- Да-с, и очень добрая и не гордая, - сказал Савелий.
Эльчанинову пришло в голову сделать Савелию поручение к Анне Павловне, но он боялся.
- А когда вы будете опять у них? - спросил он.
- Не знаю, как случится. А вы ездите к ним?
- Нет, мне не правится ее муж.
- Я поклонюсь ей от вас, коли угодно, - сказал Савелий, как бы угадывая намерение своего спутника.
- Ах, сделайте милость, - сказал Эльчанинов, обрадованный этим вызовом, - и скажите ей, что в Москве она лучше держала свое обещание.
- А разве она не сдержала какого-нибудь обещания?
- Да, пустяки, конечно: обещалась у предводителя танцевать со мною кадриль и уехала.
- Ее, может быть, муж увез.
- Очень может быть. Скажете?
- Извольте.
- Только с глазу на глаз.
- Это для чего-с?
- Потому что этот господин муж может подумать бог знает что.
- Так я лучше ничего не буду говорить, - сказал, подумавши, Савелий.
- Нет, нет, бога ради, скажите, - проговорил Эльчанинов, испуганный мыслью, что не догадывается ли Савелий.
- А вам очень хочется? - спросил тот.
- Очень...
- Да тут ничего такого нет?
- Решительно ничего.
- Хорошо, скажу-с.
Разговаривая таким образом, молодые люди подъехали к Ярцову.
- Прощайте! - сказал Савелий.
- Доброй ночи, - проговорил Эльчанинов, протягивая к нему руку, приезжайте ко мне, мы старые знакомые.
- Хорошо-с, - отвечал тот и поворотил лошадь к своему флигелю, а Эльчанинов подъехал к крыльцу дома Клеопатры Николаевны.
При входе в гостиную он увидел колоссальную фигуру Задор-Мановского, который в широком суконном сюртуке сидел, развалившись в креслах; невдалеке от него на диване сидела хозяйка. По расстроенному виду и беспокойству в беспечном, по обыкновению, лице Клеопатры Николаевны нетрудно было догадаться, что она имела неприятный для нее разговор с своим собеседником: глаза ее были заплаканы. Задор-Мановский, видно, имел необыкновенную способность всех женщин заставлять плакать.
При появлении Эльчанинова хозяйка издала восклицание.
- Боже мой! Monsieur Эльчанинов! - сказала она. - Так-то вы исполняете ваше обещание, прекрасно!
- Извините меня, - начал Эльчанинов, не кланяясь Задор-Мановскому, который в свою очередь не сделал ни малейшего движения. - Я не мог приехать, потому что был болен. Но, кажется, и вы чем-то расстроены?
- Ах, у меня горе, Валерьян Александрыч: мой опекун помер.
- Опекун? Зачем у вас опекун?
- Опекун над имением моей дочери; вы не знаете, с какими это сопряжено хлопотами. Нужно иметь другого; вот Михайло Егорыч, по своей доброте, принимает уж на себя эту трудную обязанность.
- Напротив, я полагаю, приятную, - возразил Эльчанинов.
- Может быть, это вам так кажется; для меня ни то, ни другое... Я назначен опекою, - проговорил Задор-Мановский.
- Что ж тут для вас, Клеопатра Николаевна, за хлопоты? - сказал Эльчанинов. - Все равно, кто бы ни был.
Вдова вздохнула.
- Чем вы были больны? - спросила она, помолчав.
- Я был более расстроен, - отвечал Эльчанинов.
- Нельзя ли узнать, чем?
- Я полагаю, вы знаете.
Эльчанинов нарочно стал говорить намеками, чтобы досадить Мановскому, которого он считал за обожателя вдовы.
- Нет, я не знаю, - сказала вдова.
- Ну, так я вам скажу.
- Когда же?
- Когда будем вдвоем.
Задор-Мановский поворотился в креслах.
- Позвольте мне остаться у вас ночевать, - сказал Эльчанинов, - я боюсь волков ночью ехать домой.
- Даже прошу вас.
- Это не предосудительно по здешним понятиям?
- Нисколько... А вы, Михайло Егорыч?
- Ночую-с, - отвечал тот лаконически.
Разговор прекратился на несколько минут. Веселая и беспечная Клеопатра Николаевна была решительно не в духе. Задор-Мановский сидел, потупя голову. Эльчанинов придумывал средства, чем бы разбесить своего соперника: об Анне Павловне... Увы!.. она не приходила ему в голову, и в Задор-Мановском он уже видел в эту минуту не мужа ее, а искателя вдовы.
- Чем же вы занимались в это время? - спросила Клеопатра Николаевна.
- Думал, - отвечал Эльчанинов.
- О чем?
- О том, что наши северные женщины любят как-то холодно и расчетливо. Они никогда, под влиянием страсти, не принесут ни одной жертвы, если только тысячи обстоятельств не натолкнут их на то.
- Потому что северные женщины знают, как мало ценят их жертвы.
- Да потому жертвы мало и ценятся, что они приходят не от страсти, а от случая.
- Я вас не понимаю.
- Извольте, объясню подробнее, - отвечал Эльчанинов. - Положим, что вы полюбили бы человека; принесли бы вы ему жертву, не пройдя этой обычной колеи вздохов, страданий, объяснений и тому подобного, а просто, непосредственно отдались бы ему в полное обладание?
- Но надобно знать этого человека, - сказала вдова, несколько покрасневши.
- Вы его знаете, как человека, а не знаете только... простите за резкость выражения... не знаете, как любовника.
Задор-Мановский, наблюдавший молчание, при этих словах посмотрел на вдову. Она потупилась и ничего не отвечала. Эльчанинову показалось, что она боится или по крайней мере остерегается Мановского, и он с упорством стал продолжать разговор в том же тоне.
- Что ж вы на это скажете? - повторил он снова.
- Какой вы странный, - начала Клеопатра Николаевна, - надобно знать, какой человек и какие жертвы. К тому же я, ей-богу, не могу судить, потому что никогда не бывала в подобном положении.
"Она отыгрывается", - подумал Эльчанинов.
- Жертвы обыкновенные, - начал он, - например, решиться на тайное свидание, и пусть это будет сопряжено с опасностью общественной огласки, потому что всегда и везде есть мерзавцы, которые подсматривают.
- Я не знаю, - отвечала вдова, - всего вероятнее, что не решилась бы.
- Не угодно ли вам, Клеопатра Николаевна, поверить со мною описи, так как я завтра уеду чем свет, - сказал, вставая, Мановский и вынул из кармана бумаги.
- Извольте, - отвечала Клеопатра Николаевна. - Извините меня, Валерьян Александрыч, - прибавила она, обращаясь ласково к Эльчанинову, - я должна, по милости моих проклятых дел, уделить несколько минут Михайлу Егорычу. Они оба вышли.
Эльчанинов чуть не лопнул от досады и удивления.
"Что это значит? - подумал он. - Кажется, сегодня все женщины решились предпочесть мне других: что она будет там с ним делать?" Ему стало досадно и грустно, и он так же страдал от ревности к вдове, как за несколько минут страдал, ревнуя Анну Павловну.
Через полчаса вдова и Мановский возвратились. Клеопатра Николаевна была в окончательно расстроенном состоянии духа и молча села на диван. Мановский спокойно поместился на прежнем месте.
Эльчанинов, не могший подавить в себе досады, не говорил ни слова. На столовых часах пробило двенадцать. Вошел слуга и доложил, что ужин готов. Хозяйка и гости вышли в залу и сели за стол.
Эльчанинов решился наговорить колкостей Клеопатре Николаевне.
- Отчего вы, Клеопатра Николаевна, не выходите замуж? - спросил он.
- Женихов нет, - отвечала та.
- Помилуйте, - возразил Эльчанинов, - мало ли есть любезных, милых, красивых и здоровых помещиков!
- Вот, например, сам господин Эльчанинов, - подхватил Мановский.
- Я не считаю себя достойным этой чести; вот, например, вы, когда овдовеете, - это другое дело.
- Типун бы вам на язык, у меня жена еще не умирает, - сказал Мановский.
- Потому что вы, видно, бережете ее здоровье; это, впрочем, не в тоне русских бар, - заметил Эльчанинов.
- Да, из боязни, чтоб, овдовев, не перебить у вас Клеопатры Николаевны.
- Господа! - сказала она. - Вы, стараясь кольнуть друг друга, колете меня.
- Что ж делать, - отвечал Эльчанинов, - мы не можем при вас и об вас говорить с господином Мановским без колкостей; в этом виноваты вы.
- Не знаю, как вы, а я с вами говорю просто, - проговорил Мановский.
- Прекратите, бога ради, господа, этот неприятный для меня разговор, сказала Клеопатра Николаевна.
- А мне кажется, он должен приятно щекотать ваше самолюбие. Вам принадлежат нравственно все, а вы - никому! - возразил, с ударением на последние слова, Эльчанинов.
Вдова не на шутку обиделась; но в это время кончился ужин.
- Покойной ночи, господа, - сказала она, вставая из-за стола. - Я прошу вас переночевать вместе, в кабинете моего покойного мужа.
Эльчанинов очень хорошо заметил, что при этих словах Мановский нахмурился. Оба они подошли к руке хозяйки.
- Вы ужасный человек; я на вас сердита, - сказала она шепотом Эльчанинову.
- Что для вас значит этот человек? - спросил он тихо.
- Многое!..
Вдова ушла.