- Я очень рада видеть вас, в особенности нынче, - сказала графиня Лидия Ивановна, указывая Степану Аркадьичу место подле Каренина.
- Я вас познакомила с ним как с Landau, - сказала она тихим голосом, взглянув на француза и потом тотчас на Алексея Александровича, - но он, собственно, граф Беззубов, как вы, вероятно, знаете. Только он не любит этого титула.
- Да, я слышал, - отвечал Степан Аркадьич, - говорят, он совершенно исцелил графиню Беззубову.
- Она была нынче у меня, она так жалка! - обратилась графиня к Алексею Александровичу. - Разлука эта для нее ужасна. Для нее это такой удар!
- А он положительно едет? - спросил Алексей Александрович.
- Да, он едет в Париж. Он вчера слышал голос, - сказала графиня Лидия Ивановна, глядя на Степана Аркадьича.
- Ах, голос! - повторил Облонский, чувствуя, что надо быть как можно осторожнее в этом обществе, в котором происходит или должно происходить что-то особенное, к чему он не имеет еще ключа.
Наступило минутное молчание, после которого графиня Лидия Ивановна, как бы приступая к главному предмету разговора, с тонкою улыбкой сказала Облонскому:
- Я вас давно знаю и очень рада узнать вас ближе. Les amis de nos amis sont nos amis. Но для того чтобы быть другом, надо вдумываться в состояние души друга, а я боюсь, что вы этого не делаете в отношении к Алексею Александровичу. Вы понимаете, о чем я говорю, - сказала она, поднимая свои прекрасные задумчивые глаза.
- Отчасти, графиня, я понимаю, что положение Алексея Александровича… - сказал Облонский, не понимая хорошенько, в чем дело, и потому желая оставаться в общем.
- Перемена не во внешнем положении, - строго сказала графиня Лидия Ивановна, вместе с тем следя влюбленным взглядом за вставшим и перешедшим к Landau Алексеем Александровичем, - сердце его изменилось, ему дано новое сердце, и я боюсь, что вы не вполне вдумались в ту перемену, которая произошла в нем.
- То есть я в общих чертах могу представить себе эту перемену. Мы всегда были дружны, и теперь… - отвечая нежным взглядом на взгляд графини, сказал Степан Аркадьич, соображая, с кем из двух министров она ближе, чтобы знать, о ком из двух придется просить ее.
- Та перемена, которая произошла в нем, не может ослабить его чувства любви к ближним; напротив, перемена, которая произошла в нем, должна увеличить любовь. Но я боюсь, что вы не понимаете меня. Не хотите ли чаю? - сказала она, указывая глазами на лакея, подавшего на подносе чай.
- Не совсем, графиня. Разумеется, его несчастье…
- Да, несчастье, которое стало высшим счастьем, когда сердце стало новое, исполнилось им, - сказала она, влюбленно глядя на Степана Аркадьича.
"Я думаю, что можно будет попросить замолвить обоим", - думал Степан Аркадьич.
- О, конечно, графиня, - сказал он, - но я думаю, что эти перемены так интимны, что никто, даже самый близкий человек, не любит говорить.
- Напротив! Мы должны говорить и помогать друг другу.
- Да, без сомнения, но бывает такая разница убеждений, и притом… - с мягкою улыбкой сказал Облонский.
- Не может быть разницы в деле святой истины.
- О да, конечно, но… - и, смутившись, Стенай Аркадьич замолчал. Он понял, что дело шло о религии.
- Мне кажется, он сейчас заснет, - значительным шепотом проговорил Алексей Александрович, подходя к Лидии Ивановне.
Степан Аркадьич оглянулся. Landau сидел у окна, облокотившись на ручку и спинку кресла, опустив голову. Заметив обращенные на него взгляды, он поднял голову и улыбнулся детски-наивною улыбкой.
- Не обращайте внимания, - сказала Лидия Ивановна и легким движением подвинула стул Алексею Александровичу. - Я замечала… - начала она что-то, как в комнату вошел лакей с письмом. Лидия Ивановна быстро пробежала записку и, извинившись, с чрезвычайною быстротой написала и отдала ответ и вернулась к столу. - Я замечала, - продолжала она начатый разговор, - что москвичи, в особенности мужчины, самые равнодушные к религии люди.
- О нет, графиня, мне кажется, что москвичи имеют репутацию быть самыми твердыми, - отвечал Степан Аркадьич.
- Да, насколько я понимаю, вы, к сожалению, из равнодушных, - с усталою улыбкой, обращаясь к нему, сказал Алексей Александрович.
- Как можно быть равнодушным! - сказала Лидия Ивановна.
- Я в этом отношении не то что равнодушен, но в ожидании, - сказал Степан Аркадьич с своею самою смягчающей улыбкой. - Я не думаю, чтобы для меня наступило время этих вопросов.
Алексей Александрович и Лидия Ивановна переглянулись.
- Мы не можем знать никогда, наступило или нет для нас время, - сказал Алексей Александрович строго. - Мы не должны думать о том, готовы ли мы, или не готовы: благодать не руководствуется человеческими соображениями; она иногда не сходит на трудящихся и сходит на неприготовленных, как на Савла.
- Нет, кажется, не теперь еще, - сказала Лидия Ивановна, следившая в это время за движениями француза.
Landau встал и подошел к ним.
- Вы мне позволите слушать? - спросил он.
- О да, я не хотела вам мешать, - нежно глядя на него, сказала Лидия Ивановна, - садитесь с нами.
- Надо только не закрывать глаз, чтобы не лишиться света, - продолжал Алексей Александрович.
- Ах, если бы вы знали то счастье, которое мы испытываем, чувствуя всегдашнее его присутствие в своей душе! - сказала графиня Лидия Ивановна, блаженно улыбаясь.
- Но человек может чувствовать себя неспособным иногда подняться на эту высоту, - сказал Степан Аркадьич, чувствуя, что он кривит душою, признавая религиозную высоту, но вместе с тем не решаясь признаться в своем свободомыслии перед особой, которая одним словом Поморскому может доставить ему желаемое место.
- То есть вы хотите сказать, что грех мешает ему? - сказала Лидия Ивановна. - Но это ложное мнение. Греха нет для верующих, грех уже искуплен. Pardon, - прибавила она, глядя на опять вошедшего с другой запиской лакея. Она прочла и на словах ответила: - Завтра у великой княгини, скажите. - Для верующего нет греха, - продолжала она разговор.
- Да, но вера без дел мертва есть, - сказал Степан Аркадьич, вспомнив эту фразу из катехизиса, одной улыбкой уже отстаивая свою независимость.
- Вот оно, из послания апостола Иакова, - сказал Алексей Александрович, с некоторым упреком обращаясь к Лидии Ивановне, очевидно как о деле, о котором они не раз уже говорили. - Сколько вреда сделало ложное толкование этого места! Ничто так не отталкивает от веры, как это толкование. "У меня нет дел, я не могу верить", тогда как это нигде не сказано. А сказано обратное.
- Трудиться для бога, трудами, постом спасать душу, - с гадливым презрением сказала графиня Лидия Ивановна, - это дикие понятия наших монахов… Тогда как это нигде не сказано. Это гораздо проще и легче, - прибавила она, глядя на Облонского с тою самою ободряющею улыбкой, с которою она при дворе ободряла молодых, смущенных новою обстановкой фрейлин.
- Мы спасены Христом, пострадавшим за нас. Мы спасены верой, - одобряя взглядом ее слова, подтвердил Алексей Александрович.
- Vous comprenez l'anglais? - спросила Лидия Ивановна и, получив утвердительный ответ, встала и начала перебирать на полочке книги.
- Я хочу прочесть "Safe and Happy", или "Under the wing"?- сказала она, вопросительно взглянув на Каренина. И, найдя книгу и опять сев на место, она открыла ее. - Это очень коротко. Тут описан путь, которым приобретается вера, и то счастье превыше всего земного, которое при этом наполняет душу. Человек верующий не может быть несчастлив, потому что он не один. Да вот вы увидите. - Она собралась уже читать, как опять вошел лакей. - Бороздина? Скажите, завтра в два часа. - Да, - сказала она, заложив пальцем место в книге и со вздохом взглянув пред собой задумчивыми прекрасными глазами. - Вот как действует вера настоящая. Вы знаете Санину Мари? Вы знаете ее несчастье? Она потеряла единственного ребенка. Она была в отчаянье. Ну, и что ж? Она нашла этого друга, и она благодарит бога теперь за смерть своего ребенка. Вот счастье, которое дает вера!
- О да, это очень… - сказал Степан Аркадьич, довольный тем, что будут читать и дадут ему немножко опомниться. "Нет, уж, видно, лучше ни о чем не просить ее нынче, - думал он, - только бы, не напутав, выбраться отсюда".
- Вам будет скучно, - сказала графиня Лидия Ивановна, обращаясь к Landau, - вы не знаете по-английски, но это коротко.
- О, я пойму, - сказал с той же улыбкой Landau и закрыл глаза.
Алексей Александрович и Лидия Ивановна значительно переглянулись, и началось чтение.