Глава VII
…Степное солнце. Пронзительное. Оно залило степь с ее холмами и оврагами. Даже камни, казалось, расплавились и стали мягче. Такое солнце, наверное, только в Забайкалье. В диких степях Забайкалья.
"По диким степям Забайкалья"…
Чочуна слышал эту песню не раз. Ее любили не только русские мужики, но и якуты. Эту песню пели и портовые рабочие. Песня будила в очерствелых сердцах полузабытые чувства, глаза печально теплели, и тогда мужики жалели друг друга и, похоже, могли отдать все, даже самое последнее, лишь бы каждому из них было хорошо.
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах…
Вот именно: в горах. Никакая тут не ровная степь. Все, хоть мало-мальски грамотные, знают одно: степи ровные, как стол. Но это где-то… А тут - горы. Надо самому увидеть. А так и не понять это странное сочетание слов: "По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах…"
Золото? Золото… Я ушел из той стороны, где золото. И пришел туда, где золото.
Однако в каких же горах роют золото?..
После долгих блужданий Чочуна появился в Нерчинске. Нерчинск - городок богатых и бедных. Купцов и извозчиков. Золотопромышленников и беспросветной голытьбы.
У железнодорожной станции было предостаточно убогих залатанных вкривь и вкось домиков, похожих на тот, в Якутии, где жил Сапрон. "Наверное, по всей земле дома бедняков одинаковы", - и Чочуна постучался в первый. Ожидание не обмануло: впустили.
Хозяин дома - по лицу, похоже, бурят, но слегка утративший остроскулость, глаза пошире, хотя и с раскосинкой, и бороденка жидкая - лежал на топчане, раскинувшись поверх грязного ватного одеяла. Он долгую минуту рассматривал вошедшего. Потом дернулся, чтобы подняться, но передумал - лишь облокотился.
- Откуда? - спросил хозяин вместо приветствия.
- Якут я, якут. Из дому, - ответил Чочуна.
- "Из дому", - передразнил хозяин. - Из Якутии, что ли?
- Из Якутии, ага, - закивал головой Чочуна.
- Это у вас там стреляют в людей?
Чочуна насторожился. Сказать, что он из той местности, где произошел расстрел, - не известно, что на уме у этого похожего на бурята русского.
- Нет. Стреляли где-то далеко от нас. Я сам слышал от пятого человека, - ответил Чочуна так, чтобы дать понять, что ему безразлично, где и в кого стреляли. А сам подумал: "Быстро бежит слух, меня опередил".
- Ты кто?
- Охотник я, охотник, - отозвался Чочуна.
- А-а-а! - Хозяин свесил с топчана разутые белые ноги. - Молодец, что охотник. - И только теперь перенес взгляд с лица Чочуны на его руки, вернее на завернутое в тряпку ружье. - Молодец, что охотник. А то золото, золото… Все с ума посходили от золота. И у нас тут тоже. Чего уши развесила, не видишь, человек с дороги?! - прикрикнул он на сухую тонконосую женщину.
И лишь за столом - краюха хлеба и кусок какой-то красной рыбы - рассказал немного о себе.
Фамилия его Гурулев. Гуран.
- В жилах гурана - кровь русских, казаков и бурят. Так? - обернулся Гурулев к жене.
- Бог тебя знает, каких ты помесей.
- Думаешь, я не мыл золото? Мыл! По молодости мыл, - громко сказал Гурулев. По тону трудно было определить, рад он тому, что мыл золото, или, наоборот, клянет себя за это.
- Ухватистый, ох и ухватистый был покойный Михаил Дмитриевич. Пятьдесят приисков прибрал к рукам! Свои пароходы имел. По Шилке и Амуру спускался аж до Николаевска и дальше. В Америке побывал!
Гурулев бросил на Чочуну быстрый взгляд:
- Или ты не знаешь, про кого я говорю? Так и скажи. А то я мелю, мелю, а тебе - что барану кукиш.
Чочуна засмеялся. Но Гурулев его не понял:
- Что, не веришь?
- Слова понравились. Хорошо сказал.
- Что сказал? - опять не понял гуран.
- "…а тебе - что барану кукиш".
- Тьфу! - в сердцах плюнул хозяин. - Ему о Бутине, а он - "слова".
Только теперь Чочуна осмыслил сказанное гураном.
- Неужто пятьдесят приисков?
- Говорю тебе: пятьдесят!
- И все один?
- Один! Все мы на него работали. Здесь купцов было много, но он - самый сильный. Ох и ухватистый был Михаил Дмитриевич! Пароходы у него. Заводы. Вино гнал! В новом городе его дворцы стоят - сам царь таких не имеет!
- В каком "новом городе"?
- Отсюда несколько верст. Перенесли на высокое место. Чтобы не затопило. А я в Дарасуне мыл. Но бросил.
- Почему бросил? Вымыл?
- Не то. Сволочи, загадили все. По миру пустили.
- Кто?
- Да завистники все. Те же купцы, помельче которые. А их много всегда, завистников-то. Выбрали время, когда дожди кончились и промывка встала, да и все вместе разом потребовали долги. Как ни богат был Бутин, а расплатиться не смог. Вот и отобрали у него прииски. Многие тогда поуходили, потому что новые хозяева дело развалили. И я ушел. Правда, Михаил Дмитриевич потом вернул свои прииски, наладил дело. Но я ушел. В извозчики. Извозчичье дело повыгодней золота оказалось. Купцам чего подвезти, людей - глядишь, и деньжата завелись.
Чочуна разглядывал хозяина.
Ему, пожалуй, уже много лет: голова седая, сутуловат, зубы поисточились.
- Золото, оно любит фартовых. Все промышленники должны кланяться в ноги тунгусу. Тунгус открыл родовую тайну, указал Бутину золотое место в верховьях Дарасуна. А ведь мог показать другому, не Бутину. Мне не пофартило: по молодости хотел свое золотишко найти, да в наемные пошел. Потом и извозчичье дело зачахло: дорога треклятая появилась, железная. Держал восемь коней. Не кони - звери! Лучшие были в Нерчинске. Теперь один остался, да и тот хворый.
Гурулев рассказывал, а сам все подергивал бородку, видно, воспоминания молодости, когда он искал "свое золотишко", тревожат и по сей день.
- Ты ешь, ешь, - спохватился хозяин, хотя есть уже было нечего. - Как рыба - понравилась?
Хотя Чочуна и крепко проголодался, все же уловил сквозь соль вкус неизвестной ему рыбы: она была жирная, сочная.
- Кета. Полно ее на Амуре. Особенно в Николаевске - баржами возят. Рыба купеческая, - похвалился гуран и велел жене: - Дай человеку поесть вдосталь. Земля-то наша богатая. Только фарт надо иметь в жизни, своего тунгуса. Да и ухватистость. Как Михаил Дмитриевич. Ох и богат был. И на редкость человек-то хороший, со светлой головой и сердцем добрый. В неурожаи народ кормил, школ и домов для сирот понастроил. Такому и своего фарта не жалко. Потому как, приди ко мне фарт, миллионы золота - что бы я с ним делал? Как распорядился? Знает бог, кому давать фарт. А ты молодец. Молодец, что охотник. Изюбря подвалить или сохатого. Тоже надо иметь фарт. Сейчас и за золото сохатинки не поешь. Извели. А мы с тобой проскочим, на моей коняшке проскочим. Я знаю, где еще водится сохатинка.
Чочуна понимал: "ни за какой "сохатинкой" гуран не "проскочит" - так, дразнит себя. В молодости гонялся за фартом - не догнал, пошел внаймы. Завел лошадей - железная дорога отобрала заработок. А теперь ему бог охотничка подослал - сохатинки захотелось. И, конечно, раз у человека ружье - к нему сохатый сам прибежит. Тунгуса, видите ли, на него не сыскалось…
"А ты бы нашел свой фарт?" - вдруг жестко спросил себя Чочуна. Даже перехватило дыхание. И сердце дернулось, будто тесно ему в груди. "Нашел бы! Нашел!" - закричало все в Чочуне…
Глава VIII
Рассказ старого гурана о необыкновенном человеке - Бутине - казался выдумкой. Якут никак не мог поверить, что один человек может владеть пятьюдесятью приисками, пароходами, заводами! Конечно, если человек добрый, он сделает людям доброе. Это еще как-то воспринималось якутом. Но чтобы иметь столько денег, чтобы строить школы за здорово живешь! Откуда такие деньги берутся? Золото! Из земли. Значит, здешняя земля настолько богата? Конечно, сотни и сотни людей, подобных Гурулеву, гнут спины на бутиных. Но почему Гурулев не стал Бутиным? Своего тунгуса не дождался… Хе-хе!
Да, рассказу старого гурана о неслыханно богатом человеке Бутине трудно поверить. Но Чочуна был прямо-таки потрясен, когда своими глазами увидел: гуран говорил правду.
На другой день Чочуна оказался в новом городе. Сперва он увидел дом, собранный из толстых сосновых бревен. Внимательно осматривая этот необычно большой дом, Чочуна обнаружил, что он рублен. Топором, без пилы. И удивился: сколько усилий было затрачено на один этот дом! А в обширном дворе ряд к ряду стояли большие амбары, тоже рубленные из соснового долготья. В Нельме дом самого зажиточного якута куда меньше, чем любой из этих амбаров. Значит, очень богат хозяин рубленого дома, коль для хранения его добра потребовалась целая деревня огромных амбаров!
А дальше, за просторной площадью, глазам Чочуны предстали сказочные белые дома. Казалось, сооружены из морской пены - настолько воздушны и легки.
Чочуна и понятия не имел об архитектуре, и, если бы кто-нибудь сейчас сказал, что перед ним образец мавританского стиля, это абсолютно ни о чем не сказало бы. "Какая надобность тратить столько сил лишь на то, чтобы сделать дом невероятно красивым? Ведь от дома и требуется, чтобы был он теплым, укрывал от дождя и ветра, сохранял от морозов…"
Уже догадываясь, кому принадлежит дом, Чочуна все же спросил у прохожего:
- Бутина дом?
Получив утвердительный ответ, Чочуна подумал еще: "Зачем одному такой большой дом?"