно выделенный элемент декораций: сцена была пуста, её украшал лишь задник из грубого холста, и только в пятом действии должна была появиться дверь, точно из ниоткуда. До того она скрывалась за натянутым полотном из холста, а когда свет вырубался, полотно быстро снимали, и дверь вдруг выступала из темноты. Слабо высвеченная софитом, мрачная дверь на башню… Из-под планшета сцены - из подземелья - к ней вели ступени, и Игрэна по замыслу режиссера, со свечой поднималась на сцену по этим ступеням, в отчаянии пытаясь отыскать Тентажиля. Она старалась приоткрыть дверь, найти в ней хоть малую щелку, но напрасно. Дверь не поддавалась.
Федор Ильич придавал особенное значение этой двери, он говорил, что она - само воплощение рока. Все действие как бы подводит к ней - к неумолимой преграде, губящей все надежды. От одного её вида должно становиться не по себе… Надо сказать, рабочие постарались на славу: даже вблизи это сооружение производило жуткое впечатление. А уж из зала…
"Зрители просто в штаны наложат!" - констатировал Степ, и с ним все без слов согласились. Не дверь, а настоящий монстр! Она была сделана по особому чертежу - отец Степа просчитал все с таким расчетом, чтобы сооружение казалось значительно мощнее и выше, чем на самом деле. Да плюс освещение - уж сколько режиссер колдовал над ним…
И теперь включили боковой софит со специальным фильтром, который давал эффект какого-то зловещего мертвого света. От него на лицах пролегали глубокие тени, искажая черты почти до неузнаваемости… Юлька все вертелась у двери, поправляя гирлянды цветов. На обратом пути она попросила Степа остановить машину, побежала в поле, чтобы нарвать ромашек и колокольчиков, сплела из их длинные гирлянды и украсила ими мрачную дверь. Честно говоря, от этого та выглядела ещё мрачнее.
Таша заметила, что Юля, как приклеенная, все торчит возле этой двери.
- Юлька, что ты все вертишься там, оставь ты свои цветы - и так все классно! Иди лучше к нам. Ох, никак не придумаю, куда блюдо с шубой поставить…
Но Юля, словно её не слышала. Она все ходила кругами возле двери и что-то шептала ей, тихонько и нежно поглаживая…