- Факт - пролезают. - согласился Лукьянчик, но затем объяснил: - Кооперативное строительство часто ведется без твердо запланированных фондов, и тогда кооперативы вынуждены выклянчивать помощь у каких-то организаций, а те за услугу просят принять в кооператив их человечка, и не просто просят, а официально рекомендуют. А потом оказывается, что человечек-то жулик.
Следователь с ним согласился и высказал мысль, что надо бы упорядочить всю организацию этого вида строительства и обеспечивать его всем, как другие стройки.
- По идее это так и есть, а в практике не выходит. И мне изменить сие неподвластно, - сказал Лукьянчик. - Проблему фондов надо решать в республиканском масштабе.
Следователь согласился и с этим. Тогда Лукьянчик добавил:
- И с кадрами в кооперативах неладно. Надо взять опытного бухгалтера или инженера, а те ставят условие - принять их в кооператив, а это еще одна лазейка…
- Что обращает на себя внимание… - задумчиво сказал следователь. - Как попадется нам какой-нибудь жулик из торговли, он непременно член ЖСК.
- Денежный народ, что ж тут удивительного, - ответил Лукьянчик, испытывая легкую тревогу.
- Так, может, их берут за взятки, а не по чьей-то просьбе? - быстро и жестко спросил следователь.
- Все может быть, - не сразу произнес Лукьянчик, ему понадобились секунды взять себя в руки.
- Вам знакома такая фамилия. - Гитальников? - спросил следователь.
Еще бы! Это был как раз тот тип, который давал взаймы деньги Глинкину на лодку, а он, Лукьянчик, этими деньгами оплачивал счет в ресторане, спасая честь Южного во время совещания.
- Как вы сказали? Метальников?
- Ги… Гитальников. - подчеркнул первый слог следователь.
- Нет, не знаю. А кто это такой?
- Он с вашей легкой руки, Михаил Борисович, стал членом жилищного кооператива научных работников, а несколько дней назад арестован за спекуляцию.
Лукьянчик все это уже знал от Глинкина, и они договорились, как реагировать.
- Только спекулянтов мне и не хватало, - вздохнул он. - Ну что ж, тут явно оплошал мой заместитель Глинкин, комплектование кооперативов наблюдает он, и на него будет наложено строгое взыскание. Но, с другой стороны, как он мог знать, жулик этот человек или честный, если само правление кооператива этого не знало?
- А вы не допускаете, что тут могло быть не чисто? - спросил следователь.
- Ну, знаете… - Лукьянчик возмутился, и так искренне, что лицо у него пошло красными пятнами. - Вы что же, хотите сказать, что я держу у себя замом нечистого человека? А может быть, мы с ним махлюем вместе? Нет, я такой разговор не понимаю, не принимаю и буду просить прокурора…
- Я сказал чисто предположительно… Извините, - смутился следователь…
От этого посещения прокуратуры все-таки надолго осталось безотчетно тяжкое впечатление.
- Да не придавайте вы значения чепухе, - успокаивал его Глинкин. - Ну, распутают они эту историю с Гитальниковым, объявите мне выговор, а то и поставьте вопрос об освобождении. Я честно говорю - зла иметь на вас не буду, важно, чтобы и тень тени не пала на вас.
Тогда все рассосалось, и дело ограничилось только тем, что на президиуме исполкома он сделал замечание Глинкину за невнимательный контроль над кооперативным жилищным строительством…
Теперь Глинкин в тюрьме, и следователи небось впились в него, как клещи. Но Лукьянчик спокоен - во-первых, то клятвенное с ним условие и, наконец, сам он ни у кого копейки не взял. Брал только Глинкин, а то, что Глинкин делился с ним, это уж их личное дело. Сколько им получено от Глинкина, теперь уж и не сосчитать, но это его чистый личный долг.
…Три года все шло как по маслу. И сейчас Лукьянчик еще не верит, что для Глинкина все кончено, он всегда говорил - доказательств нет и не может быть! Те, кто давал ему сотни и даже тысячи, во-первых, сами могут оказаться в суде на той же скамейке, давать - тоже преступление. Во-вторых, кому из них, получив хорошую квартиру, захочется омрачать праздник доносами, беготней по повесткам и так далее?
Однако надо было работать.
Лукьянчик раздернул две последних гардины и сел за стол. Рука привычно нащупала упруго пружинную кнопку, приглушенно слышался звонок у секретаря, и тотчас в дверях возникла его верная Лизавета Петровна, Лизочка, а иногда и Лизок. С первого дня она с Лукьянчиком - старая секретарша, когда умер председатель, ушла на пенсию, а Елизавету Петровну он спас - взял из райфинотдела, где она была намечена под сокращение штатов.
- Соедини меня с народным контролем.
- Вас ждет Русланов.
- Ладно, давай его сюда, а потом соединишь с контролем.
Начальник ремстройтреста Русланов был почти ежедневным визитером у Лукьянчика; слывя в районе безудержным оптимистом и весельчаком, он был еще и порядочным хитрецом. Вот и его частые визиты в исполком тоже от хитрости. Интересно, что у него за предлог на этот раз?
Будто вломившись в кабинет, Русланов, еще идя к столу, начал говорить о каком-то подкинутом ему объекте, ремонтом которого должны заниматься железнодорожники, а не он.
- Вы скажите мне, разве у нас своего недостаточно? - энергично говорил он; пожимая руку Лукьянчику и садясь. - Так вот же - взваливают на нас, на нас все валят, кому не лень.
- Что за объект? - спросил Лукьянчик и вдруг подумал, что ему хотелось бы быть сейчас на месте Русланова, заниматься своими, черт бы их побрал, даже не своими объектами и иметь все выговоры, вклеенные в его личное дело.
- Помните мост у кирпичного завода? Так завод на том берегу, а на этом я строю торговый павильон. По мосту проложена заводская железнодорожная ветка для вывозки кирпича. Кому мост нужен? Конечно же железнодорожникам и кирпичникам, а поскольку и те и другие относятся к железнодорожному райисполкому, пусть в том исполкоме и чешутся. А они кладут тот мост на нашу спину. Какого черта?
- Кто кладет? - Лукьянчик с трудом улавливал логику разговора и хотел одного - поскорей его закончить.
- Я же сказал - железнодорожный исполком.
- Чем они это мотивируют?
- Что мой торговый павильон будет больше всех нуждаться в хорошем мосте. И будто секретарь горкома товарищ Лосев их в этом поддерживает.
Лукьянчик резко повернулся к столику с телефонами и замер - сейчас он услышит, как всегда, ровный голос Лосева, который уже, конечно, знает об аресте Глинкина. С чего же сейчас начать - с Глинкина или с этого дурацкого моста? Нет, нет, надо начинать с дела, как будто ничего не случилось - жизнь продолжается, и надо работать.
- Добрый день, товарищ Лосев. Извините, вас беспокоит Лукьянчик. Я к вам с жалобой на железнодорожный район - они перебрасывают на нас ремонт моста у кирпичного завода, когда это целиком их объект, а у Русланова и без того план трещит. Но они уверяют, будто вы это санкционировали.
- Здравствуйте, во-первых, - прорвался наконец секретарь горкома. - Во-вторых, я ничего похожего не санкционировал, и вообще это не мое дело, разберитесь, товарищ Лукьянчик, в этом сами, - с оттенком раздражения сказал Лосев и без паузы спросил: - Что же это Глинкин ваш? А?
- Что именно, я еще не знаю, но, надеюсь, теперь зря не арестовывают, - мгновенно окостеневшим голосом ответил Лукьянчик и услышал:
- Как ни противно, придется разбираться в этом на горкоме.
Лосев положил трубку.
- Кого посадили? - жадно заинтересовался Русланов.
- Он говорит, что никаких санкций железнодорожникам не давал, и рекомендует разобраться в этом нам самим.
- Ну вот видите, какие они гады… Так кого же посадили?
- Кого-кого? - Лукьянчик отвел глаза в сторону, но решил, что уклоняться от ответа, пожалуй, неумно. - Глинкина, зама моего, посадили!
- Ух ты! - смешно, по-бабьи всплеснул руками Русланов. - А я тут к вам с этой ерундой…
- А по-вашему, я что - должен закрыть исполком?
- Нет, отчего же… - рассеянно отозвался Русланов и вдруг захохотал в голос: - Хо-хо-хо! А я ему как раз позавчера говорю - как бы по вас тюрьма не заплакала.
- За что же это вы его так? - небрежно спросил Лукьянчик, перекладывая лежавшие на столе бумажки и кося глаза на Русланова.
- Да это по поводу его решения надстраивать больницу. Тот корпус там, что зовется новым, строился сразу после войны, на живую нитку, я прораба знаю, который строил, он говорит: фундамент там никакой, на один этаж, и то с натяжкой. Вот я возьми и скажи Глинкину - не настаивайте, а то надстроим, стена завалится, а по вас тюрьма заплачет. Хо-хо-хо!
- Да, вовремя пошутил… вовремя, - вздохнул Лукьянчик. - А ему сейчас не до смеха.
- Кому это?
- Глинкину - кому же еще?
- Ну, это как по пословице: "Что хотел, то и съел".
- У вас есть ко мне что-нибудь еще? - мягко спросил Лукьянчик.
- Все. Все. Все, - по-индийски сложив ладони, ответил Русланов. - Лады, я пошел… - И он почему-то на цыпочках вышел из кабинета.
Лукьянчик хотел заняться чем-либо, но почувствовал - не может. Тревога все-таки точила ему душу…
Странное у него было ощущение. Что бы там ни говорил Глинкин и как там ни страховаться, а ожидание расплаты всегда было с ним. Правда, иногда оно становилось похоже на то, как человек видит ночью зарницу и думает: эта гроза до нас не дойдет. Кроме того, с течением времени, когда проходили годы и ничего не случалось, чувство опасности притуплялось. В общем, страх был, но он никогда не был таким сильным, чтобы его остановить.