Выполняй мои приказы, и родина тебя не забудет — понятно?
— Так точно, товарищ...
— Подполковник.
Найденов не мог прийти в себя. Голова отказывалась соображать.
Была наполнена каким-то безудержным веселым звоном. Хотелось что-то делать, хотя бы махать руками, или трясти крепкую руку подполковника, или кричать в океан какие-то глупости. Его оставляют в Анголе! Спасен!
— Так у тебя баксы есть? — спокойно повторил свой вопрос подполковник.
— Долларов тридцать.
— Годится. У меня, учти, сегодня настроение хреновое. С каждым бывает. Причина на то есть. Но тебя не касается. Так что пойдешь со мной.
— Слушаюсь, товарищ подполковник.
— Рубцов я. Иван Рубцов. Можно просто Рубцов. А ты (подполковник заглянул в блокнот)... Игорь. Ну что ж, Игорь Леонидович, пошли на первое боевое задание.
ОЛИВЕЙРА
Приказ о начале операции из Москвы все не поступал. А по времени уж пора бы. Панов привычно спасался от жары в прохладной ванне, драя пемзой пятки, когда в дверь постучали условленным стуком. Панов довольно поморщился:
«Неужто свершилось?»
— Входи! — небрежно крикнул он.
Вошел адъютант Емельянов, единственный, кто имел право отрывать генерала от традиционного отдыха и уединенных размышлений.
— Товарищ генерал, звонка из Москвы еще не было.
— Какого ж черта, — проворчал Панов.
— Вас на веранде дожидается Жоао Оливейра из Квито-Кванавали.
Адъютант Емельянов обладал бесценным качеством, которое позволяло ему много лет быть при генеральской кормушке. Будучи посвященным во все дела Панова, многие из которых выходили далеко за рамки служебных обязанностей, а также и в те, что относятся к интимным отношениям с дамским «контингентом», он всегда вел себя подчеркнуто бесстрастно и официально, словно вся получаемая им информация, не задерживаясь в голове, уходила в небытие.
— Нечего ему здесь толкаться... Какие у меня с ним могут быть вопросы? Какая-нибудь просьба? Пусть едет в миссию.
Панов не любил, когда кто-нибудь из партнеров по его довольно многообразному бизнесу выходил прямо на него. Здесь, в Луанде, и рядовой, и генерал — все на виду, за каждым кто-нибудь да следит. Одни по обязанности, другие из зависти. И еще не известно, кого следует бояться больше. Генерал должен быть чист и неприступен. Ни одно пятнышко не должно попасть на мундир.
Губит, как правило, небрежность в мелочах. Приход сюда Оливейры как раз из ряда таких мелочей. Но с другой стороны, этот мулат, несмотря на молодость, обладал поистине обезьяньей ловкостью и реакцией и никогда не допускал рискованных ситуаций. Он ел свой банан, крутя головой на все четыре стороны.
— Что ж, просто взял и пришел? — с раздражением спросил Панов, откладывая пемзу в сторону.
По этому жесту Емельянов понял, что прием гостя состоится. Но с тем же бесстрастным видом сообщил, что Оливейра уже был в миссии и Проценко посоветовал ему обратиться к Панову, так как генерал Саблин в Москве.
— Ах, он искал Саблина?! Тогда другое дело. Молодец. Зови, — генерал шумно вылез из ванны, набросил белый махровый халат и грузно уселся в небольшое плетеное кресло, вытирая ступни о красный пушистый коврик.
Оливейра не заставил себя долго ждать и почтительно проследовал в ванную вслед за Емельяновым.
— Извини, дружочек, что принимаю тут. Давление поднялось, одно спасение — вода. — Потом обратился к Емельянову. — Переведи-ка подружелюбнее, да предложи пиво, если он не торопится.
Емельянов монотонно (и без всякого дружеского участия) перевел приветствие генерала.
— Не откажусь от вашего угощения, генерал, — почтительно произнес Оливейра.
— А... так он надолго. Тогда тащи водку, икру и чего-нибудь еще. У него дела или поболтать пришел?
— По делу, — успокоил Емельянов и удалился.