- Жене моей муж, или просто "эй!", детям отец, соседям сосед, а тебе родственник. Звать меня Хажи-Али. Помнишь, был такой род в нижнем ауле - Куцул… Зачем прозвали наш род Куцул, когда добра в жизни никто не черпал… Мы, куцулы, все кузнецы или лудильщики; кузнецы ковали чужих лошадей, лудильщики лудили чужие котлы…
В комнату вошла моя жена, поставила на стол чайник, тарелку с хлебом, сыром. Странные эти существа, наши жены: утром хмурилась, а сейчас глаза так и сияют.
- Спасибо, красавица, - сказал старик, обращаясь к моей жене, - лучшей еды я не знаю. Только прошу тебя, дай по куску хлеба с сыром моим шалопаям да жене моей - она будет говорить, что сыта, - не верь ей, ушли утром, не позавтракали, у нее молоко может потеряться…
- А выпить у нас ничего нет? - спросил я у жены, хотя при одном только слове "выпить" - будь то коньяк или слабое сухое - у меня где-то под ребрами начинало все дрожать.
- Есть, дорогой… Что хотите выпить?..
- Спасибо. Я не пью, красавица. Вот только если покурить…
- Пожалуйста, почтенный Хажи-Али, вот пепельница, вот сигареты "Дымок"… - я зажег спичку. И все-таки кем же мне доводится почтенный Хажи-Али? Послушаю, может быть, что прояснится.
Гость достал из старого замасленного кисета табак, скрутил цигарку и запыхтел, пуская клубы дыма.
- Сыр у вас горький, лучше сыра не бывает. Предложи мне жареного фазана - я изберу сыр и хлеб. Недаром один горец сказал: в жизни самое главное - горская брынза и кусок пшеничного хлеба! Мудро сказал!
Он еще что-то продолжал говорить - знаете, когда хурджин продырявится, просо из него сыплется, сыплется, - а я сидел и думал: какое же дело привело почтенного Хажи-Али в мой дом?
- Холодно сегодня, лучше бы крепкий мороз, чем такой промозглый дождь с крупой… Нет у нас хорошей зимы… а ведь шли пешком к тебе. Спросишь, почему не сели в автобус? Разве с ними сядешь - обязательно кто-нибудь потеряется или отстанет… Вот эта моя девочка, косички у нее, как хвостики у козлят, на днях потерялась, ну, совсем исчезла. День искал, ночь искал, тревожился: у меня не так много детей, чтобы разбрасываться. Утром нашлась. Знаешь где? В комнате, в детской комнате милиции. На диване спала себе спокойно. Не дети - звери! Никакой жалости нет к отцу. И все-таки я люблю их…
Прошло уже, наверное, полчаса, но то ли мешок был велик, то ли просо мелко, но из старика все еще сыпалось:
- …Живем в новом поселке, там, где кончается асфальт. Молодой такой поселок - еще не всем улицам дали имена, потому называют их линиями: первая линия, вторая линия, а я живу в конце седьмой линии…
У старика очень приятный тембр голоса - наверное, в молодости он пел, но сейчас его голос начал меня укачивать, убаюкивать… Фу, стыд какой, еще не хватает заснуть перед гостем. Но как залатать этот хурджин с просом?
- Выпейте еще чаю, отец. Может, жена ваша выйдет к столу, посидит с нами, покушает, - предложил я.
- Что ты, сынок, пусть моя с твоей там, отдельно поворкуют… Боюсь, что в жизни не стало больше порядка, когда женщины получили равноправие… Смеешься? А я убежден в этом. Разве моя дочь могла бы потеряться, если бы не чувствовала себя ровней мальчишкам с нашей седьмой линии? Вот ты, говорят, писатель, сидишь за этим столом и выдумываешь, сочиняешь всякие небылицы…
- Почему же всякие небылицы? Правду, как в жизни…
- Ха! - Он сверкнул крепкими зубами, такими молодыми для своего старого лица. - Если все будут писать правду, как же отличить в жизни кривду? Вот ты, говорят, смешно пишешь. Пиши, сынок, выдумывай. Что поделаешь, каждый по-своему зарабатывает себе хлеб. Я помню, когда работал в Шурагате кузнецом, механизатором меня тогда называли, знал одного парня. Ну, какой чудак! Чтоб насмешить людей, готов был поджечь собственный дом. И случилась однажды беда - сгорел у него дом. Люди прибежали, а он не поверил и - "ха-ха-ха" - залился смехом: "Бросьте, говорит, шутить". Глядя на него, такого веселого, и другие подхватились хохотать…
- Чай, наверное, остыл, почтенный Хажи-Али!
- Выпью, выпью, сынок. - Он глубоко затянулся цигаркой. - …Что же я хотел сказать? Да, вспомнил: в собесе есть одна добрая русская женщина, такая седая, ну, не волосы, а чистое серебро; говорят, по седине можно определить чистоту души… Вот она сказала мне: "У вас, товарищ, Шихаев, большой стаж на тяжелой работе и выглядите вы старше своих паспортных лет… вам три года не хватает до хорошей пенсии". А моя пенсия сейчас совсем небольшая, по инвалидности - всего сорок рублей на меня, на жену - она у меня очень больная, бедняжка, я на нее кричу, сержусь, а душа болит за нее, у нас шестеро детей, и только старший сын работает, но скоро он пойдет в армию и тогда… Дети растут, нужны учебники, ботинки, тетради… Опять я свернул с главной тропинки. Прости, сынок… Да, года в моем паспорте не совсем точные, там их меньше, а прожил я лет на восемь больше.
Он достал платок, развернул и вытянул из пухлой стопки паспорт.
- …Беда в том, что, когда я родился, отец сделал только зарубку на столбе у входа в саклю. Но зарубка не метрика, а сейчас мне нужна бумажка, метрика, чтобы собес сосчитал мои годы и дал пенсию, заслуженную возрастом и трудом… Когда же я родился? Сейчас скажу, мать моя, покойная, говорила, я родился в тот год, когда умер ее дедушка, а тот умер в год, когда половодье унесло половину саклей аула Сулевкент, а беда эта случилась в тот год, когда было затмение, а уж год затмения все знают - это было, когда из царской каторги привезли тело фальшивомонетчика Али-Пача… Вот теперь, сынок, тебе ясно, когда я родился?..
Я даже вздрогнул - так неожиданно перестало сыпаться просо. Кончилось, что ли?
В это время из детской комнаты появился сын моего гостя. Он шел на руках, балансируя вытянутыми в струнку ногами. За ним таким же манером, на руках, двигалась девочка ("равноправная со всеми мальчишками на седьмой линии"). Шествие замыкал мой Заур, на четвереньках.
- Смотри, смотри, у твоего тоже получается! Так, смелее, выше ногу, отрывайся от пола, ух, джигит!..
- Опле! - крикнул его сын, перевернулся и встал на ноги. Такое же сальто проделала девочка. Повалился на бок и Заур, радуясь больше всех.
- Идите, дети, не мешайте нам. - Хаджи-Али нахмурился, и ребята исчезли; девочка - мигом, его сынок - нехотя, цепляясь за стулья, Заур - вприскочку. - …Напротив детской парикмахерской есть такая… экспертиза - там дают метрику. А дают эту метрику тем, у кого есть другая бумажка, называется "направление" начальника отдела загса. Я у него был, но и там тоже нужна бумажка из аула, справка, что до Советской власти записи, кто когда родился, не велись. Ездил я в аул. Достал такую справку, как будто здесь не знают, что записи не велись. Я же не виноват, что в ауле революцию не сделали раньше, ну, хотя бы в тот год, когда я родился… Паспорт там выдавали в тридцатых годах, и всем, кроме детей, наш сельсовет - большевик Корхмас, с гордостью писал в паспортах: год рождения двадцатый - именно в этом году, двадцатом, родилась и укрепилась Советская власть в Дагестане.
"…Экспертиза… справка, загс… сельсовет - Корхмас…" - мелькало у меня в голове, кружилось, путалось. Чаю выпить надо, крепкого чаю, иначе до вечера буду слушать гостя и ничего не пойму.
- …Вот с этой справкой мы пойдем, сынок, сейчас в загс, чтоб меня направили на экспертизу. Спасибо, я вижу, ты хочешь помочь старику. Хадижа! - окликнул гость свою жену. - Я же говорил: в нашем роду настоящие мужчины. Сейчас мы идем с Мирзой по делу, а ты располагайся тут. Помоги хозяйке, может, что постирать надо, обед приготовить… Посмотри, сынок, жена моя красавицей была, да и сейчас выглядит недурно… Трудностей мы пережили с ней много, но и радости не обходили наш дом. Правда, Хадижа?
- Правда. Для радости немного человеку нужно: ласковое слово сказать, и человек в мороз - согрет, голодный сыт… Спасибо вам, Мирза, за приют и угощение, спасибо за доброе слово… Лучше, муж мой, я пойду: дети вернутся из школы… что подумают, никогда мы свой дом не запирали…
- Как пойдешь, Хадижа? С детьми трудно добираться. Ладно, иди, только не растеряй детей. Пошли, сынок… - и он начал одеваться.
3
На улице мой новоявленный родственник говорил так же громко и так же много:
- …Двадцать лет я работал лудильщиком на заводе сепараторов. Семнадцать молодых рабочих были моими учениками. Мой портрет и сейчас не снимают с Доски почета!.. О чем ты задумался? Ругаешь старика, оторвал тебя от твоего творческого дня - мне сказали, что ты сегодня творишь дела, а я вот пришел, помешал тебе.
- Да нет, скорее помог… жизнь у тебя интересная… О тебе надо писать, отец.
- Обо мне? - просиял старик белозубой улыбкой. И тут же нахмурился: - Зачем смеешься? Кому интересно читать обо мне? Я ведь подвига не совершил, хотя семь раз был ранен на войне с немцами. Выкинь из головы эту мысль, сынок, не трать времени. Вон сколько красивых людей идут нам навстречу и обгоняют нас. Ты пиши о любви… Я молодой красивый был. Сильный. Буйвола хватал за рога и валил на землю. Однажды приволок в аул живого медведя… Да, сынок, было время… Недавно поехал в аул за справкой - никого не узнаю, и меня никто не узнает, пока не объяснил, кто я такой. Только камни не изменились, а все остальное изменилось…