* * *
Я взял билет и вышел с парохода, чтобы купить чего-нибудь съестного на дорогу. Остановившись у торговки, я увидал плотного старика-оборванца, и лицо мне показалось знакомым. Когда же он крикнул на торговку, предлагая ей пятак за три воблы вместо шести копеек, я подошел к нему, толкнул в плечо и шепнул:
- Улан?
- Алеша! Далеко ли?
- На низ пробираюсь. А ты как?
- Третьего дня атамана схоронили… - Какого?
- Один у нас, небось, атаман был - Репка.
- Как, Репку?
И рассказал мне, что тогда осенью, когда я уехал из Рыбинска, они с Костыгой устроили-таки побег Репке за большие деньги из острога, а потом все втроем убежали в пошехонские леса, в поморские скиты, где Костыга остался доживать свой век, а Улан и Репка поехали на Черемшан Репкину поклажу искать. Добрались до Ярославля, остановились подработать на выгрузке дров деньжонок, да беда приключилась: Репка оступился и вывихнул себе ногу. Месяца два пролежал в пустой барже, оброс бородой, похудел. А тут холода настали, замерзла Волга, и нанялись они в кубовщики на белильный завод, да там и застряли. К лету думали попасть в Черемшан, да и оба обессилели и на вторую зиму застряли… Так и жили вдвоем душа в душу с атаманом.
- Рождеством я заболел, - рассказывал Улан, - отправили меня с завода в больницу, а там конвойный солдат признал меня, и попал я в острог как бродяга. Так до сего времени и провалялся в тюремной больнице, да и убежал оттуда из сада, где больные арестанты гуляют… Простое дело - подлез под забор и драла… Пролежал в саду до потемок, да в Будилов, там за халат эту сменку добыл. Потом на завод узнать о Репке - сказали, что в больнице лежит. Сторож Фокыч шапчонку да штаны мне дал… Я в больницу вчера.
"Где тут с сорокинского завода старик Иван Иванов?" - спрашиваю.
"Вчера похоронили", - ответили.
- Как Иван Иванов с сорокинского завода?
- Ну да, он записался так и все время так жил… Бородищу во какую отрастил - ни в жисть не узнать, допрежь одни усы носил.
Тут только я понял, что мой друг был знаменитый Репка. Но не подал никакого вида. Не знаю, удержался ли бы дальше, но загудел третий свисток…
- Счастливо, кланяйся матушке-Волге низовой… А я буду пробираться к Костыге, там и жизнь кончу!
Мы крепко обнялись, расцеловались… Я отвернулся, вынул десять рублей, дал ему и побе-жал на пароход.
- Костыге кланяйся!..
- Прощавай, Алеша. Спасибо. Доеду, - крикнул он мне, когда я уже стоял на палубе. Но я не отвечал - только шапку снял и поклонился. И долго не мог прийти в себя: чудесный Репка, сыгравший два раза роль в моей судьбе, занял всего меня.
* * *
Ну, разве мог я тогда написать то, что рассказываю о себе здесь?
Глава шестая
ТЮРЬМА И ВОЛЯ
Арест. Важный государственный преступник. Завтрак у полицмейстера. Жандарм в золотом пенсне. Чудесная находка. Астраханский Майдан. Встреча с Орловым. Атаман Ваняка и его шайка. По Волге на косовушке. Ночь в камышовом лабиринте. Возвращение с добычей. Разбойничий пир. Побег. В задонских степях. На зимовнике. Красавица казачка. Опять жандарм в золотом пенсне. Прощай, степь! Цирк и новая жизнь.
В Казань пришел пароход в 9 часов. Отходит в 3 часа. Я в город на время остановки. Закусив в дешевом трактире, пошел обозревать достопримечательности, не имея никакого дальнейшего плана. В кармане у меня был кошелек с деньгами, на мне новая поддевка и красная рубаха, и я чувствовал себя превеликолепно. Иду по какому-то переулку и вдруг услышал отчаянный крик нескольких голосов:
- Держи его, дьявола! Держи, держи его! Откуда-то из-за угла вынырнул молодой человек в красной рубахе и поддевке и промчался мимо, чуть с ног меня не сшиб. У него из рук упала пачка бумаг, которую я хотел поднять и уже нагнулся, как из-за угла с гиком налетели на меня два мужика и городовой и схватили. Я ровно ничего не понял, и первое, что я сделал, так это дал по затрещине мужикам, которые отлетели на мостовую, но городовой и еще сбежавшиеся люди, в том числе квартальный, схватили меня.
- Не убежишь!
- Да я и бежать не думаю, - отвечаю.
- Это не он, тот туда убежал, - вступился за меня прохожий с чрезвычайно знакомым лицом.
Разъяснилось, что я - не тот, которого они ловили, хотя на мне тоже была красная рубаха.
- Да вон у него бумаги в руках, - вашебродие, - указал городовой на поднятую пачку.
- Это я сейчас поднял, мимо меня пробежал чело-век, обронил, и я поднял.
- Гляди, мол, тоже рубаха-то красная, тоже, должно, из ефтих! - раздумывал вслух дворник, которого я сшиб на мостовую.
- А ты кто будешь? Откуда? - спросил квартальный.
Тогда я только понял весь ужас моего положения и молчал.
- Тащи его в часть, там узнаем, - приказал квартальный, рассматривая отобранные у меня чужие бумаги.
- Да это прокламации! Тащи его, дьявола… Мы тебе там покажем. Из той же партии, что бежавший…
Половина толпы бегом бросилась за убежавшим, а меня повели в участок. Я решил молчать и ждать случая бежать. Объявлять свое имя я не хотел - хоть на виселицу.
На улице меня провожала толпа. В первый раз в жизни я был зол на всех - перегрыз бы горло, разбросал и убежал. На все вопросы городовых я молчал. Они вели меня под руки, и я не сопротивлялся.
Огромное здание полицейского управления с высоченной каланчой. Меня ввели в пустую канцелярию. По случаю воскресного дня никого не было, но появились - коротенький квартальный и какой-то ярыга с гусиным пером за ухом.
- Ты кто такой? А? - обратился ко мне квартальный.
- Прежде напой, накорми, а потом спрашивай, - весело ответил я.
Но в это время вбежал тот квартальный, который меня арестовал, и спросил:
- Полицмейстер здесь? Доложите, по важному делу… Государственные преступники.
Квартальные пошептались, и один из них пошел на лево в дверь, а меня в это время обыскали, взяли кошелек с деньгами, бумаг у меня не было, конечно, никаких.
Из двери вышел огромный бравый полковник с бакенбардами.
- Вот этот самый, вашевскобродие!
- А! Вы кто такой? - очень вежливо обратился ко мне полковник, но тут подскочил квартальный.
- Я уж спрашивал, да отвечает, прежде, мол, его напой, накорми, потом спрашивай.
Полковник улыбнулся.
- Правда это?
- Конечно! На Руси такой обычай у добрых людей есть, - ответил я, уже успокоившись.
Ведь я рисковал только головой, а она недорога была мне, лишь бы отца не подвести.
- Совершенно верно! Я понимаю это и понимаю, что вы не хотите говорить при всех. Пожалуйте в кабинет.
- Прикажете конвой-с?
- Никаких. Оставайтесь здесь.
Спустились, окруженные полицейскими, этажом ниже и вошли в кабинет. Налево стоял огромный медведь и держал поднос с визитными карточками. Я остановился и залюбовался.
- Хорош?
- Да, пудов на шестнадцать!
- Совершенно верно. Сам убил, шестнадцать пудов. А вы охотник? Где же охотились?
- Еще мальчиком был, так одного с берлоги такого взял.
- С берлоги? Это интересно… Садитесь, пожалуйста.
Стол стоял поперек комнаты, на стенах портреты царей - больше ничего. Я уселся по одну сторону стола, а он напротив меня - в кресло и вынул большой револьвер кольт.
- А я вот сначала рогатиной, а потом дострелил вот из этого.
- Кольт? Великолепные револьверы.
- Да вы настоящий охотник! Где же вы охотились? В Сибири? Ах, хорошая охота в Сибири, там много медведей!
Я молчал. Он пододвинул мне папиросы. Я закурил.
- В Сибири охотились?
- Нет.
- Где же?
- Все равно, полковник, я вам своего имени не скажу, и кто, и откуда я - не узнаете. Я решил, что мне оправдаться нельзя.
- Почему же? Ведь вы ни в чем не обвиняетесь, вас задержали случайно, и вы являетесь как свидетель, не более.
- Извольте. Я бежал из дома и не желаю, чтобы мои родители знали, где я и, наконец, что я попал в полицию. Вы на моем месте поступили бы, уверен я, так же, так как не хотели бы беспокоить отца и мать.
- Вы, пожалуй, правы… Мы еще поговорим, а пока закусим. Вы не прочь выпить рюмку водки?
Полицмейстер не сделал никакого движения, но вдруг из двери появился квартальный:
- Изволили требовать?
- Нет. Но подождите здесь… Я сейчас распоряжусь о завтраке: теперь адмиральский час.
И он, показав рукой на часы, бившие 12, исчез в другую дверь, предварительно заперев в стол кольт. Квартальный молчал. Я курил третью папиросу нехотя.
Вошел лакей с подносом и живо накрыл стол у окна на три прибора.
Другой денщик тащил водку и закуску. За ним вошел полковник.
- Пожалуйте, - пригласил он меня барским жестом и добавил: - Сейчас еще мой родственник придет, гостит у меня проездом здесь.
Не успел полковник налить первую рюмку, как вошел полковник-жандарм, звеня шпорами. Седая голова, черные усы, черные брови, золотое пенсне. Полицмейстер пробормотал какую-то фамилию, а меня представил так - охотник, медвежатник.
- Очень приятно, молодой человек!
И сел. Я сообразил, что меня приняли, действительно, за какую-то видную птицу, и решил поддерживать это положение.
- Пожалуйте, - пододвинул он мне рюмку.
- Извините, уж если хотите угощать, так позвольте мне выпить так, как я обыкновенно пью.
Я взял чайный стакан, налил его до краев, чокнулся с полковниками и с удовольствием выпил за один дух.
Мне это было необходимо, чтобы успокоить напряженные нервы. Полковники пришли в восторг, а жандарм умилился: