И Антон Корницкий однажды не выдержал и сам повел людей на наиболее ответственную операцию. После выполнения задания партизаны вынуждены были отходить под бешеным огнем противника. Пули зловеще цыкали в воздухе. Антон Корницкий приказал ложиться на землю и отползать.
А сам ползти не мог! Вдобавок ко всему, он еще плохо слышал. Он не слышал треска веток под ногами, не слышал, что шепчут ему товарищи.
Весь черный, как земля, вернулся Антон Софронович в лагерь. Хмуро поглядывая на забинтованную левую руку, ходил он по землянке из угла в угол. Проклятый взрыв! Как он все переиначил. Вместо того чтоб помогать другим, как бывало раньше, он, Корницкий, сам не может теперь обойтись без помощи других. Его все еще вынуждены были кормить, как малое дитя, с ложечки! Одевать его, обувать!..
Не стал ли он, солдат, нахлебником у этих суровых людей, которые, не жалея жизни, ведут тяжкий бой с фашистскими захватчиками? Не время ли ему открыто, как коммунисту, признаться в своей беспомощности и выйти из строя, чтоб не мешать другим!
Бессонная была у Антона Корницкого эта ночь. Вздремнул он немного только под утро. И снова перед ним встали крутые горные стежки Испании, по которым он, полный неутомимой энергии и силы, пробирался со своими бесстрашными друзьями во вражеский тыл. Было и такое, когда ему показалось, что его друзья-испанцы исчезли, и он оказался один среди опаленных солнцем голых скал... Антон Корницкий оглянулся и тотчас же услышал знакомый голос Хусто Лопеса:
- Камрад Антон!.. Камрад Антон! Вам телеграмма!..
Корницкий проснулся и крепко выругался. Он был не в Испании, а лежал в своей землянке. Перед ним стоял Хусто Лопес и с ним радист. В руках у радиста был клочок бумаги.
- Читай, - вяло промолвил Корницкий.
Телеграмма была из Центрального партизанского штаба. Корницкому приказано вылетать в Москву.
- Что? Уже кто-то успел набрехать про мои руки? - не помня себя, зло закричал Корницкий. - Антон Корницкий не солдат, а нахлебник?! Захотели от меня избавиться? А ну, помогите одеться! Мы еще повоюем!
- Да, повоюем, камрад Антон, - поддержал его Лопес. - Только вам не надо ходить в бой. Про это все партизаны говорят.
- Поживем - увидим, - сухо ответил Корницкий после долгого молчания. - Покуда цела голова на плечах...
Он с какой-то бешеной настойчивостью брался за подготовку новых операций. Только беспокойство и тревога за свою дальнейшую судьбу не уменьшались. Может, люди умышленно не подают виду, что сегодняшний их командир уже не тот, что был вчера? Может, они лишь для приличия по-прежнему обращаются к нему? Но нет! По-прежнему приезжают к нему советоваться командиры соседних отрядов, дела не стоят на одном месте. Взрывы мин его подрывных групп раздаются кругом. Железнодорожные пути на станциях забиты эшелонами, которые по нескольку дней не могут прорваться на восток через горы разбитых паровозов, вагонов, нагроможденных танков.
Нет, видать, он, Антон Корницкий, еще тут нужен!
"ПАРТИЗАНСКИЙ КРАЙ - БОЛЬШАЯ ЗЕМЛЯ"
Если Корницкий, предчувствуя что-то недоброе в телеграммах Центрального штаба, не спешил на партизанский аэродром известного теперь болотного острова Зыслов, то Василь Каравай не мешкал ни минуты. Готовились крупнейшие операции, и некоторых командиров партизанских отрядов и соединений срочно вызвали в Центральный партизанский штаб.
Василь Каравай заспешил в Москву. Бывшему помощнику Корницкого не терпелось поскорее встретиться с начальником штаба генералом Осокиным. Но генерала вызвали в Центральный Комитет партии.
- Вы сегодня отдыхайте, товарищ Каравай, - советовал адъютант генерала. - А завтра, пожалуйста, приходите в десятом часу. Петр Антонович очень хочет с вами встретиться.
Это "Петр Антонович", сказанное как-то по-штатски, напомнило Караваю довоенные времена, мирную тишину Минска, семью. Как они там живут сейчас, в Свердловске, Вера, хлопцы?.. Надо будет отпроситься у Петра Антоновича и съездить дня на два.
На другой день утром Василь Каравай явился к Осокину.
- Петр Антонович вас ожидает, - встретил его адъютант, - заходите.
Василь Каравай слегка дотронулся до своих пышных усов словно для того, чтоб увериться, что они на месте и в надлежащем порядке, и вошел в кабинет.
- Здравия желаю, товарищ генерал. Полковник Каравай по вашему приказанию прибыл.
Генерал Осокин сидел за своим письменным столом, склонившись над бумагами. От громкого караваевского голоса он вздрогнул и поднял голову. Потом быстро встал с кресла и пошел навстречу партизанскому полковнику.
- У-ух, какой ты шумный! - по-простецки и сердечно встретил Осокин. "Товарищ генерал"!.. "Здравия желаю"!..
Они поцеловались несколько раз. Потом Осокин немного отступил, любуясь могучей и ладной фигурой Каравая.
- Петр Антонович...
- То-то же! - довольно буркнул Осокин. - А то - "генерал"!.. Развоевались там, черти полосатые, что неизвестно, как теперь настроить вас на мирный лад. Ну, садись и рассказывай.
- Я вчера передал вашему адъютанту подробный рапорт.
- Я его прочитал. Ты мне объясни то, чего нет в рапорте. Что там у вас произошло с Корницким? Почему он утаил, что ему ампутировали руку?
- Я думаю, он боялся, чтоб его не отозвали на Большую землю, Петр Антонович. Он хочет воевать с оккупантами до прихода туда нашей армии.
- Во-во... Безрукий вояка! А куда девалась дисциплина? Он даже не ответил на две последние радиограммы, которыми мы отзывали его в Москву! Что нам с ним теперь делать? Ты его хорошо знаешь. Посоветуй.
- А вы, Петр Антонович, пошлите третью. Напишите, что он очень нужен тут.
- Очень нужен?.. Гм... может, это имеет резон. Это не отставка, а новое задание. А-а? Сегодня должен быть подписан Указ о присвоении Корницкому звания Героя Советского Союза. Мы поздравим его и прикажем вылететь в Москву...
После этой беседы прошел месяц. Корницкий в офицерском кителе с пустым правым рукавом и левой рукой на перевязи остановился на лестничной площадке нового дома. В последнем письме жена писала, что им дали новую квартиру, что Осокин помог перебраться. Надейка и Анечка очень скучают по батьке и не могут дождаться, когда кончится война. Они по пять раз перечитывают каждое его письмо...
И вот он сам приехал... И не один, а с Мишкой. У Мишки за плечами полный вещевой мешок. Корницкич был растерян. Он даже оглянулся, прежде чем сказать:
- Ну вот мы и на своей базе, Мишка. Смело звони, стучи в эти двери.
Мишка нажал на кнопку звонка. За дверями послышались легкие шаги. Корницкий их узнал. Двери открылись. В их проеме - Полина Федоровна.
- Антон! - радостно закричала она. - Ант... Боже мой!..
Она глянула на пустой рукав, на забинтованную левую руку и в ужасе отступила назад.
А в это время из-за Полины Федоровны показались Надейка и Анечка. С криком "Татка!" они обняли за шею склонившегося к ним отца, совсем не замечая, что он калека.