- Как! - сказала она, и слезы опять навернулись на глазах ее, - и ты хочешь быть изменником? Что находишь отличного в Мавре? Молодость? она не моложе меня! Красоту? я прежде тебе понравилась! Невинность? Ах! и я была невинна! Богатство? пусть так, но бог равно взирает и на бедных!
Я не ожидал от нее такого красноречия. Она меня растрогала и мгновенно склонила в ее пользу. Быть может и очевидная невозможность выпутаться из сих обстоятельств и страшные глаза князя Сидора, - не знаю точно, что было причиною, только княжна Феклуша показалась мне тогда столь же любезна, столь прекрасна, столь мила с нажитою своею дородностию, как в первый раз в бобовой беседке, с тонким, легким станом. С любовью родилась решимость, и я обнял ее с горячностию, как свою невесту. Я теперь уверен, вопреки многим, которые говорят, что любовь супругов гораздо холоднее, чем любовников. Может быть, это отчасти правда, но зато первая нежнее, питательнее, благороднее. Словом: мы провели с Феклушею вечер очень приятно и отужинали вместе.
Поутру увидели мы, что почтенный князь Сидор Архипович княж Буркалов спал еще глубоким сном, и потому мы могли свободно беседовать.
- Итак, милая княжна, ныне день нашей свадьбы!
- Так, любезный князь!
- Что ж ты думаешь надеть к венцу?
- Я и сама не знаю, зеленое или алое тафтяное платье, которое ты подарил мне.
- Ни то, ни другое, - отвечал я, - а белое миткальное; оно больше пристанет тебе к лицу, а особливо в такой день.
Она согласилась. Мы встали, оделись, и я полетел к попу, чтобы заблаговременно уговорить его венчать нас как можно позже, ибо дородность моей невесты могла родить в народе некоторое движение.
Глава IX
Свадьба
Я воротился от попа с успехом. Хотя у нас почти вообще водится, что венчают тотчас после обедни, но я склонил его сильными доводами сделать нам снисхождение, дабы не подвергнуть общему стыду отрасли двух знаменитых фамилий князей Чистяковых, Буркаловых и, сверх того, не произвести в приходе небольшого соблазна. Пришед домой, застаю Феклушу в кухне вместе с Марьею, трудящихся в приготовлении легкого обеда, а больше великолепного ужина. Мы ожидали к себе только священника, одного князя и человек двух старых крестьян, ибо прочие князья один за другим отказались. Я немного об этом позадумался; но нареченный тесть мой, который уже встал, сказал мне:
- О чем ты грустишь, сын мой? Разве ты меньше от того князь Чистяков, что прочие князья наши не будут у тебя на свадьбе?
Отведши Феклушу на сторону, я сказал ей:
- Друг мой! я открою тебе за тайну, какую хочу сделать для тебя обнову к венцу! Ты знаешь, что я охотник читать книги. В одной заметил я, что в заморских краях невест украшают розовым венком, когда ведут в церковь. Но как роз у нас нет, да и пора им прошла, то я подумаю и поищу каких-нибудь других цветов, чтоб украсить и тебя венком. Ты ничуть не хуже заморской невесты, притом же все-таки княжна. - Она пожала мне руку, и я улыбнулся великолепной своей выдумке.
Мы отобедали наскоро.
- Княжна, - сказал я, - пора тебе примеривать платье, а я пойду искать приличных цветов. Ну, где твое приданое? - Она закраснелась и сказала невинно:
- Это приданое получила я от жениха!
Тут вынула она ключ от сундука, который был уже перенесен ко мне в дом, как и все имущество тестя; начала отпирать, но не тут-то было: ключ вертелся кругом, да и только. Долго смотрел я; наконец сказал с нетерпением:
- Дай-ка мне, я лучше тебя это знаю, - но и я вертел, вертел, - всё то же, - Что за черт? - вскричал я, поднимая крышку, и она без всякого усилия поднялась. - Да тут и замка нет, - говорил я, и глядь в сундук, ничего не было. Княжна побледнела, стоя на коленах и смотря на голое дно сундука. Я был почти в таком же положении.
- Ну, которое же платье, - спросил я, несколько рассердясь, - наденешь ты к венцу? красное, зеленое или белое?
Феклуша заплакала, протянула ко мне руки и сказала с чувством соболезнования:
- Это все - батюшкины проказы!
- Да где он? - вскричал я со гневом и встал.
- Не сердись, милый друг, не брани его. Я лучше пойду к венцу в праздничном набойчатом сарафане, нежели видеть его печальным. Бог нам поможет; мы и еще наживем.
- Наживем или нет, - сказал я сурово, - не в том сила. Но как пойдет к венцу князь Чистяков с своею невестою княжною, которая будет в набойчатом сарафане? это больно; а не без чего я хотел еще сделать тебе цветочный венок на заморский манер?
Феклуша опять заплакала.
- Не плачь, мой милый друг, - сказал я, смягчась, и вдруг луч разумения озарил меня. Я выхожу в кухню и вижу, что князь Сидор Архипович, сидя на скамейке, спокойно курит трубку и точит лясы с Марьею.
- Батюшка, - сказал я довольно сухо, - где платье и белье Феклуши?
- Спроси о том, сын мой, у жида Яньки: он это должен лучше знать.
- Марья! ступай за мной!
Мы вышли. Марья смотрела на меня с удивлением. Подошли к хлеву, где стояло единственное мое имущество - корова. Опутав рога ее веревкою, дал я в руки Марье большой прут и велел подгонять.
- Ваше сиятельство, сиятельнейший князь! - говорила старуха со страхом, - куда ведете вы корову?
Я молчал. Вышли со двора и направили путь свой к чертогу жида Яньки.
- Куда вы ведете ее? - кричала Марья с горестью.
- Подгоняй, Марья, - отвечал я, - видишь, она упрямится.
- Да что мне делать, ваше сиятельство?
- Бей ее покрепче, - говорил я с важностию.
- Да куда ведете вы ее? по крайней мере скажите; если убить, так напрасно: я к ужину припасла пару гусей, пару уток доморощенных; им не больше как от пяти до шести лет.
- Бей покрепче корову, - кричал я.
- Да куда ведете вы ее?
- К жиду Яньке, - сказал я вполголоса, - выкупить подвенечное платье моей невесты!
Пораженная ужасом, Марья чуть не упала без чувств, и это, конечно, было бы, если б не ухватилась она за хвост коровы, которая или уже озлилась, что я так свирепо тащил ее, или не узнала Марьи, изрядно лягнула ее ногою, так, что бедная старуха покатилась наземь.
Вставая и отряхивая пыль, сказала она:
- Когда так, когда это в пользу ее сиятельства Феклы Сидоровны, - буди по воле вашей! - Она отерла слезы и спокойно подгоняла корову.
Был праздничный день, и народу всякого звания и возраста было довольно на улице; все знали, как я, впрочем, ни таился, что сегодни венчаюсь.
- Смотрите! смотрите! Вот жених, - говорили одни, указывая на меня пальцами; другие отвечали: "Тише, не мешайте, он сегодни справляет бал и ведет корову к жиду". Видно, злой дух надоумил их или князь Сидор разболтал, что, платье заложено у жида, и всякий догадывался, что я иду в таком торжестве выкупать его.
Хотя мне и крайне стыдно было, но образ милой Феклуши развеселял меня. "Как она будет хороша, - думал я, - в белом платье и цветочном венке! Тогда-то посмотрю, что вы скажете, проклятые ротозеи!"
Таким образом ополчась мужеством, бодро вел я корову свою к жиду и, несмотря на смешанный крик народа, кричал громче всех:
- Марья, бей крепче!
Мы достигли обиталища чада израилева. Несколько поспорили, пошумели, то надбавляли, то убавляли цену, а кончилось тем, что Янька отдал все имение будущей жены моей и, сверх того, пять рублей деньгами и два штофа водки. Я думал, что подобной великолепной свадьбы и самый знатный из предков моих не праздновал. Водку отдал я нести Марье, а сам, с узлом платья и пятью рублями, как стрела бросился к своему дому, дабы сиятельнейшей невесте доказать любовь свою.
- Вот, княжна, возьми и располагай всем, - сказал я, подавая ей узел с платьем. - Изволь выбирать, что тебе полюбится: это ли красное, или это зеленое, оба тафтяные платья, и это белое, хорошего миткалю. Правда, княгиня, мать моя, была несколько тебя повыше, но ты теперь зато вдвое толще. - Тесть мой сидел в другом углу, и приметно было, что половина свадебных напитков ускользнула. Я дал ей то на замечание; она поставила мне в виду, что оно справедливо; и оба положили на мере спрятать подалее другую половину.
- Не печалься, - сказал я тихо, но с торжественным видом, - Марья принесет довольно.
- Как! - возразила будущая моя княгиня, оторопев и скидывая коты, чтобы надеть башмаки, - да откуда возьмет Марья?
- Молчи, мой друг, - отвечал я прямо по-княжески, - ты узнаешь больше. - Тут отвел ее за перегородку, в другую избенку, которую нарекли мы величественным именем опочивальни, и сунул в руку полученные мною от жида пять рублей. "Только отцу не сказывай! Это на домашние наши расходы!" - сказал я ей на ухо.
- Сохрани бог! - отвечала она после некоторого исступления, в которое приведена была такою нечаянностию. Отроду своего не имела княжна моя вдруг столько денег. Сколь же прелестно показалось ей супружество!
Меж тем как обедали, рассуждали, думали и передумывали, как считался я с жидом и прочие заботы нас занимали, смерклось.
- Феклуша! одевайся, а я пойду искать цветов тебе на голову.