Мастером в Сотом квартале работает Степан Игнатьевич Голдырев. Когда-то он жил в деревне, имел домишко, лошаденку, коровку, овец, кур, жил, как говорят, не шатко-не валко. Во время коллективизации уехал в город, но в городе жизнь не пошла: со скотиной трудно жить, а без скотины совсем тошно: мясо купи, молоко купи, все купи. Работая в городе, он мыслями все время был в деревне, интересовался, как живут земляки. Когда колхозы зажили богато, он вернулся в деревню и вступил в сельхозартель. В войну колхоз переживал большие трудности, и Степан Игнатьевич снова переметнулся в город, сколотил на окраине избушку, вскопал улицу перед окнами до самой трамвайной линии, посадил картошку. В другом месте возле болота всковырял участок под капусту. Купил козу. Дети каждый день ходили с мешком и рвали для нее траву в канавах, а ночами забирались в городские скверы. Когда болото возле капустника высохло, он с боем отвоевал себе круг земли диаметром в три метра, вбил посредине кол и привязал к нему козу на веревку. Потом Степан Игнатьевич прослышал про раздольное житье в леспромхозе, где отводятся рабочим большие участки под огороды, предоставляются пастбища для скота и сенокосные угодья. Под конец войны, встретившись с чарусским вербовщиком, он перекочевал из города в Сотый квартал; был сначала лесорубом, потом выдвинулся в мастера.
Где домик мастера Голдырева - определить нетрудно. Возле его окон и двора не найдешь ни одной травинки: вся земля избита копытами животных, а за обширным огородом находится уже до десятка стогов сена, тогда как у других жителей Сотого квартала все сено лежит еще на вырубах и на лесных еланях.
Вернувшись из Новинки, Степан Игнатьевич отвел лошадь на конюшню и сразу же пошел к Сергею Ермакову.
Домик Ермакова, жившего со старушкой-матерью, находился среди пустырей. Два окошка его пылали от лучей заходящего солнца. Издали казалось, что в избе бушует пламя. Пройдя через решетчатую калитку и пустой двор, заросший травой, мастер обтер ноги о половик, разостланный перед ступеньками крыльца, вошел в глухие темные сени, нащупал скобку двери и шагнул в избу.
- Есть кто дома-то? - спросил он.
- Есть, есть, - отозвалась с печи старуха, отдергивая цветастую занавеску.
- Сергей-то не пришел еще, Пантелеевна?
- Нету где-то, жду. Прилегла на печи, меня и разморило. Должен прийти вот-вот. Разве с пилой у него опять что случилось.
- Ну, теперь он отмаялся.
- Как отмаялся?
- Отбирают у него пилу.
- Да что ты?
В голосе старухи послышалась тревога, маленькие глаза расширились, она поспешно стала слезать с печи.
- Проходи, Степан Игнатыч, садись на лавку, - сказала она, засуетившись, освобождая место у стола.
Мастер не спеша прошел к окну, отвязал шнурочек у косяка, соединенный со скобкой у створки, и распахнул окно. Сел возле стола.
- Неужели отбирают пилу у Сергея? - спросила старуха, подходя к Голдыреву.
- Да, отбирают. Я только что с Новинки, привез распоряжение Чибисова.
- Ой, матушки, матушки! - всплеснула она руками. - Да как же теперь Сережка-то? Да как же он без пилы-то? Господи, господи.
Ее морщинистые щеки покрылись бледным румянцем.
- Сергею другую пилу дадут, электрическую.
- Да на что ему другую-то? Он на этой уже несколько лет работает, привык. Говорит, что век свой с этой пилой не расстанется. Ведь он за ней, как за ребенком, ухаживает. Ой, ой! Да он в петлю полезет, если отберут у него пилу.
- Ничего не поделаешь, приказ!
- Ай, ай, вот беда-то!
Присев на лавку рядом с Голдыревым и подавив в себе волнение, она спросила:
- Так почему пилу-то у Сергея отбирают? Может, он чем начальству не угодил?
- Да нет, бабка! На Сергея никто не обижается. Но, видишь, к нам на участок привезли электростанции, электрические пилы, а бензиновые пилы передают на Моховое.
- Зачем так делают? Они бы эти электрические пилы отдали на Моховое или куда там, а здесь оставили бензиновые.
- Нельзя, Пантелеевна!
- А почему нельзя-то? Можно ведь, разве не все равно, где какие пилы работают? Сергей-то уж больно привык к своей пиле.
- Кабы было все равно - лазили бы в окно, а то двери делают. Наш-то новинский лесопункт делают механизированным. Самолучшую технику дают сюда. Ты давно не бывала на Новинке-то? Что там настроили! Дома как городские - целый порядок! Гараж сгрохали машин, пожалуй, на тридцать. Лежневая дорога прокладывается дальше на Водораздельный хребет. Новый локомобиль работает, лесопилка. Сказывают, новые тракторы будут, лебедки, запрудят техникой лес!
- Гляди-ко, гляди-ко что! А Сережкина пила разве не техника?
- Техника, только устаревшая.
- На-ко, года три поработала и устарела! Раньше испокон веку в лесу топором да поперечной пилой работали - и ничего, не жаловались, а тут, на-ко ты, вон какая машина, по шестьсот деревьев в день валит - и устарела! Сережка говорит, он за год со своим помощником больше сорока тысяч кубометров с корня валит, сто поездов отвозят его древесину по железной дороге, а ты болтаешь - устаревшая пила. Не болтай-ко ты, не болтай, Степан Игнатыч! Может, вместе с Чибисовым на Сережку недовольство поимел или сам накляузничал начальству на парня и теперь выдумываешь - нехорошая у Сергея бензиновая пила? Скажи по совести, чем тебя Сережка не уважил? Сено он тебе косить помогал, работал у тебя на покосе не меньше, чем другие. И в праздники, и вечерами после работы. Огород полоть я к тебе ходила, со скотиной убиралась, когда твоя жена недомогала. Мы ведь с тебя ни копейки денег не взяли. Что тебе еще надо? Есть ли у тебя совесть-то?
- Есть у меня, Пантелеевна, совесть, без совести не живу! - обиделся Голдырев. - На Сергея я не сержусь и на тебя тоже. Спасибо вам, выручали в горячую пору! И еще, я думаю, в помощи мне не откажете. К вам у меня самые наилучшие чувства. Я ведь не деревяга, не пенек, не чурка - добро помню. Нет моей вины в том, что отбирают пилу у Сергея. Не виноват в этом и Чибисов. Большое дело затевается на Водораздельном хребте. Весь лес, какой стоит на склоне близко к пережиму горы, куда хотят пускать Глухую Ильву, за нынешнюю зиму велено очистить. А ведь его корова языком не слизнет. С одной Сергеевой моторной пилой тут делать нечего. Будут поставлены три электростанции, а от каждой станции начнут работать по четыре электрических пилы, как пустят все сразу - только лес застонет… Тут, Пантелеевна, надо соображать, что к чему.
Во дворе мимо окошка промелькнул Ермаков.
На крыльце послышался частый топот: парень обивал с сапог пыль-грязь, с шумом прошел по сеням, распахнул дверь и, нагибаясь, чтобы не задеть о верхний косяк головой, перешагнул через порог.
Это был видный парень с бойкими веселыми глазами, загорелый, крепкий.
- Вот и я! - он снял фуражку, повесил ее у порога. - Можете поздравить: сегодня установил новый рекорд - семьсот хлыстов!
Мать хотела улыбнуться ему, но вместо улыбки у нее выступили слезы. Она торопливо ушла в кухню, забрякала посудой.
- Что у вас случилось? - спросил Сергей, садясь на лавку рядом с мастером, поглядывая то на мать, то на Голдырева. - Слышал, о чем-то громко разговаривали, а как зашел - будто воды в рот набрали? Заговор, что ли, какой?
- С новостью к тебе пришел, - сказал мастер.
- Какой?
- Пилу у тебя забирают, передают на Моховой участок.
- Аха, как раз, отдам! Шел сюда, так думал, кому бы отдать… А вот этого не хотите - комбинацию из трех пальцев? Кто это выдумал отобрать пилу у Сережки Ермакова?
- Распоряжение начальника лесоучастка.
- Чибисова? Получит он от меня пилу! А спросить его: отдаст он кому-нибудь свою жену?
- Сравнил тоже, Сергей: то жена, а это вещь, железина.
- Это моя-то пила железина? Сказал бы я тебе, кабы мамы тут не было! Хороша "железина", которая, можно сказать, одна обеспечивает лесом десяток новостроек.
- Пила без твоих рук ничего не сделает.
- А мои руки без пилы тоже ничего не стоят.
- Тебе новую дадут, электрическую.
- Спасибо! К этой я привык, приноровился, она меня не подведет. А электрическая пила - штука капризная. Я слыхал про нее. Захочет - повезет, не захочет - сиди возле нее, плачь… Нет уж, пускай другие электропилами работают, а я со своей бензомоторкой не расстанусь. Понадобится, так до самого министра дойду, он не позволит обижать передовиков производства… Это видал?
Ермаков достал из кармана брюк серебряные часы, отколупнул ногтем заднюю крышку и сказал:
- Читай: "Передовику лесной промышленности СССР Сергею Ефимовичу Ермакову за отличную работу. Министр лесной промышленности Орлов". Видал?! А хочешь отобрать у меня инструмент, которым, я работаю.
- Я тут ни при чем, - сказал мастер. - Я человек маленький. Мне дали распоряжение, я передаю тебе, а ты как хочешь. Иди разговаривай с Чибисовым.
- И пойду! - срываясь с лавки, сказал Ермаков, схватил свою фуражку, хлопнул дверью и побежал к конторке мастера.
- Сергей, а ужинать? - крикнула в окошко мать.
- Я к телефону, - ответил сын.
- Ну и кипяток! - сказал мастер, направляясь к двери.
Скоро Сергей вернулся; швырнул фуражку на кровать, прошел в передний угол за стол.
- Дай, мама, поесть. Я сейчас в Чарус пойду.
- Куда-а? - переспросила мать.
- В Чарус пойду, к директору… Ищут дурака, чтобы свой инструмент отдал.