Швейцар знал не только Левина, но и все его связи и родство и тотчас же упомянул о близких ему людях.
Пройдя первую проходную залу с ширмами и направо перегороженную комнату, где сидит фруктовщик, Левин, перегнав медленно шедшего старика, вошел в шумевшую народом столовую.
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и близкие, люди. Ни одного не было сердитого и озабоченного лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни. Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и старый князь, и Вронский, и Сергей Иванович.
- А! что ж опоздал? - улыбаясь, сказал князь, подавая ему руку через плечо. - Что Кити? - прибавил он, поправляя салфетку, которую заткнул себе за пуговицу жилета.
- Ничего, здорова; они втроем дома обедают.
- А, Алины-Надины. Ну, у нас места нет. А иди к тому столу да занимай скорее место, - сказал князь и, отвернувшись, осторожно принял тарелку с ухою из налимов.
- Левин, сюда! - крикнул несколько дальше добродушный голос. Это был Туровцын. Он сидел с молодым военным, и подле них были два перевернутые стула. Левин с радостью подошел к ним. Он и всегда любил добродушного кутилу Туровцына, - с ним соединялось воспоминание объяснения с Кити, - но нынче, после всех напряженно умных разговоров, добродушный вид Туровцына был ему особенно приятен.
- Это вам и Облонскому. Он сейчас будет.
Очень прямо державшийся военный с веселыми, всегда смеющимися глазами был петербуржец Гагин. Туровцын познакомил их.
- Облонский вечно опоздает.
- А, вот и он.
- Ты только что приехал? - сказал Облонский, быстро подходя к ним. - Здорово. Пил водку? Ну, пойдем.
Левин встал и пошел с ним к большому столу, уставленному водками и самыми разнообразными закусками. Казалось, из двух десятков закусок можно было выбрать, что было по вкусу, но Степан Аркадьич потребовал какую-то особенную, и один из стоявших ливрейных лакеев тотчас принес требуемое. Они выпили по рюмке и вернулись к столу.
Сейчас же, еще за ухой, Гагину подали шампанского, и он велел наливать в четыре стакана. Левин не отказался от предлагаемого вина и спросил другую бутылку. Он проголодался и ел и пил с большим удовольствием и еще с большим удовольствием принимал участие в веселых и простых разговорах собеседников. Гагин, понизив голос, рассказал новый петербургский анекдот, и анекдот, хотя неприличный и глупый, был так смешон, что Левин расхохотался так громко, что на него оглянулись соседи.
- Это в том же роде, как: "Я этого-то и терпеть не могу!" Ты знаешь? - спросил Степан Аркадьич. - Ах, это прелесть! Подай еще бутылку, - сказал он лакею и начал рассказывать.
- Петр Ильич Виновский просят, - перебил старичок лакей Степана Аркадьича, поднося два тоненькие стакана доигрывающего шампанского и обращаясь к Степану Аркадьичу и к Левину. Степан Аркадьич взял стакан и, переглянувшись на другой конец стола с плешивым рыжим усатым мужчиной, помахал ему, улыбаясь, головой.
- Кто это? - спросил Левин.
- Ты его у меня встретил раз, помнишь? Добрый малый.
Левин сделал то же, что Степан Аркадьич, и взял стакан.
Анекдот Степана Аркадьича был тоже очень забавен. Левин рассказал свой анекдот, который тоже понравился. Потом зашла речь о лошадях, о бегах нынешнего дня и о том, как лихо Атласный Вронского выиграл первый приз. Левин не заметил, как прошел обед.
- А! Вот и они! - в конце уже обеда сказал Степан Аркадьич, перегибаясь через спинку стула и протягивая руку шедшему к нему Вронскому с высоким гвардейским полковником. В лице Вронского светилось тоже общее клубное веселое добродушие. Он весело облокотился на плечо Степану Аркадьичу, что-то шепча ему, и с тою же веселою улыбкой протянул руку Левину.
- Очень рад встретиться, - сказал он. - А я вас тогда искал на выборах, но мне сказали, что вы уже уехали, - сказал он ему.
- Да, я в тот же день уехал. Мы только что говорили об вашей лошади. Поздравляю вас, - сказал Левин. - Это очень быстрая езда.
- Да ведь у вас тоже лошади.
- Нет, у моего отца были; но я помню и знаю.
- Ты где обедал? - спросил Степан Аркадьич.
- Мы за вторым столом, за колоннами.
- Его поздравляли, - сказал высокий полковник. - Второй императорский приз; кабы мне такое счастие в карты, как ему на лошадей.
- Ну, что же золотое время терять. Я иду в инфернальную, - сказал полковник и отошел от стола.
- Это Яшвин, - отвечал Туровцыну Вронский и присел на освободившееся подле них место. Выпив предложенный бокал, он спросил бутылку. Под влиянием ли клубного впечатления, или выпитого вина Левин разговорился с Вронским о лучшей породе скота и был очень рад, что не чувствует никакой враждебности к этому человеку. Он даже сказал ему между прочим, что слышал от жены, что она встретила его у княгини Марьи Борисовны.
- Ах, княгиня Марья Борисовна, это прелесть! - сказал Степан Аркадьич и рассказал про нее анекдот, который всех насмешил. В особенности Вронский так добродушно расхохотался, что Левин почувствовал себя совсем примиренным с ним.
- Что ж, кончили? - сказал Степан Аркадьич, вставая и улыбаясь. - Пойдем!
VIII
Выйдя из-за стола, Левин, чувствуя, что у него на ходьбе особенно правильно и легко мотаются руки, пошел с Гагиным через высокие комнаты к бильярдной. Проходя через большую залу, он столкнулся с тестем.
- Ну, что? Как тебе нравится наш храм праздности? - сказал князь, взяв его под руку. - Пойдем пройдемся.
- Я и то хотел походить, посмотреть. Это интересно.
- Да, тебе интересно. Но мне интерес уж другой, чем тебе. Ты вот смотришь на этих старичков, - сказал он, указывая на сгорбленного члена с отвислою губой, который, чуть передвигая ноги в мягких сапогах, прошел им навстречу, - и думаешь, что они так родились шлюпиками.
- Как шлюпиками?
- Ты вот и не знаешь этого названия. Это наш клубный термин. Знаешь, как яйца катают, так когда много катают, то сделается шлюпик. Так и наш брат: ездишь- ездишь в клуб и сделаешься шлюпиком. Да, вот ты смеешься, а наш брат уже смотрит, когда сам в шлюпики попадет. Ты знаешь князя Чеченского? - спросил князь, и Левин видел по лицу, что он собирается рассказать что-то смешное.
- Нет, не знаю.
- Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, все равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот и спрашивает князь Чеченский у него: "Ну что, Василий, кто да кто приехал? А шлюпики есть?" А он ему говорит: "Вы третий". Да, брат, так-то!
Разговаривая и здороваясь со встречавшимися знакомыми, Левин с князем прошел все комнаты: большую, где стояли уже столы и играли в небольшую игру привычные партнеры; диванную, где играли в шахматы и сидел Сергей Иванович, разговаривая с кем-то; бильярдную, где на изгибе комнаты у дивана составилась веселая партия с шампанским, в которой участвовал Гагин; заглянули и в инфернальную, где у одного стола, за который уже сел Яшвин, толпилось много державших. Стараясь не шуметь, они вошли и в темную читальную, где под лампами с абажурами сидел один молодой человек с сердитым лицом, перехватывавший один журнал за другим, и плешивый генерал, углубленный в чтение. Вошли и в ту комнату, которую князь называл умною. В этой комнате трое господ горячо говорили о последней политической новости.
- Князь, пожалуйте, готово, - сказал один из его партнеров, найдя его тут, и князь ушел. Левин посидел, послушал; но, вспомнив все разговоры нынешнего утра, ему вдруг стало ужасно скучно. Он поспешно встал и пошел искать Облонского и Туровцына, с которыми было весело.
Туровцын сидел с кружкой питья на высоком диване в бильярдной, и Степан Аркадьич с Вронским о чем-то разговаривали у двери в дальнем углу комнаты.
- Она не то что скучает, но эта неопределенность, нерешительность положения, - слышал Левин и хотел поспешно отойти; но Степан Аркадьич подозвал его.
- Левин! - сказал Степан Аркадьич, и Левин заметил, что у него на глазах были не слезы, а влажность, как это всегда бывало у него, или когда он выпил, или когда он расчувствовался. Нынче было то и другое. - Левин, не уходи, - сказал он и крепко сжал его руку за локоть, очевидно ни за что не желая выпустить его.
- Это мой искренний, едва ли не лучший друг, - сказал он Вронскому. - Ты для меня тоже еще более близок и дорог. И я хочу и знаю, что вы должны быть дружны и близки, потому что вы оба хорошие люди.
- Что ж, нам остается только поцеловаться, - добродушно шутя, сказал Вронский, подавая руку.
Он быстро взял протянутую руку и крепко пожал ее.
- Я очень, очень рад, - сказал Левин, пожимая его руку.
- Человек, бутылку шампанского, - сказал Степан Аркадьич.
- И я очень рад, - сказал Вронский.
Но, несмотря на желание Степана Аркадьича и их взаимное желание, им говорить было нечего, и оба это чувствовали.
- Ты знаешь, что он не знаком с Анной? - сказал Степан Аркадьич Вронскому. - И я непременно хочу свозить его к ней. Поедем, Левин!
- Неужели? - сказал Вронский. - Она будет очень рада. Я бы сейчас поехал домой, - прибавил он, - но Яшвин меня беспокоит, и я хочу побыть тут, пока он кончит.
- А что, плохо?
- Все проигрывает, и я только один могу его удержать.