От веселой суеты у Владимира зачесались ладони: толкнуть бы кого в сугроб или снежком запустить. Остро вспомнилось: как-то в один из зимних дней он и Лида пошли в лес. Под деревьями бугрились сугробы, молоденькие, оплывшие снегом елочки словно присели под тяжестью белой ноши. Возле причудливого снежного наноса, мягким шарфом опоясавшего комель березы, Лида толкнула Владимира. Он плюхнулся в сугроб и увлек за собой девушку. Потом они стряхивали снег друг с друга и смеялись. Владимир, выбирая из Лидиных волос снежные пушинки, сжал ладонями ее прохладные розовые щеки и прерывающимся голосом сказал:
- Я люблю тебя…
Кажется, не так давно это было. Не так давно… Тогда он только что получил третью звездочку на погоны. И каждый вечер, после службы, спешил к Лиде и с трудом расставался с нею, когда наступал срок. А сегодня не мог усидеть дома…
Встречный солдат, резко повернув голову, поднял руку к виску. Владимир от неожиданности вздрогнул.
В расположении первой роты было тихо. Чтобы не нарушать воскресного покоя, комбат жестом остановил выбежавшего навстречу дежурного, готового отдать рапорт. Только спросил:
- Чем занимаются люди?
- По распорядку дня.
- Точнее?
- Кто чем, товарищ майор, - бойко ответил дежурный. - Одни в увольнении, другие на работе, а вон у тех, - дежурный кивнул на группу солдат в глубине казармы, у окна, - заседание ассамблеи.
Хабаров отпустил дежурного, а сам направился к солдатам, проводившим таинственное собрание.
- Чудной ты, Сутормин… Ну, що теперь о нашем отделении скажут, подумал? А ще сержантом був… - Голос говорившего звучал осуждающе.
- До Сутормина у нас не было нарушений. А как он пришел - так и началось, так и началось… - перебил кто-то задорным голосом.
- Ты, моська… Шасть в подворотню, - огрызнулся, видимо, тот, кому адресовались упреки.
- Сутормин! - одернули его. - Товарищи вправе с вас требовать - вы не в вакууме живете.
Хабаров сделал несколько шагов, чтобы подойти поближе, но под ногами предательски скрипнула половица. Кто-то испуганно шепнул: "Комбат!" Тотчас прозвучало властное "Встать! Смирно!" и по узкому проходу между койками к Хабарову шагнул высокий худощавый сержант. Нисколько не стушевавшись от неожиданного появления начальства, он доложил, что третье отделение первого взвода обсуждает внутренние дела, и представился: "Командир отделения сержант Бригинец".
Хабаров пристально посмотрел на него. На лобастом продолговатом лице с необычно белой для солдата кожей, с большими светлыми глазами, прикрытыми широкими веками, застыло выражение почтительного ожидания. Хабаров хотел было спросить, что произошло в отделении, но решив, что своим приходом, наверное, помешал солдатам, сказал:
- Продолжайте собрание.
- Мы уже кончили, товарищ майор, - ответил Бригинец.
Хабаров усмехнулся:
- В самом деле или потому, что комбат пришел?
- В самом деле.
- Коли так, значит, не помешаю.
Хабаров сел на табурет, медленно повел глазами вокруг и вдруг встретился взглядом со стриженым остролицым парнишкой. Полуоткрыв рот, тот уставился на командира батальона, как мальчишка на экран телевизора. Нос у солдата был задорно остренький, с розовым кончиком, а уши круглые, оттопыренные - на него трудно было смотреть, сохраняя серьезность, и Хабаров весело спросил:
- Где вы свой нос поджарили?
Солдат звонкой скороговоркой объяснил:
- На солнце, товарищ майор.
- А я решил: от мороза это.
- Никак нет, на мороз не жалуемся.
- А на что другое?
- Солдату на трудности жаловаться не положено.
Вокруг заулыбались:
- Вот дает Мурашкин!
- Действительно! - согласился Хабаров.
Уголки губ Мурашкина дрогнули в лукавой ухмылке, сощуренные зеленоватые глаза скосились в сторону. "А ведь это тот самый, что выговаривал своему товарищу. Хитер. С виду простоват, а хитер". Хабаров сказал:
- Мне почему-то вспомнился один анекдот…
Солдаты удивленно переглянулись: командир батальона хочет рассказать анекдот! Владимир сделал вид, будто ничего не заметил, выждал немного и стал рассказывать:
- В павловские времена упекли одну роту за какие-то провинности в Сибирь. И забыли. Прошло много лет, и вдруг обнаружилось: в армии недостает одной роты. Стали искать. Выяснилось: в Сибири она. А как живет, чем занимается, никто не знает. И послали туда инспектирующих. Хоть радио и не было, но слух об этом до роты дошел. Командир всполошился: как быть? Все его подчиненные обросли бородой, одичали, боевой подготовкой, говоря по-нашему, совсем не занимаются. Тут фельдфебель к ротному: вы, говорит, ваше благородие, когда эти самые приедут, занимайтесь с солдатами на плацу, а за порядок я буду ответ держать. Так и порешили. Фельдфебель взялся за солдат, однако всех привести в надлежащий вид не успел: утром нагрянули высокопоставленные гости. Тогда фельдфебель оставшихся бородачей запер на чердаке. Инспектирующие, увидев марширующих на плацу солдат, удивились. А кругом чистота, порядок. Похвалили роту и собрались было укатить назад, как вдруг один из гостей заметил в чердачном окне какие-то волосатые физиономии.
- Как у снежного человека! - не удержался Мурашкин.
- Именно, - подтвердил Хабаров и продолжал: - Спрашивают: "А это кто у вас?" Тут фельдфебель - два шага вперед, руку к козырьку: "Ланцепупы, ваша светлость". Сановнику неудобно было показать свое невежество, и он в докладной на имя императора написал, что оная рота не токмо в полной боевой готовности пребывает, но еще и ланцепупов в тайге ловит.
Солдаты дружно засмеялись. Переждав смех, Хабаров подмигнул Мурашкину:
- А вы ланцепупов не ловите?
- Одного поймали, - со смешком ответил Мурашкин и стрельнул глазами в Сутормина. Тот наклонил голову.
- Значит, у вас все в порядке, - весело заключил командир батальона.
Мурашкин кивнул.
Вдруг сидевший напротив Хабарова хмурый солдат с черной порослью по уголкам поджатых губ повернулся к Мурашкину:
- Ну що ты языком, як ветряк крылами… - Затем не спеша, солидно поднялся, одернул гимнастерку, назвал себя: - Рядовой Ващенко. - И выложил: - Не так у нас все ладно, як вам размалювалы, товарищ майор. Мы вот зараз рядового Сутормина пробирали. А Мурашкин: "Порядок"…
Высказавшись, Ващенко остался стоять - плотный, угловатый, с большими рабочими руками. Хабаров кивнул ему: "Садитесь", - и обратился к сержанту Бригинцу за разъяснением.
- Видите ли, - сержант смущенно покраснел, - вчера дежурный по роте младший сержант Карапетян попросил рядового Сутормина помочь отнести в склад старое обмундирование. Сутормин заартачился: он, мол, из другого взвода и Карапетяну не подчиняется. Вот мы и собрались…
Хабаров перевел взгляд на Сутормина.
- Что же вы…
- А чего этот Карапетян… - избегая взгляда командира, начал Сутормин запальчиво, но тут же пробормотал: - Виноват, товарищ майор.
Трудно было понять: раскаивался он или дипломатично прикидывался кающимся.
- Говорить "виноват" - дело немудреное. Не к этому вас дисциплина обязывает, - заметил Хабаров. Он намеренно не стал при всех выяснять взаимоотношения рядового Сутормина с младшим сержантом Карапетяном. Порасспросив солдат о житье-бытье, Хабаров разрешил им перекурить, а сержанта придержал за локоть:
- Расскажите подробнее о Сутормине.
- Раньше Сутормин был в автороте. За выпивку его разжаловали и перевели к нам. Вот мы его и воспитываем.
- Ну и как?
- Хвастаться еще рано. Человек он сложный: нет-нет да и прорвутся у него уличные замашки - то вступит в пререкание, то поругается с товарищами, то еще что-нибудь… Но у Сутормина есть хорошая черта: компанейский он парень. И если всем взяться за него… - Бригинец сделал короткую паузу и доверительным тоном продолжал: - Видите ли, товарищ майор, мне кажется: мы, сержанты, еще недооцениваем силу коллективного воздействия. Когда нам не хватает дисциплинарных прав, бежим к командиру взвода или роты. А что получается в итоге? Демонстрируем свою немощность, и только.
Хабарову рассуждения Бригинца понравились.
- А почему бы вам, сержантам, не собраться и не поговорить о своей работе? - сказал он.
- Видите ли, мне кажется, это - компетенция командира роты. А он… Может быть, я неверно понимаю, да и не имею права вмешиваться в дела старших… Но мне кажется, капитан Кавацук недостаточно обращает на нас внимания. Почти совсем не советуется, только отдает распоряжения да приказывает… Помню, когда я до армии учительствовал в сельской школе, как горячо обсуждали мы нашу работу, какие интересные возникали споры! А разве мы, сержанты, не можем в какой-то мере назвать себя учителями? Разве нам не о чем по-хорошему поспорить?
Бригинец замолчал и открыто посмотрел командиру в глаза: "Видите, как я разоткровенничался. Теперь думайте обо мне что хотите". Хабаров ответил:
- Конечно, есть о чем поговорить и поспорить. И надо поспорить. Обязательно.