У лаптевских овинов Макар повернул направо и мимо гумна и прошлогодних скирд соломы прокрался к огороду. Около самой изгороди, разделяющей две дворины, стояла развесистая яблоня, густо обросшая крапивой и лебедой. Под нею Макар лёг. Бог даст, Варвара выйдет за чем-нибудь в огород, тогда можно её окликнуть.
Опускалась ночь, деревья чернели, на небе одна по одной зажигались звезды. По дворам скрипели ворота, слышались голоса, блеяли овцы и мычали коровы. Макар лежал и, не спуская глаз, смотрел на калитку, ведущую с лаптевского двора в огород…
IV
Через полчаса с лёгким стуком открылась калитка, и в ней показалась неясная фигура. Сердце Макара застучало так, что перед глазами завертелись огненные круги: Варвара. Она подошла к колодцу, поставила на землю ведро и взялась за бадью, привешенную к журавлю.
- Варя! - шёпотом крикнул Макар.
Она не слыхала.
- Варя! - крикнул он громче и кинул комок сухой земли.
Варвара вздрогнула, пугливо оглянулась и сделала несколько шагов. Макар поднялся из-за огорода и, махнув рукой, пошёл назад к потемневшим гумнам.
Около кучи жердей, наваленных близ изгороди рядом с овином, он остановился и слушал, как скрипел колодезный журавль. Минут через десять из слепой полутьмы вынырнуло тёмное пятно.
Макар прислонился грудью к забору, так что жерди треснули и подались. Неслышно ступая босыми ногами, Варвара подошла и остановилась в двух шагах. Она стояла, опустив руки и потупив голову, и оба они смотрели друг на друга и не знали, что сказать. Только что сейчас у Макара было на душе столько, что говорить хватило бы, кажется, на целую ночь, - теперь исчезло всё. Судорога перехватила горло, и на глазах закипали слёзы. Он сказал только:
- Варя! - и стиснул руками жердь.
Опускалась темнота, сливая в чёрное дворы, бани, деревья и кусты, вдалеке скрипели калитки, мычали коровы, переговаривались голоса, и около овина, где стоял мрак, два измученных голоса вели тихий разговор.
- Зачем пришли, Макар Васильич? Не надо!.. - говорил, прерываясь от волнения, женский голос.
- Не стерпел я, Варя… Надо было повидать.
- Не нужно этого, - шёпотом говорил женский голос. - Грех.
- В чем грех-то? Что люблю-то тебя? Нет тут никакого греха. Подойди, Варя, ближе!
Треснула и подалась изгородь. Из темноты смотрели два глаза, и точно сила какая-то шла от них и тянула Варвару, так что подкашивались колени, и вихрь гнал её вперёд. Она ступила шаг и перехватила руки.
- Елену избил. Совсем было зашибить хотел. Да остановился. Вспомнил, что мать она тебе. Видели нас с тобой. Знают, будто. А что знать-то? Что меж нас было?
- Матушка утресь приходила к нам. Шибко бранилась. Свекрови всё рассказала, срамила меня. Григорию бить меня велели, да не посмел. Из усадьбы девчонка видела нас с вами.
Треснула и рассыпалась в темноте гнилая жердь.
- Разлучены мы с тобою, Варя, как два цветочка с одного стебелька. Растоптаны оба. Не жить нам друга без друга… Подойди, люба, ближе. Дай на тебя взглянуть.
- Не надо этого, Макар Васильич! - весь пронизанный светом, отвечал женский голос. - Грех эти мысли.
- Что ты затвердила: грех да грех! Никакого греха нету. Старые бабы брешут да дураков пугают. Подойди, Варя!..
Что-то стукнуло вдали у дворов. Варвара вздрогнула и оглянулась:
- Пойду я…
- Подойди ближе, Варя! Не бойся. Хочу сказать тебе что-то. Да подойди же!
Колеблясь, Варвара ступила шаг. Перегнувшись, Макар схватил её за руки, притянул и зашептал:
- Дело одно мы затеваем, Варя. Может, денег достану. Уедем тогда с тобой!
- Какое дело-то?
- Долго говорить. И верю я сам и не верю. Клад один. Записка есть у Стёпки-Колокольца. И место и всё. Всё как есть указано.
- Брехун ведь он, Колоколец-то!
- Нет, тут не брешет. Всё как есть правильно. Может, и выйдет. Накопаем золота, уедем мы с тобой, Варя! Подойди, люба, ближе.
Варвара высвободилась из его рук и шёпотом сказала:
- Невозможно это, Макар Васильич.
- Что ты мне всё одно твердишь! Что невозможно? Так и будешь с сопляком своим всю жизнь мучиться?
- В монастырь пойду…
- Да будет! - крикнул Макар и, неожиданно перескочив через изгородь, обеими руками схватил Варвару. Охнув, она вся прильнула к нему, но сейчас же, изогнувшись дугой, толкнула его в грудь и с криком забилась в судорогах на земле.
А у Макара снопом брызнули из глаз искры, и он едва не свалился с ног. От нового удара он встал на четвереньки, но повернулся, ударил кого-то ногой так, что тот крякнул, вскочил, вырвал из забора жердь и переломил её на чьём-то боку. А в следующий миг птицей перелетел через забор и пустился бежать. Он слышал за собой ругань и топот ног, и в темноте блеснуло, ударило и, раскатившись по полям, гулко отдалось за рекой.
У себя на дворе Макар отдышался, вытащил из колодца бадью с водой и намочил разбитый затылок. На него напали Гришка, Варварин муж, и Михайла. Третьего он не успел заметить. "Должно быть, Яшка из усадьбы. Елена подстроила! - мелькнуло у него в голове. - Не иначе, как она. Ну, погоди!.. - Но сейчас же все его мысли вернулись к Варваре. - Что с ней? Отчего её бросило на землю и стало ломать? Будут её бить или не будут?"
Макар уселся на бревне в углу двора, чтобы его не заметила Елена. Боль волнами ударяла в затылок, и вместе с нею вставало отчаяние:
"Срам-то какой! По всей деревне пойдёт… Эх, взял бы Варю на руки, как птичку, ушёл бы на край света и пестовал там!" - И сам собой из отчаяния поднимался косматый зверь и гнал прочь робость и страх.
Макар сидел на бревне, опустив голову, уронив руки с колен, глядел в темноту и делался страшен самому себе.
Через полчаса он встал, поднялся в сени, выдернул из стены топор, заткнул его за пояс и пошёл. Решительными шагами завернул на главный порядок, дошёл до избы Лаптевых и остановился под окном.
В оконцах горел свет, и изнутри слышался сильный шум: сразу кричало и ругалось несколько мужских и женских голосов. Макар прислушался напряжённо, раскрыл калитку, вошёл в сени и распахнул дверь. Косматый зверь поднялся в нём на дыбы.
На лавке прямо против двери сидела Варвара. Платок с головы у ней сбился, волосы были растрёпаны, и на белом лице её горели огромные глаза. На неё с визгом наскакивала рыхлая Арина и толкала за плечо растерянного Гришку. А рядом, внушительно говоря громовым голосом, стоял с вожжами в руках бородатый Михайла. У стола злобно голосила рябая Марья. На лавке невозмутимо сидел, набивая трубку, рабочий Яков.
Все оглянулись разом на открывшуюся дверь и застыли на своих местах. Варвара крикнула дико и забилась на лавке. А Макар дошёл до середины избы и, сам пугаясь себя, закричал:
- Эй, дядя Михайла, и ты, Гришка, слушайте! Если кто хоть пальцем тронет Варвару - убью! Я человек решёный! Так и знайте: убью!
Все молча смотрели. Макар посмотрел кругом и, вытащив из-за пояса топор, снова сказал:
- Так и знайте. Убью! Варвара ни в чем неповинна.
Повернулся и пошёл в сени, во двор и на улицу. Пройдя шагов тридцать, снова вернулся, стукнул в окно, крикнул: "Так и говорю: кто хоть пальцем тронет Варвару убью!" - и снова пошёл. В избе заревело, с треском распахнулась калитка, и трое мужиков выскочили на улицу, крича: "Сволочь! Варнак! Каторга тебя дожидается! Погоди!"
Макар дал им подбежать совсем близко, неожиданно повернулся, нагнул голову, сказал: "Ну!" - и вытащил из-за пояса топор. Мужики остановились, как вкопанные, постояли, ругаясь так, что отдавалось за рекой, повернули и медленно пошли назад.
Но обеим сторонам улицы хлопали окна, и в темноту высовывались любопытные головы. Макар подождал немного и тоже пошёл.
V
Дня через три, на рассвете, Макар, Степан и Алексей сошлись за рекой около землянки, стоявшей на гриве версты за полторы от берега. Летом там не было никого: перевозчики жили в ней только весной, когда пологий берег далеко затоплялся разлившейся рекой.
Понемногу, чтобы не обращать внимания деревни, товарищи перетащили туда лопаты, топоры, железный щуп, нарочно выкованный Макаром у себя в кузнице, и теперь, вынув инструменты из-под почерневшей соломы, сваленной в углу, спорой развалистой походкой дружно зашагали вперёд.
Надо было пройти восемь вёрст по большой дороге. Шли, держась около самого края, чтобы при первой же встрече свернуть в лес. На девятой версте взяли влево по лесной тропинке, дошли по ней до крутого берега лесной речки Крякши и по плотине около шумевшей мельницы перешли на ту сторону.
Больше молчали. Дома уже было переговорено обо всём. Впереди нетерпеливо бежал Степан. Макар, мрачно понурив голову, шагал позади. С той самой ночи он так и не видел Варвары и не знал, что сталось с нею. Вся деревня только и делала, что судачила о Лаптевых, о Варваре и о нем. Было противно и стыдно показаться на улицу.
Макару плохо верилось в клад. И в то же время верилось невольно: клад был последним выходом. Сорвётся это, что будет тогда? Но что-то должно быть - это он знал: чувствовал, что жизнь переламывается пополам.
И всё-таки, чем дальше шли в лес, тем легче делалось на душе. Точно лёгким ветерком выдувало из неё залежавшуюся печаль. Иногда Макар даже забывал, куда и зачем они идут, а просто шагал, всей грудью вдыхая лесной воздух и оглядываясь кругом.