13 февраля Кричевская пишет Булгакову (из Ленинграда), предлагая ему переиздать "Записки на манжетах" "в том виде, как они печатались в "Накануне", и еще прибавить рассказ. Словом, до листа размером"; Булгаков, в свою очередь, предложил напечатать II часть "Записок", присовокупив рассказ "Чаша жизни" (опубликованный в "Накануне" 31 декабря 1922 г.). 21 февраля Кричевская, получив рукопись и письмо, ответила Булгакову отказом (ИРЛИ, ф. 369, ед. хр. 417). Однако в тот же самый день П. А. Садыкер пишет Булгакову из Берлина на бланке издательства "Накануне": "В настоящее время после выхода первых наших книг выяснилась возможность скорого издания новых книг" и предлагает предоставить им право издания "Записок на манжетах". Оговаривая весьма скромный гонорар, Садыкер обещал "7-8 долларов за печатный лист. Уплата денег при сдаче рукописи. Деньги Вам будут выплачены московской конторой. ‹…› Книжку мы издадим быстро и красиво" (Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. С. 254).
Проект договора об отдельном издании "Записок" "между Акционерным обществом "Накануне" в лице директора-распорядителя Общества П. А. Садыкера, с одной стороны, и Михаилом Афанасьевичем Булгаковым - с другой", датирован 19 апреля 1923 года. В проекте указан объем произведения: "приблизительно 4 1/4 (четыре и одна четверть) печатного листа". Гонорар определялся в 8 долларов за лист, и пунктом 12 отмечалось, что "гонорар за первое издание в размере 34 (тридцать четыре) доллара Булгаков получил сполна" (ИРЛИ, ф. 369, ед. хр. 150). Как вытекает из дальнейшего, в это время рукопись и была передана издательству - следовательно, реальный ее объем составлял не менее 4-х листов (что более чем в два раза превышает объем дошедшей до нас опубликованной части "Записок").
Пункт 10 договора гласил: "Если по требованию цензуры потребуются сокращения книги, то Булгаков не будет возражать против них и А. О. "Накануне" вправе их произвести"; 20 апреля Булгаков пишет П. А. Садыкеру: "На безоговорочное сокращение согласиться не могу. Этот § 10 необходимо исключить или переработать совместно. Во всем остальном договор вполне приемлем мною" (черновик записки сохранился в коллекции Э. Циппельзона в ОР ГБЛ, ф. 477). Не позже 1 августа вышел в свет альманах "Возрождение" (в этот день Булгаков делает на книге надпись: "Из б-ки М. А. Булгакова") с первой частью "Записок",- по-видимому, с существенными (хотя и меньшими, чем в "Накануне") сокращениями в тексте.
31 августа 1923 года, отвечая на вопрос Слезкина о "берлинских книгах", Булгаков пишет: "Печатание наших книг вызывает во мне раздражение: до сих пор их нет. Наконец Потехин (писатель Ю. Н. Потехин, один из редакторов "Накануне", в 1923 году вернулся в Россию.- М. Ч.) сообщил, что на днях их ждет. По слухам, они уже готовы (первыми выйдут твоя и моя). Интересно, выпустят ли их. За свою я весьма и весьма беспокоюсь. Корректуры они мне, конечно, и не подумали прислать". Некоторый свет на дальнейшее развитие событий бросает неоконченная повесть 1929 года: "Три месяца я ждал выхода рукописи и понял, что она не выйдет. Причина мне стала известна, над повестью повис нехороший цензурный знак. Они долго с кем-то шушукались и в Москве и в Берлине" (Новый мир. 1987. № 8. С. 173).
1 января 1924 года в № 1 (1024) газеты "Бакинский рабочий" были напечатаны последние шесть глав первой части "Записок" с датировкой "Москва, 1923 год" и подзаголовком "Отрывки". В главке 9 "История с великими писателями" после заголовка газетной статьи: "Опять Пушкин!" следовал фрагмент из нее (возможно, купированный в предыдущих публикациях: "Столичные литераторы, укрывшиеся в местном подотделе искусств, сделали новую объективную попытку развратить публику, преподнеся ей своего кумира Пушкина. Мало того, что они позволили себе изобразить этого кумира в виде помещика-крепостника (каким, положим, он и был) с бакенбардами… и т. д.".
Весной 1924 года Булгаков попытался напечатать "Записки" в сборниках "Недра", где в начале 1924 года вышла его первая повесть - "Дьяволиада". Свидетельством этой попытки служит письмо Булгакова от 26 мая 1924 года секретарю "Недр" П. Н. Зайцеву: "Оставляю Вам "Записки на манжетах" и убедительную просьбу поскорее выяснить их судьбу. В III-й части есть отрывок уже печатавшийся. Надеюсь, что это не смутит Николая Семеновича (Ангарского.- М. Ч.). При чтении III-й части придется переходить от напечатанных отрывков к писанным на машине, следя за нумерацией глав. Я был бы очень рад, если бы "Манжеты" подошли. Мне они лично нравятся" (Памир. 1987. № 8. С. 92). Булгаков упоминает в письме только о публикации фрагмента "московской" части,- видимо, из чисто практических соображений, не желая "смутить" Ангарского большим объемом уже печатавшегося или же считая публикацию в "Возрождении" слишком урезанной.
В архиве писателя сохранилась вырезка публикации из журнала "Россия" со следами работы автора: выброшена (отрезана) начальная главка ("Московская бездна. Дювлам"), а остальные - пронумерованы (от 1-й до 11-й), причем нумерация поправлялась несколько раз. Это - свидетельства попыток автора издать полный текст "Записок" весной 1923-го и весной 1924 года.
31 мая 1924 года Булгаков в письме П. Н. Зайцеву спрашивает среди прочего: "Сообщите, что с "Записками"?"
Напечатать их в "Недрах" также не удалось, и строки в автобиографии (октябрь 1924 г.), подводящие черту под историей с "Накануне", передавали, таким образом, состояние автора в момент, когда исчерпались и другие попытки публикации самого значительного его сочинения двух первых московских лет: он писал, что "Накануне" обещало выпустить книгу "в мае 1923 г. и не выпустило вовсе. Вначале меня это очень волновало, а потом я стал равнодушен" (Писатели. Автобиографии и портреты… С. 56).
В полном виде "Записки на манжетах" не только не были изданы при жизни автора, но и не дошли до наших дней.
Рассказ "Богема" сначала входил, как можно предположить (Архив М. А. Булгакова. С. 36), в состав "Записок"; возможно, фрагмент рассказа, примерно со слов: "Почему же? Почему именно в Тифлис? Убейте, теперь не понимаю", и до конца, помещался в начале 13-й главки "Записок", на месте нынешней строки точек.
Немало цензурных купюр было сделано и в частях печатавшихся . В альманахе "Возрождение" были восстановлены многие обширные изъятия, сделанные в "Накануне", в частности - главы I и XII (поэтому для настоящего издания выбран текст "Возрождения"). В то же время в этой публикации сделаны некоторые купюры по сравнению с текстом "Накануне" - явно по цензурным соображениям . Многочисленные строки точек отмечают, по-видимому, эти изъятия. Но можно предполагать, что в некоторых случаях эта графика используется по художественным соображениям.
2
Автобиографическая основа "Записок" восстанавливается по устным воспоминаниям Т. Н. Кисельгоф, по газетным и журнальным публикациям 1920-1921 годов, а также по материалам архива Лито.
В главе о возвратном тифе (в первой публикации озаглавленной "Возвратный тиф", но полностью замененной точками) получило отражение реальное биографическое обстоятельство: Булгаков заболел возвратным тифом в момент, когда после поражения под Егорлыкской, оказавшегося решающим, началась спешная эвакуация белой армии. Татьяна Николаевна рассказывала: "Приходил очень хороший местный врач, потом главный врач. Он сказал, что у Михаила возвратный тиф: "Если будем отступать - ему нельзя ехать". Однажды утром я вышла и вижу, что город пуст. ‹…› В это время - между белыми и советской властью - в городе были грабежи, ночью ходить было страшно; однажды на пустой улице ингуш схватил меня за руку - я вырвалась, бежала бегом… Во время болезни у него были дикие боли, беспамятство… Потом он часто упрекал меня: "Ты - слабая женщина, не могла меня вывезти!" Но когда мне два врача говорят, что на первой же остановке он умрет,- как же я могла везти? Они мне так и говорили: "Что же вы хотите - довезти его до Казбека и похоронить?"" (ср. реплики больного героя "Записок": "Меня бросят! Бросят!"; "Я требую… немедленно отправить меня в Париж! Не желаю больше оставаться в России…").
Реальным комментарием к "Запискам" служит и корреспонденция Ю. Слезкина "Литература в провинции (письмо из Владикавказа)", дающая прежде всего прототипические детали к главе II "Что мы будем делать?!", повествующей о нем самом. Слезкин описывает, как в прошлом году "заведовал подотделом искусств" в Чернигове до прихода белых (ср. в "Записках": "Я уже заведовал"), как позже добрался до Владикавказа "после кошмарного месячного пути в теплушках ‹…› Через десять дней по приезде я заболел сыпным тифом, но когда встал на ноги - добровольцы грузили арбы и уходили в горы. Вслед за ними пришли советские войска, и я принялся за работу по подотделу искусств" (Вестник литературы. 1921. № 1. С. 14).