- Бегу из молельни, выскакиваю на двор. У подъезда - лошадь. Бросаюсь в седло и мчусь по дороге. Погоня - но горы уже близко. О, Боже! Лошадь остановилась, дороги нет, земля рухнула в пропасть, осталась узкая тропинка. Слева - бездна, справа - скалы. Настигают: нет выбора… Вперед… Кружится голова; глаза застилает туман; в ушах звон. Бездна тянет, не могу оторвать от нее глаз: сейчас упаду. Хватаюсь руками за гриву. Лошадь храпит, дрожит, жмется к утесу, едва движется. Мы висим над пропастью. Сзади голос. За мной всадник…. Вдруг его лошадь останавливается, пятится и исчезает. Я спасена - животное и человек в пучине… Тропинка расширяется; почва тверже; лошадь прибавляет шагу: выезжаем на дорогу. Бояться преследования нечего… Я останавливаюсь у ручья. Нагибаюсь, чтобы освежить разгоряченное лицо, и вижу в воде лицо индуски. Хватаюсь за плечо, срываю с него одежду, ищу родимое пятно. Где же оно? Это не я! - Это другая женщина!
- Немедленно разбудите мою жену. Это Бог знает что такое, - испуганным голосом обратился к ученому Николай Львович.
- Сидите спокойно, - взволнованно ответил ученый и взглянул на доктора.
- Вы слышите меня, Вера Георгиевна? Вернитесь в молельню и отыщите раджу.
Балерина долго молчала, потом вдруг с воплем вскочила и бросилась к двери.
- Вот он, на кровати - мертвый!
Вера Георгиевна покачнулась и упала на руки мужа.
- Ого! Я вам говорил, - крикнул Николай Львович.
- Тише, ради Бога, вы ее испугаете.
X
- Джонс, смотрите - мисс Карецки.
- Где?!
Американцы быстро подошли к магазину, у которого стояла балерина, и раскланялись.
Узнав друзей своих, Вера Георгиевна очень обрадовалась и представила им мужа.
- Рад, что могу лично поблагодарить вас за внимание, оказанное жене в Нью-Йорке.
- Ваша супруга так дивно танцует, что всех нас очаровала. Вы в Париже давно?
- Дня три. Приехала с трупной и сегодня выступаю.
- Как это приятно! Филипс, распорядитесь насчет билетов и пригласите, пожалуйста, раджу.
- Ни за что! Если хотите, приглашайте его сами.
- Ого! И здесь раджа? Какое у вас, однако, обширное знакомство среди индийских князьков!
- Я знаю только одного, с которым знакома и ваша супруга.
- Вера, слышишь? А ты говорила, что твой поклонник умер.
- Джонс, разве раджа здесь? - Я слышала, что мистер Хайбадо скончался.
- Он жив, почти здоров и в настоящее время здесь.
- Ого! Вот тебе и Петр Францевич, а еще ученый.
- Странно, - заметила Вера Георгиевна. - Ну, да это и лучше. Я его так отчитаю, что ему не поздоровится.
- Он-то тебя не побоится. А как бы с тобою чего не случилось. Напустит на тебя опять какую-нибудь лихорадку.
- Разве вы и в России хворали?
- Представьте себе, что по возвращении на родину я совсем не могла танцевать. Каждый вечер мною овладевала такая слабость, что я через силу двигалась по сцене. Однако, прощайте. До вечера мне еще надо отдохнуть. Заходите! Мы остановились в Гранд-Отеле.
XI
- Очень рада вас видеть, почтенный магараджа, а нам сообщили, что вы чуть не умерли, - сказала Вера Георгиевна, входя в гостиную и здороваясь с раджою.
Она с мужем была приглашена мистером Джонсом к обеду.
- Едва жив остался, - ответил индус. - Послушайте, что со мной было. Когда вы уехали из Америки, счастье от меня ушло; я покинул Нью-Йорк и вернулся в Индию. Но вы произвели на меня такое сильное впечатление, что я все время мучился, не видя вас. Чтоб немного утолить свои страданья, я воплотил ваш образ в лице индийской красавицы, имеющей вашу фигуру и некоторое с вами сходство. При помощи грима, по фотографии, которую вы мне дали, я сделал ее похожей на вас и жил, воображая, что вы со мной. Судьба меня за это наказала, и я едва не погиб. Разве другая женщина может быть вами? Разве может она обладать такой грацией и божественным началом, которые вам присущи? Конечно, нет! И вот однажды, во время неумелого исполнения этой женщиной греческого танца, в котором вы так очаровательно передаете страдание любящей, но покинутой женщины, я образумился, понял свое заблуждение и постиг, что земное не может быть небесным. Разве допустимо, чтобы человек смел изображать божество? Кровь бросилась мне в голову. Обезьяну, загримированную божеством, я ударил хлыстом. Она кинулась на меня, я упал и разбился. Смерть долго витала у моего ложа, и только благодаря нашим браминам мне удалось остаться в живых. Я поправился, но сильные головные боли, которые меня преследуют, заставили меня приехать сюда и искать здесь облегчение.
- Наказание вами вполне заслужено, но я-то за что мучилась - не знаю.
- Идемте, господа, кушать, - сказал, входя в гостиную, мистер Джонс.
- Вера, садись поближе ко мне или к мистеру Джонсу, - шепнул Николай Львович жене.
- Мистер Джонс, надеюсь, что я сижу рядом с вами?
- Да, да! Вот сюда, пожалуйста!
Обед, устроенный американцем, был великолепен, и время шло быстро.
Вдруг Вера Георгиевна почувствовала себя дурно и побледнела.
- Что с вами? Выпейте холодной воды, вам будет лучше, - сказал раджа, подавая стакан с водою Вере Георгиевне, которая пересела на диван.
- Я говорил, что он напустил на тебя лихорадку. Послушайте-ка, что вы опять сделали с женой?
- Успокойтесь и не шумите, - сказал Джонс, становясь перед вскочившим со стула Николаем Львовичем.
- Сиди, Коля, пожалуйста, смирно. Никуда с тобою пойти нельзя. Ты вечно скандалишь. Оставался бы дома.
- Ого!
- Часто ли бывают у вас такие припадки? - спросил танцовщицу раджа.
- Такой в первый раз, в России у меня были другие.
- Джонс рассказывал мне об этом, но я думал, что вы давно поправились. Лечились вы у кого-нибудь?
- Да, у известного в России профессора. Не могу вспомнить его фамилии. Его зовут Петр Францевич. Он часто бывал в Индии. Маленький такой, с бородой. От него-то я и узнала, что вы чуть не умерли.
- Не от него, а ты сама видела раджу почти мертвым, - перебил жену Николай Львович. - Вы не можете представить себе, господа, что этот ученый проделывал с нею.
Тут Николай Львович в сбивчивых выражениях передал, как хотел вылечить жену его Петр Францевич.
Раджа задумался.
- Я догадываюсь, в чем дело, - сказал он через минуту. - Когда в Нью-Йорке вы видели призрак, было четыре часа дня, у вас же в столице было десять вечера. Поэтому и припадки слабости случались с вами по вечерам. Профессор хотел вам вернуть вдохновение, я же вам верну вашу душу. Вторую, конечно…
- Прошу оставить мою жену в покое. А то, если вы начнете начнете возвращать ей какую-то вторую душу, - ее покинет, пожалуй, и первая.
- Не отложить ли лечение до более удобного времени? - заметил хозяин дома. - Не забудьте, почтенный магараджа, что больная - моя гостья.
- Откладывать нечего. Будьте покойны и, пожалуйста, мне не мешайте.
Раджа отошел от стола и обвел всех глазами, остановив взгляд свой немного дольше на муже танцовщицы. Все сразу замолкли, а Николай Львович так с открытым ртом и застыл.
Подойдя к Вере Георгиевне, индус поднял ее с дивана и, поставив невдалеке от себя, стал напряженно смотреть ей в глаза.
Вокруг него засверкали красные лучи и протянулись толстыми нитями к танцовщице.
Скоро вся комната наполнилась искрящимся туманом, в котором постепенно вырисовывался призрак женщины, похожей на балерину.
Это был ее двойник, ее вторая душа, покинувшая тело по воле индийского князя. Видение двинулось было к стоявшей с закрытыми глазами Вере Георгиевне, но неожиданно повернулось и направилось к радже.
Вдруг очертания его стали делаться неясными, расплывчатыми.
Видение стало таять и, обратившись в туман, окутало индуса.
- Ого! - вскрикнул Николай Львович. - Смотрите, что это с раджою?
Все поднялись со своих мест.
Раджа страшно изменился. Он побледнел, весь осунулся, дрожал и еле держался на ногах.
Изредка в глазах его еще вспыхивали красные лучи, но они не достигали до Веры Георгиевны.
Вдруг индус покачнулся.
Мистер Джонс бросился к нему, но опоздал.
Стиснув руками голову, раджа с жалобным криком упал на пол.
* * *
Недели через две Анна Петровна получила от своей подруги письмо, в котором та сообщала ей о своем успехе в Париже, о встрече с раджою и об обстоятельствах, при которых он скончался.
"Удивительнее всего то, - писала Вера Георгиевна, - что я совершенно здорова, хотя раджа и не успел меня исцелить…".
- Это понятно, - заметил Петр Францевич, присутствовавший при чтении письма. - "Погиб властитель - от гнета дух освободился…".
- Вам все понятно, дорогой мой! - вскрикнула Анна Петровна. - Идите сюда, я вас расцелую. Знаете, я вами горжусь!
