- Детки мои, бедные детки!.. - сокрушалась толстая женщина. - Такие молоденькие и против солдат!..
Худой, как кощей, сапожник с ремешком на голове выскочил из-за её спины и, размахивая руками, закричал:
- Кровопийцы!.. Детей бьёте!.. В детей стреляете!..
- А они горохом палят? А они солдат не бьют? А? Ты чего тут крикун такой нашёлся! - кинулся на него другой с налитыми глазами, в картузе. - Так их, жидовское отродье, и надо! Всех перебить, перевешать. Бунтовать вздумали!..
Со звоном брызнули осколки разбитого шальной пулей фонаря. Поднялся визг. Вцепившись в сапожника, толстая женщина тащила его назад.
- Не попал, мерзавец!.. - вопил он, прячась в ворота и, схватившись за голову, начал причитать:
- Дети! Зачем нас не позвали! Зачем нам не сказали!..
- Мы же ждали вас! - крикнула ему Соня. - Отчего рабочие не пришли?
- Ах! - воскликнул сапожник. - Барышня! Детка моя! - и, схватив её руку, хотел поцеловать. - Господи! И вся ручка в крови…
Соня вырвала руку и начала неудержимо рыдать. Кто-то дёрнул её за плечо. Это была бледная и дрожащая Наташа.
- Соня! Бежим! Бежим! - твердила она.
Оглянувшись, Соня увидала чёрный отряд городовых которые, с револьверами в руках, бросились к соседним воротам.
- Стой! - ухватил её неожиданно тот, который ругался с сапожником. - Полиция, сюда! Вот они, бунтовщики!..
Рванувшись, Соня пустилась вместе с Наташей бежать.
Они пробежали несколько кварталов, свернули вправо и бежали дальше. Наташа что-то говорила на бегу, но Соня не понимала ничего. Она всхлипывала и повторяла:
- Зачем рабочие не пришли! Зачем обманули! Всё было так хорошо! А теперь! Володя убит, Головастик тоже! Остальных взяли в плен. А я?..
Заломив руки, она повернула назад. Наташа гналась за ней, крича:
- Соня! Соня! Куда?
Но Соня бежала, рыдая и чувствуя только одно, что она должна быть там же, где убили Володю и Головастика и где всех остальных поведут сейчас в тюрьму. Наташа отстала и она выбежала на улицу, где была баррикада. Солдаты длинными шестами поднимали опрокинутые вагоны, откатывали их по рельсам и сердито закричали на неё:
- Проходи, проходи!..
Она наткнулась дальше на отряд городовых, которые с револьверами в руках выбежали из ворот. Она смело перерезала им дорогу, но они пробежали дальше, на следующий двор.
Два казака, нагнувшись с сёдел, стегали нагайками мальчика, который отчаянно кричал. Соня кинулась в середину:
- Палачи! Как вы смеете бить детей!
Один казак хлестнул ещё раз мальчика и, повернув лошадей, оба они поскакали прочь.
А Соня бежала дальше. Где же те, которых взяли в плен? Она искала их, подбегая к каждой кучке, желая только одного - найти их скорее и дать себя тоже арестовать. Она увидела, наконец: из переулка, окружённая городовыми и солдатами, медленно двигалась толпа. Это были они. Соня кинулась к ним, крикнула: "Я тоже была на баррикаде!" - и вскочила в ряды.
Это была глубокая радость, полное счастье, успокоение после мучительного пути. Она очутилась как раз рядом с востроносой девочкой, которая так сердила её на баррикаде. Она горько рыдала теперь, вздрагивая всем своим худеньким тельцем.
Они подошли к участку, мимо которого бежали утром, вошли в ворота, во двор, потом в низкие двери. В длинном коридоре стояли городовые в два ряда.
Поднялся неистовый крик, вопль и визг. Задыхаясь от ударов, Соня летела вперёд, падала, вскакивала и бежала опять. И когда от последнего толчка она скатилась по лестнице в тёмный подвал и легла там ничком, тяжело дыша - в ней был такой же острый восторг, как прежде, когда она вскочила на вагон, навстречу солдатам.
Воровка
- Подсудимая, - говорил председатель, - вы сознались, что украли из запертого комода в квартире дворянина Печаткина пятьсот рублей! Мы знаем обстоятельства, при которых вы совершили кражу. Может быть, вы расскажете, что побудило вас на это преступление?
Подсудимая, молодая крестьянка с миловидным и нежным лицом, всхлипывала, утирая лицо рукавом арестантского халата. У ней был безнадёжный и убитый вид.
- Хозяева, - продолжал председатель, - обращались с вами хорошо. Они выручили вас из тяжёлого положения, взяв к себе в услужение, хотя вы были неопытной прислугой. Ухаживали за вами, когда вы были больны. Вы были всегда порядочной и честной женщиной, вы из хорошей семьи, вас никогда не замечали ни в чем дурном. И вдруг вы отплатили такой неблагодарностью за добро! Не плачьте, а лучше расскажите, как было дело. Говорите правду. Не бойтесь ничего.
Подсудимая долго всхлипывала, причитая:
- Матушка ты моя родимая, зачем же ты меня родила!.. И зачем я в город поехала!.. И зачем у себя дома не померла!.. - Потом, когда защитник, обернувшись, прошептал ей несколько слов, с внезапным порывом перекрестилась и воскликнула:
- Господин судья! Вот перед Истинным, сама я не знаю, что со мной сталось. Помутилось у меня в уме, ничего я не понимала. Думала, может, меня муж простит. Потому и сделала, что думала - простит, может, меня муж не будет больше гнать. И как сделала, сама не знаю. Точно не мои рученьки деньги брали, а нечистый совал: "Бери, да бери, - говорит. - Простит тебя муж". Может оттого, господин судья, а может и не оттого. Сама я не знаю. Ой, долюшка моя несчастная. O-o-o!..
- Подсудимая, не плачьте, а рассказывайте толком. Вы говорите, что вы сделали это для того, чтобы вас простил ваш муж. За что же он сердился на вас? Чем вы были перед ним виноваты?
- Виновата я перед ним, господин судья, - заговорила опять подсудимая, - так виновата, что невозможно меня простить. Да не по воле я виновата, а супротив меня это вышло и ничего я тут не могла. Баба я, господин судья, а чем себя бабе в чужой семье оборонить? Кто на наши слёзы смотрит? Не солоны, ведь, они им, а мужа нет. Не видать, ведь, ему и не слыхать, сколько ночей я проплакала, сколько волос из головы потаскала, как душиться хотела, да из петли меня вынули. К попу на дух пришла, в ногах валялась, каялась, плакала. "Вот, - говорит, - придёт твой муж, расскажи ему всё. Он должен простить. Я и сам с ним поговорю". А он не простил…
- Что же должен был простить ваш муж?
Понурив голову, подсудимая проговорила с трудом:
- Ребёнка я ему принесла.
- От кого?
- От тестя. От отца евойного.
- А где же был в это время ваш муж?
- В солдатах был.
Подсудимая завела, было, тонкий плач, но, спохватившись, сейчас же перестала. Председатель говорил:
- Так муж ваш не простил вас, когда, вернувшись домой, он узнал, что в его отсутствие вы родили ребёнка от его отца. Что же он сделал? Стал вас бить, выгнал вас из дома?
- Нет.
- Как же он поступил? Подсудимая, успокойтесь и говорите. Ну!
- Как пришёл он, господин судья, со службы, - снова с порывом начала подсудимая, - так не присылал сперва ничего, а прислал потом такое письмо, что прослышал, мол, я, что связалась ты с отцом моим, старым псом, и не хочу я к нему, старому псу, идти. А ты, дескать, брось их и приходи ко мне. Я, говорит, тебе твою слабость прощу. Тут я и побежала к нему.
- Куда?
- В посаде он был, от нашей деревни за десять вёрст. Как вернулся он раньше сроку со службы, так сейчас же сторожем определился к Деньгину на железный завод. Ещё до солдат он у него служил, и сразу, как вернулся, так и определился опять и прислал через нашего одного мужика письмо, чтобы приходила я к нему. Я и пошла. Собрала всё, что было моё, завязала в узел и пошла.
- И ребёнка взяли с собой?