- О нем вчера Нарбутовских звонила. Сказала: забирайте его, я не буду этого человека держать у себя ни минуты. Татьяна скажет, как отрубит. Сильная женщина. Раньше, когда свинаркой была, дерзила, а сейчас нет, серьезная стала... - Помолчав, добавил: - На четвертой ферме было чэпэ. Там комбайнер пьяный на работу вышел. Не допустили к машине. Я распорядился, чтобы у него высчитали за бесплатное питание. Это тоже подействовало на людей. Я знаю, я не имел права... фонд директора...
Зря он оправдывался. Нововведение понравилось Ивану Ефимовичу: пускай механизаторы питаются бесплатно и в посевную и в уборочную.
Был доволен Лаптев и секретарем парткома. Весна родился в деревне, а жить пришлось в городе - работал техником на заводе, был секретарем парторганизации в цехе. Подходящий мужик, только щербинка одна: слишком громкоголосый; на собраниях - ничего, даже хорошо, а в других случаях плоховато: говорит с одним - десять слышат.
Однажды Птицын при Лаптеве и Весне вызвал по телефону кого-то из областного управления сельского хозяйства: "Ты зазнался, зазнался, дорогой мой. Даже старых друзей забываешь. Скоро я буду в отпуске, тогда поговорим... Как чувствует себя Римма Петровна?.. Готовь армянский коньячок..." Говорил долго, и чувствовалось, что его собеседник устал от разговора, а Птицын все напирал: "Подожди! А я тебе говорю, подожди!.." Слушать его было неловко, стыдно всем, кроме самого Птицына.
- А ведь это болтовня с расчетом, - сказал потом Весна Лаптеву и презрительно фыркнул. - Вот какие мы близкие начальству.
Не терпел Весна никакой позы.
И в другой раз... Птицын, начищенный, наглаженный, говорил Весне нарочито-сложно, возвышенно, а смысл сказанного был проще простого - надо бороться с дурными манерами и неучтивостью новоселовских парней и девчонок.
Весна с бесстрастным лицом выслушал его и прошумел:
- Да, с такой хреновиной надо кончать.
Грубоватая и не очень ловкая фраза, произнесенная с намерением зачеркнуть фразеологию Птицына, рассмешила Лаптева, и он спросил не без желания оградить секретаря парткома от пустопорожнего разговора:
- Что у вас за рукопись?
- План работы моего предшественника. Ловкач! - Весна хохотнул коротко и сердито. - "Начать работу по организации совхозного кабинета политпросвещения". Заметьте, начать! Вопрос расчленен на пять пунктов - дескать, смотрите, как мы основательно, широко за дело беремся. Прошел он по отчетам парткома, комитета комсомола и даже почему-то Дома культуры. Писали два года назад. Все мои старания найти какие-либо следы выполнения хотя бы одного из пунктов не дали положительного результата. А дело очень нужное. Я читал... в колхозе "Россия" Курганской области давно уже создан кабинет политического просвещения. Отдельный дом из четырех комнат. Библиотека. Штатные работники. У них там больше двадцати школ и кружков по повышению политических и экономических знаний. Учатся и коммунисты, и беспартийные. Не только колхозники, но рабочие и служащие, проживающие на территории колхоза. Я говорил с райкомом... Там согласны. Организуем у нас кабинет политпросвещения.
"Силен мужик!"
- Прошу подписать. - Весна подал Лаптеву лист бумаги. - Отдайте под кабинет политпросвещения особнячок Утюмова.
Семья Утюмова переехала в город, и квартира пока пустовала.
"Как быстро забываются люди", - некстати подумал Иван Ефимович. Он не мог вспомнить сейчас ни голоса, ни лица бывшего директора, только маячила в памяти крупная, будто неживая фигура Максима Максимовича.
- Но там все сделано для квартиры.
Серьезный, сдержанный Весна игриво, как-то совсем по-детски, передернул плечом:
- Деньжонок надо на ремонт, Иван Ефимович. В докладной все написано. С финансами решает директор. А план работы кабинета политпросвещения обсудим послезавтра на парткоме.
"Силен!.."
Нет, Мухтарова и Весну, да и новых управляющих фермами не надо подталкивать.
Лаптев удивлялся: кое-кто из руководителей почему-то боится слишком инициативных, думающих, независимых, или, как их еще называют деревенские, "самостоятельных" помощников, а любят аккуратных, безропотных исполнителей.
Хуже было с Дубровской. С отличием окончила институт, дело знает, что говорить, не ленива, но есть в ней какая-то нерешительность или неуверенность. Часто приходила к Лаптеву: "Посоветуйте..." - "А как вы сами думаете?" Отвечает правильно. "Ну, - улыбается Лаптев, - вы и без меня все прекрасно понимаете. Действуйте!.."
Она не была просто исполнителем, не та натура; нерешительность, неуверенность странным образом сочетались в ней с неуемной любознательностью и стремлением к новому. Сказала Ивану Ефимовичу:
- Труд рабочего мы стали учитывать точнее. Дополнительную оплату установили большую. Хорошо! Но все это, как бы сказать-то... в зародышевом состоянии. Нет, не то! Все это по-настоящему еще не налажено. Спустим директиву и - конец. Конечно, теперь свинарка знает, каково ее задание на месяц и на день, знает, сколько должна получить привеса и при каких кормах, сколько заработает, если выполнит нормы. И все другие рабочие получают задания! Но... Тут вот появляется зловещее "но"... Расценки и нормы не должны быть застывшими. Условия на разных фермах разные. Где-то свинарник новый, хорошо механизированный, а где-то развалюха. И земля не одинаковая. Конфигурация, размеры полей тоже разные. На одном лугу много травы, на другом мало. Все это надо учитывать при определении норм и расценок. Их следует периодически пересматривать, так как условия, от которых они зависят, все время меняются. В нормальную погоду одно, в засуху другое. Хлеба полегли, и нормы комбайнерам, естественно, следует снизить. Надо, чтобы на фермах ежемесячно составляли краткий отчет о работе каждого человека. То есть подводить итоги. По каждому рабочему и по ферме в целом. Подсчитать решительно все затраты, вплоть до стоимости медикаментов и величины амортизационных отчислений, определить, во сколько обошелся центнер привеса. Так у свинарок. У людей других профессий - свое.
Как меняется у нее лицо: только что было по-детски мягким, по-девичьи смущенным, а теперь напряжено, в складках у губ появилось что-то жестковатое, суровое. И Лаптев подумал удовлетворенно: "Эта девонька себя еще покажет, дай срок".
- Вы можете сказать, что подобной практики, такого подробного анализа итогов работы каждого человека еще нет нигде в совхозах.
- Зачем говорить, - засмеялся Лаптев. - Только дело вот в чем... Наши управляющие и бригадиры едва ли смогут по-настоящему сделать экономический анализ работы свинарки или механизатора. Без нас им не обойтись. Что вы скажете на это?
Она усмехнулась:
- Ваши вопросы похожи на экзаменационные.
- Ну зачем же!.. А все же, как мы думаем?
- Надо подготовить что-то вроде краткой инструкции. Ну пусть это будет называться, к примеру, формой экономического анализа. В общем, рассказать и показать, что делать и как делать. А на экономическом совещании обсудить.
"Молодчина!"
- У вас есть набросок?
Неопределенно пожала плечами: опять неуверенность.
Он тут же решил: поручить все Дубровской. И доклад на экономическом совещании пусть тоже сделает она. Понаблюдать, как пойдет у нее.
Полмесяца спустя, уже после того как прошло совещание с докладом Дубровской, когда все, что надо было, обсудили, что надо, сделали, Лаптев услышал через, открытые двери низкий голос главного экономиста.
- Вы что, не доверяете мне? На совещании молчали, будто в рот воды набрали. Почему не спросили, если не ясно?
"Управляющего отчитывает, - подумал Лаптев. - Грубовато. Хотя действительно, что сидел, зевал?"
- Нужен анализ, точнейший учет всех затрат труда и средств на единицу продукции. И глубокое, по-настоящему научное выяснение причин отставания. У одной свинарки большие привесы и экономия во всем, у другой привесы маленькие и перерасход. Расскажите отстающей, почему у нее мал привес, почему гибнут поросята, почему она слишком много расходует кормов. И если что-то не сможете сделать, позвоните, приеду.
"Пошло дело, пошло!.."
Вечерами Лаптев много читал. Любил читать. Как-то он просматривал скромно изданную в Тюмени более сорока лет назад книжонку, взгляд быстро скользил по желтоватым порванным страницам и вдруг замер: "Саночкин Степан Иванович". Он сначала даже не понял, почему среди множества фамилий, перечисленных в книжке, именно эта заставила его насторожиться.
"На подступах к Тюмени разгорелись кровопролитные бои. Особую смелость и отвагу в борьбе с беляками проявил красногвардеец-пулеметчик Саночкин Степан Иванович, бывший крестьянин-бедняк из деревни Травное... Погибли смертью храбрых... Похоронены в братской могиле..."
Да!.. Лаптев вспомнил, теперь он хорошо вспомнил: в краеведческом музее, куда он изредка захаживал, когда жил в городе, хранятся старые газеты со статьями о пулеметчике Саночкине. И есть!.. А есть ли?.. Есть, есть... фотография, на которой рядом с другими красногвардейцами стоит и он, Саночкин. Она выставлена в музейной витрине.
Надо узнать отчество шофера Митьки. Нет, Митька никак не может быть его сыном - слишком молод. Молод?.. Если человеку все трын-трава, он не шибко стареет. Сколько же шоферу лет?
На другой день Лаптев узнал: Митька по отчеству Петрович. Отец погиб в Отечественную, тогда же умерла и мать. Мальчишка воспитывался в детдоме. Родни у него нет.
И все-таки Лаптев решил показать Саночкину книжку.
- Читайте! Тут вот... Не о вашем ли родственнике написано?
Митька повертел в руке книжку.
- Дед, выходит.
- Как выходит? Он в Травном жил? И вы знали, что он был красногвардейцем?
- Говорили,, что служил в армии и погиб. А уж где погиб, я не знаю.