Но мать сдалась не сразу:
- Нет, есть… надо умеючи…
* * *
В Краюхе Юрий Андреевич появился неожиданно. Осесть в одном месте, прекратить скитания По городам и весям Христофорова вынудили многие обстоятельства морально-этического характера. Да и надоело мотаться по Дальнему Востоку, по глубинным леспромхозам, базам райпотребсоюзов, заведовать сельмагами в таежных селах. Краюха, понятно, не столица, но все же город.
Первые два года Юрий Андреевич волновался, вскакивал по ночам от шагов запоздалых прохожих, вообще нервничал. Потом мысли о всесоюзном розыске стали навещать его все реже и реже. Средства на обзаведение были, хватило и на дом и на многое другое.
На работу Юрий Андреевич определился только спустя месяц после приезда, когда пригляделся, принюхался к обстановке. На первое время взялся руководить сапожной мастерской артели инвалидов "Коопремонт". Новой обуви в мастерской не шили - не было ни материала, ни опытных мастеров. Чинили обувь до прихода Юрия Андреевича скверно, на подметки ставили тяжелую, как свинец, резину, материалов не хватало, даже дратву не смолили, - нечем.
Через полгода мастерскую нельзя было узнать. Сначала Юрий Андреевич организовал скупку старой обуви у населения и пустил ее на материалы; умаслил работников горплана - и ему подбросили микропорки. Его внушительная фигура и серьезность действовали убеждающе. И пошло: вместо уволенных двух пьяниц мастеров нашел хорошего старичка пенсионера, а тот обучил девчат.
В мастерской появился репродуктор, ввели политпятиминутку. Юрий Андреевич за перегородкой принимал у заказчиков обувь, мелком обводя израненные места, выписывал квитанции, указывая цены строго по прейскуранту: все честь честью.
Христофоров открыл цех варки гуталина и обязал мастеров сдавать заказчикам обувь в начищенном виде.
Как-то жена заместителя председателя горсовета Борисова принесла видавшие виды сапоги мужа и заодно попросила пришить к сумочке ремень. Ремешок, понятно, по указанию Христофорова пришили тотчас же и бесплатно, а за сапогами пришел сам Борисов.
Увидев до блеска начищенные сапоги, он даже засмеялся от удовольствия:
- Лучше новых! Ай да мастера! Золотые руки…
И пригласил Христофорова выступить на сессии горсовета, поделиться опытом.
Через год Юрия Андреевича избрали председателем артели. Фундамент под карьеру - добытая репутация честного, заботливого руководителя, "работяги" - был заложен основательный и сцементирован неплохо - общественным доверием.
Оставалось запастись терпением в ожидании "хорошего куска".
* * *
Появление дочери изменило и Марью Павловну. Когда-то она за вечер могла просадить в "очко" пять-шесть тысяч и, не поморщившись, опрокинуть граненый стакан водки, закусив ее по-ивановски "мануфактурой", то есть утерев губы рукавом кофты. Торговые связи у нее были, как она выражалась, грандиозные: в Москве, Ленинграде, Киеве,
Тбилиси - во всех крупных городах. Она могла из Киева срочно примчаться в Ленинград, выставить у магазина тканей десять знакомых дворничих, растолковав им предварительно, что "хватать". Вечером, расплатившись со своими помощницами в белых фартуках, она катила в Горьковскую область - втридорога сбывать отрезы дефицитной шерстяной ткани и входившего в моду штапеля. Из Тбилиси везла "лакировки" на толстой слоеной подошве. Однажды соблазнилась: привезла с юга в Вологду два мешка лаврового листа - и повезла домой мешок трехрублевок.
Потом был краткий отдых во Владимирской тюрьме и вынужденная экскурсия на Дальний Восток. В лагере она быстрехонько захороводила оперуполномоченного; да как ей было и не захороводить - ни дать ни взять артистка оперного театра: глаза с поволокой, на щеках ямочки, локти круглые, вся пышная, и на груди, в ложбинке, крупная черная родинка. Опытности она была дьявольской, и молоденький оперуполномоченный обалдел после первого же ее поцелуя.
Через неделю Марья Павловна хозяйствовала на лагерной кухне, а это не в лес на заготовку ходить. Тепло, уютно, сытно и у начальства на виду. За примерное поведение и вкусный харч применили частную амнистию.
Уполномоченный уговаривал остаться в лагере вольнонаемной, но разве могла Марья Павловна с новым паспортом, с дорожными документами усидеть в опостылевшем лесу.
И очутилась она в купейном вагоне скорого поезда Владивосток-Москва. В купе оказался сосед, сразу уступивший ей нижнее место. Ехать долго, разговорились, сосед представился - Юрий Андреевич Христофоров - и добавил с легкой улыбочкой:
- Извините за интимную подробность - пока холост!
* * *
Зойка появилась на свет против желания родителей, даже наперекор им. Жили они в то время в глуши - сто восемьдесят километров от железной дороги, и не было никого, кто бы помог Марье Павловне избавиться от беременности. Посылали ее к бабке. Марья Павловна сгоряча согласилась, но всю ночь проплакала - страшно было идти к грязной, противной старухе. Так и не пошла.
Родилась Зойка дома - до ближайшей больницы было около двадцати километров, а мороз в эту февральскую ночь стоял невероятный даже для тех мест - сорок восемь градусов.
На рассвете Юрий Андреевич, просидевший всю ночь у соседей, вошел в свою комнату, и сердце у него дрогнуло: рядом со счастливой, сияющей Марьей Павловной лежало крохотное существо с большими голубыми глазами, чуть заметно шевелило пухлыми губами, словно пыталось причмокивать.
- Посмотри на нашу доченьку! Посмотри, - сказала
Марья Павловна. - Она мне теперь всего дороже, а я, дура, хотела ее выковырнуть…
Недели через две как-то ночью Юрий Андреевич все ворочался, потом сел у жены в ногах и сказал ласково:
- Надо, Маша, собираться, пока не засыпались. Нам с тобой теперь в казенный дом садиться немыслимо, а такое может каждый день случиться, я последнее время не совсем чисто работал. Пора…
И они очутились в Краюхе.
* * *
Несколько лет Юрий Андреевич "воздерживался". Хватало ранее накопленного, и связал руки страх в случае неудачи расстаться с женой и дочерью. С непривычки пришлась по душе и слава неутомимого труженика, бескорыстного энтузиаста артельного дела. Он надолго запомнил аплодисменты, которыми проводили его с трибуны городского Совета.
Ему несколько раз предлагали более крупные должности, сватали даже в заместители председателя горпромсовета, но он, помня о своей бурной биографии и о некотором несоответствии анкетных данных с житейской практикой, вежливо, но твердо отказывался. А когда Бушуев уж очень насел на него, Юрий Андреевич находчиво отпарировал:
- Я человек беспартийный, могу не ту линию загнуть,
Бушуев, однако, не успокоился.
- Линию мы выправим, а беспартийность твоя не на всю жизнь.
Юрий Андреевич от активных действий воздержался, но предложение запомнил.
Но вот однажды зимой командировали его в Ленинград. Дел у него было не много - согласовать в одном учреждении поставки ножевой фанеры для мебельной фабрики горпромсовета и добиться скорейшей отгрузки вагона толя для "Коопремонтстроя".
В ночь перед отъездом, дождавшись, когда жена и дочь уснули, Юрий Андреевич "снял остатки". Как ни осторожно расходовал он деньги, все же покупка дома, денежная реформа и ежемесячные дотации к зарплате свели почти на нет дальневосточные запасы - в христофоровской кассе оставалось около пятнадцати тысяч рублей.
В Ленинград Христофоров приехал в грустном, настроении - словно голодный вылез из-за стола.
В служебных делах, правда, повезло - работники в обоих сбытах оказались оперативными, решительными, все уладилось за день.
Утром следующего дня Юрий Андреевич пошел купить подарки жене и дочери. Прямо из "Европейской", где ему удалось получить номер, он, перейдя Невский, попал в Гостиный двор.
В галантерейном отделении молоденький продавец отмеривал покупательнице узкую резинку для вздержки. Покупательница попросила показать черные ленты для кос и пожаловалась на строгие порядки в школе: "Не понимаю, почему девочки должны ходить в класс только с черными лентами. С алыми или с голубыми не позволяют. А это так нарядно". Продавец отшутился: "Начальству виднее!" - и, завернув покупку, сам получил деньги. Покупательница поблагодарила и ушла. Продавец с вежливой улыбкой обратился к Христофорову:
- Что прикажете?
Юрий Андреевич не успел ответить. Продавец вдруг с беспокойством прикинул на счетах и, подбежав к двери, крикнул:
- Гражданочка! Вернитесь!
Он постоял на пороге и смущенно сказал Христофорову:
- Ушла…
- Не доплатила?
- Я с нее лишки взял. Ленты с первого числа уценены, а я по старой цене подсчитал…
- На много?
- Почти на пять рублей.
- Не разорится. Видал, какая на ней шуба?
- Неловко…
- С миру по нитке… Сколько примерно через вашу лавочку покупателей проходит?
- Проходит много, да не все покупают. Многие только интересуются…
- А сколько вот таких лопоухих, вроде этой дамочки, которую вы общелкали?
- Не понимаю, о чем вы… Я же вам сказал - новая цена…
- Возможно. Если таких дамочек до ста в день пропустите, большой барыш можно иметь.
- Гражданин! Я бы просил вас…
- А ты помалкивай… А то я мигом постового крикну. Новые цены! Не на таковского напал.
- Если вы не прекратите, я сам милицию приглашу!
- Черт с тобой. Неохота связываться… Времени у меня в обрез.