Ходить в столь чумазом виде - привилегия только хозяев, а потому я поклонился ей на ходу, но она не ответила даже кивком и проводила меня испытующим взглядом. В зеркало я увидел, что старуха сделала за моей спиной знак внучкам, и те подались к ней.
- В оба глядите: еще стянет что-нибудь! - явственно и злобно прошептала ведьма.
- Ш-шть!! - шикнули те разом, подняв руки и оглядываясь.
- Ой, что-то лопнуло у меня! - с испугом проговорила младшая, хватая себя за подмышку.
Я сделал вид, что не слыхал и не видел ничего. В столовой на обеденном столе словно только что играли дети: он был покрыт множеством фарфоровых дешевых статуэток, слонов, пастушков и пастушек, среди них выделялось несколько стенных тарелок и разрозненный японский чайный сервиз. Все было самое заурядное, и самой старой вещи было разве лет двадцать.
С разочарованием окинул я взглядом весь этот хлам.
- А чего-нибудь поинтереснее нет у вас? - обратился я к владелице.
- Интереснее? - изумилась та. - Но ведь это же все первоклассные вещи! Взгляните, какая прелесть! - она схватила и подала мне какую-то статуэтку из тех, что по сию пору заполняют оконные выставки посудных магазинов средней руки. - Ведь это же старина: она еще с Екатерининских времен у нас хранится.
Барыня, очевидно, решила, что я новоиспеченный собиратель, и вознамерилась поправить свои финансы самым бесцеремонным образом. Спорить о степени действительной древности статуэтки я не стал и попросил показать мне коллекцию монет.
- Вон она! - произнесла старшая из девиц, высвобождая из-за своей спины руку и протягивая коробку из-под конфет.
Я открыл ее. На меня глянули полустертые Екатерининские пятачки, несколько таких же, ничего не стоящих рублей Анны и Павла и разная мелочь. Я поставил коробку на стол.
- Никуда не годятся! - сказал я. - И это все, что у вас есть?
- Не понимаю, что вам тогда надо? - заявила недовольным тоном хозяйка и обвела рукой стол с расставленными на нем богатствами. - Кажется, все редкие, ценные вещи!..
- А во сколько вы их цените? - полюбопытствовал я.
Хозяйка испытующе поглядела на меня.
- Лили, сколько здесь предметов? - обратилась она к старшей дочери.
- Фарфоровых ровно пятьдесят, мама, - ответила та.
- Ну вот видите… Если считать самым грошовым образом, ну, скажем, хоть по десять рублей, выйдет пятьсот рублей! Дешевле пареной репы.
Я усмехнулся.
- Ваши вещи мне не подходят, - сказал я, - но разрешите мне сказать, что это цена невероятная!
- Невероятная! - маменька смерила меня глазами с ног до головы. - А вы знаете, почем теперь любители платят за фарфор: тысячу рублей за штуку!
- Штука штуке рознь. Но не забудьте, что фарфор не золото и цена на него начинается с двугривенного!
- Какая же ваша цена?
- Не цена, а оценка! - поправил я. - На любителя, вместе с сервизом, рублей тридцать.
- Лили, убирай все прочь! - грозно приказала Павлова, отвернувшись от меня.
Я счел дальнейшее свое пребывание излишним.
- Прошу извинения, что обеспокоил вас! - произнес я. - Имею честь кланяться.
- Вы же собирались еще книги посмотреть? - сердито бросила она мне через плечо.
- Пожалуйста, покажите…
Аннет сотворила дверцы низенького шкафика, стоявшего тут же, против стола. На три четверти он был полон всякого рода учебниками, остальное население его состояло из бульварных романов, изданий Ахматовой, Библиотеки для Чтения и даже Света.
Я мельком окинул взглядом полки и не прикоснулся к книгам.
- Не подойдут и они, - произнес я. - Всего хорошего.
- Прощайте, - ледяным тоном ответила Павлова. - Очень жаль, что вас не интересуют редкие вещи. Разумеется, в старине понимать надо, не всякий ее знает!
Я с усмешкой согласился с этой истиной и, не провожаемый никем, пошел из столовой.
В передней меня нагнала Аннет.
- Мама отдает за четыреста! - быстро выговорила она.
Я пожал плечами:
- Мне такие вещи не нужны!..
Аннет с оскорбленным видом вскинула назад голову и осталась стоять, выпятив вперед шею, как индюк, собирающийся забормотать.
Мирон сидел, согнувшись на подножке, и поджидал меня.
- Что, ай ничего не купил? - спросил он, увидав, что я иду с пустыми руками.
- Ничего! - ответил я. - Дрянь все, а уж цену хотят!! - я только махнул рукой.
Позади послышался топот и на крыльце появилась, вся расколыхавшаяся и запыхавшаяся, Лили.
- Хотите за двести? это самая крайняя цена! - воскликнула она, остановившись у ступенек.
- Нет!
Лили совсем как мать вздернула плечи, повернулась и с невыразимым презрением вихнула мне задом.
- Ах, мать честная?! - изумился Мирон. - Смотри какая мода пошла - заместо головы задом кланяется?
Бричка двинулась. Не успели мы отъехать и двух десятков сажень - позади послышался визг.
И я, и Мирон обернулись: за нами во всю прыть неслась босоногая девчонка.
- Стойте! стойте! - верещала она поросячьим голосом.
Мирон остановил лошадей.
- Велели воротиться! - едва переводя дух, выкрикнула она, примчавшись к нам. - За тридцать рублей отдают!
Я засмеялся:
- Скажи, что и даром не возьму!
- Да что ты покупал-то у нее? - вмешался Мирон.
- Куколки детские фарфоровые хотела она всучить мне…
- За тридцать рублев?! - ужаснулся Мирон. - Нако-ся, выкуси!! - вдруг решительно возгласил он, сложив всероссийское троеперстие и несколько раз потыкав им чуть не в самый разинутый рот девчонки. - Что мы, деньги-то бреднем в реке что ли ловим?
- Э-эх вы, особливые!! - он зачмокал на лошадей, и те затрусили рысцою. - Сказывал я тебе, жмот баба! - заговорил Мирон, когда усадьба осталась за нами.
- Кулак в юбке! - отозвался я.
- Верно! Вот ты и слушайся меня вдругорядь; я то знаю, куда тебя везти, куда нет! Зря только время на нее извели! А что, ваше благородие, пора бы лошадок покормить и самим пообедать?
- Что, иль плохо угостили тебя у Павловой? - пошутил я.
Мирон пренебрежительно сплюнул.
- Там угостят: мордой об стол рази?.. А тут за бугром скоро село будет, трактёр там, - ну, я тебе скажу, в Питере такой поискать! с машиной, ей-Богу!
- Едем в трактир! - согласился я.
Мирон откинулся назад и задергал коньков. - Но, но, развеселые!!! - крикнул он с довольным видом. Лошадки прибавили ходу, и скоро со взгорка открылось большое село, вытянувшееся вдоль широкого большака, обсаженного дуплистыми березами еще Екатерининской посадки. Будто зеленая река протек он по желтым полям между двух черно-синих морей-лесов, облегших горизонт слева и справа.
V
Почти посередине села подымался пятиглавый красный каменный храм с отдельною колокольней. Село, видимо, было из богатых.
Мы спустились в низину и через проулок попали на улицу. С обеих сторон вставали просторные, высокие избы: многие были крыты тесом, а иные даже железом. С крыш глядели разные коньки; белыми и синими заплатами пестрели раскрашенные ставни.
Мы миновали старый, обширный дом с приколоченною над шатровым крылечком доской с надписью "волостное правление", обогнули церковь и остановились в конце села у крыльца нового двухэтажного дома. Над входом в него красовалась синяя вывеска: "трактир и с крепкими напитками".
Под окнами нижнего этажа во всю длину его тянулась коновязь; у нее стояло несколько крестьянских телег и лошадей. Я сошел с брички, а Мирон подъехал в упор к бревну и стал привязывать лошадей.
- Книги здесь оставим? - нерешительно спросил я.
- А то с собой таскать?! - откликнулся Мирон. - Кто на них польстится-то?