Это известие его и обрадовало и в то же время озадачило. Аустра с этой минуты стала ему еще ближе, и вместе с тем он сознавал, что новая, возникшая между ними близость отдаляла его от другого - от родного ему мира. Возникшая новая жизнь крепче привязывала его к чужой земле и ее судьбам, нежели могла это сделать Аустра: их ребенок будет жителем этой земли - именно этой и никакой другой, потому что здесь его родина. Алексису стало грустно.
3
С каждым днем все жарче разгоралось лето, и в природе все наливалось и зрело. А Зандав становился все мрачнее и унылее. Ему уже не хотелось находиться среди людей, он всегда устраивался так, чтобы работать отдельно от других. Редко разговаривал с людьми, и еще реже видели его улыбающимся.
Как ни старался он скрыть свое настроение, Аустра вскоре заметила, что с мужем творится неладное. По вечерам, если его не тревожили, он мог часами стоять у окна, не отрывая взгляда от горизонта, точно за ним скрывалось что-то одному ему ведомое, по чему-то он грустил и, иногда, забывшись, тяжело вздыхал. Он заметно охладел к теперешней своей жизни. Прежде он охотно толковал с тестем о том, какой способ ведения хозяйства наиболее выгоден для их усадьбы и какие желательно внести изменения. На досуге даже читал книги по сельскому хозяйству и делился с Аустрой своими мыслями о прочитанном! Теперь же книги лежали нетронутыми, и у Алексиса не было вопросов ни к жене, ни к тестю. Чем это объяснялось: только ли равнодушием или чем-нибудь другим?
Сам он молчал. Аустра считала неудобным расспрашивать его. С тревогой следила она за мужем и старалась разгадать причины такой перемены.
- Чего тебе не хватает? - как-то спросила она его.
- У меня все есть… - он старался приободриться и казаться веселым. - Все, что человеку требуется для тела и души.
- Может быть, у тебя есть какое-нибудь желание? Ведь у тебя свои привычки. Мы их не знаем. Если тебе не по вкусу какое-то блюдо или ты захочешь съесть что-нибудь, скажи мне.
- Ты такая хорошая… - погладил он ее по волосам. Но ничего больше не сказал.
Аустра старалась не быть навязчивой, не докучала ему назойливыми расспросами. Она окружила его вниманием и теплотой, на какие только была способна. В комнате было красиво, уютно, и этот уют Алексис ощущал на каждом шагу. Его даже баловали. Он был заядлым курильщиком, и, хотя Аустра не выносила табачного дыма, ему она разрешала курить в комнате, делая вид, что не замечает пепла, оброненного на скатерть или диван. Она подчинила свои привычки и вкусы его привычкам и вкусам. Умение приноровиться и уступки в мелочах сделали их жизнь настолько согласной, что даже завистникам нечего было сказать. И все же незаметный червь продолжал подтачивать их благополучие. Аустра ощущала это, но не могла найти причины. Зандав оставался таким же, как прежде, - усердный труженик, безупречный муж, и вместе с тем затаенная грусть не покидала его.
Было начало августа. В усадьбе Эзериеши все были заняты уборкой озимых, и Аустре пришлось самой везти молоко на молочный завод. Мог бы, конечно, поехать отец, но Аустра намеревалась купить заодно бязи - вечерами она шила детское приданое. Сдав молоко, она отправилась в магазин. Как обычно в летнее время, двери магазина были раскрыты, и изнутри доносился разговор продавца с покупателями: их там, видимо, было несколько.
- Вот увидите, в Эзериешах еще будет комедия, - громко ораторствовал, судя по голосу, какой-то старик. - Ну какой из него хозяин, если он даже лошадь не умеет запрячь! Как запрягать, так работника звать на помощь.
- Арвид, новый работник Эзериетиса, мне на прошлой неделе говорит: "Если хотите посмотреть, как не надо косить, приходите к нам на луг, что у реки, - сказал другой. - Прокос - будто волк зубами выгрыз. После Алексиса можно еще накосить по хорошей охапке травы с каждого прокоса".
- Старик-то, говорят, по-всякому его натаскивает, да и жена пилит, только где уж там… - это говорил продавец.
- Все его разыгрывают, как дурачка. Каждый день представление, - продолжал первый голос.
Аустра решительно вошла в магазин. Все замолкли. Продавец растерянно шарил по полкам, старик откашливался, поперхнувшись табачным дымом, ни у кого не хватило духу взглянуть ей в глаза. Пока она покупала необходимое, в магазине царило молчание. И после ухода Аустры некоторое время никто не нарушал его, но вскоре языки заработали с прежней бойкостью, только голоса звучали тише и осторожнее. Продавец, подойдя к двери, озабоченно посмотрел вслед уехавшей.
Аустру очень взволновало то, что она услышала. Значит, в доме есть люди, недружелюбно настроенные к Алексису, и каждый его шаг подвергается пристрастному осуждению завистников. Как они смеют! Что он им плохого сделал, за что они так накинулись на него? Правда, вначале Алексис не все понимал в сельском хозяйстве, но разве теперь он не втянулся в работу? Если у него еще кое-что не совсем гладко получается, то ведь он не прирожденный земледелец и нужно ценить в нем его искреннее желание и честное старание всему научиться.
Аустра с детства привыкла смотреть на все происходившее глазами своих родителей - зажиточных хозяев, собственников усадьбы: она не понимала, что батраки не видят в своем хозяине какого-то благодетеля, что само положение батраков порождает естественный и справедливый антагонизм, - ведь ясно, что они трудятся не на себя, а на своего хозяина, которому и достается большая часть того, что они своим трудом производят. В глазах батраков Эзериетиса Алексис был членом хозяйской семьи, их будущим хозяином, а это, конечно, не могло вызвать уважения к нему. Нет, Аустра этого понять не могла.
Она приехала домой, возмущенная до слез, и с трудом сдерживала свое волнение. Если Алексис все это время скрывал от нее правду, то имел на это причины: он не хочет оказаться смешным перед ней. Она с болью вспоминала, как он постоянно пытался изображать довольного и счастливого человека. "Мне ничего не нужно, все хорошо…" А сердце его в эти минуты, может быть, сжималось от горечи и боли.
4
Женщина чутьем угадывает то, о чем она еще не знает. По каким-то едва заметным признакам, которые мужчинам кажутся незначительными и не наводят их ни на какие мысли, она догадывается о тончайших колебаниях мужской души, в особенности если они задевают и ее судьбу.
Аустре помогла случайность, совсем незначительное событие - разговор в магазине. И если прежде у нее мелькали кое-какие догадки о причинах подавленного состояния мужа, то теперь ей стало ясно, какая из них главная и настоящая.
Как-то в воскресенье они, сидя в своей комнате, слушали радио. Сообщали о том, что президент республики поручил лидеру Крестьянского союза Карлу Ульманису составить новое правительство. Алексис, безнадежно махнув рукой, сказал:
- В который раз он уже составляет это правительство. И ничего не меняется. Все они одинаковы - только и знают, что наживаться. Ничего другого нельзя ожидать и на этот раз.
- Но ведь Ульманис - умный человек… - вставила робко Аустра.
- Да, конечно, но только для себя и себе подобных, - ответил Алексис и замолчал.
Потом передавали прогноз погоды. Предупреждали о буре на побережье, которая идет от норд-оста. При этих словах лицо Зандава вдруг оживилось, стало напряженно внимательным, взгляд потерял свое обычное за последнее время флегматичное выражение.
- Этот ветер пригонит рыбу, - сказал Алексис. - Рыбаков поселка Песчаного ожидает богатый улов. Для них август - самый хороший месяц.
Он принялся расхаживать по комнате. По его сосредоточенному лицу было видно, что услышанное вызвало в нем живой интерес. Несколько слов о море влили в Алексиса новую энергию и бодрость. И все же Алексису Зандаву оставалось только расхаживать взад-вперед, мысленно представлять знакомые картины, которые ему не суждено увидеть.
Теперь Аустра поняла и другую причину угнетенного состояния мужа, его тоски: ему недоставало моря, недоставало привычной жизни и работы. По силе такая тоска может сравниться с палящим зноем солнца, выжигающим леса и превращающим в бесплодные пустыни зеленые поля. Тоску не подавишь силой. Человеку, охваченному подобной тоской, нельзя напоминать о бесплодности и неосуществимости его желаний, пламя тоски вспыхнет с еще большей силой и опустошит все. Такому человеку следует помочь, облегчить его положение, пойти на уступки. Аустра решила заняться этим.
- Алекси, пойдем немного прогуляемся, - предложила она. - Я попрошу Зете присмотреть за домом и сварить обед, тогда мы будем свободны до самого вечера.
- Хорошо, пойдем, - сразу согласился он.
Они вышли за ворота. Аустра повела мужа не как обычно на поля или в рощицу на выгоне, а к озеру. Трава уже давно была скошена, и на берегах его зеленела отава.
- Спускайся вниз, к воде, - сказала Аустра, когда Алексис остановился возле огромного валуна, на котором они иногда сидели. - Как ты думаешь, вода сейчас теплая?
- Конечно. Но не такая, как на морских отмелях.
Озерные заводи поросли камышом. Над круглыми листьями кувшинок вилась мошкара, в камышах изредка слышался всплеск выпрыгнувшей из воды рыбы - это озерная хищница - щука охотилась на окуней и другую мелочь.
- Ловля уже разрешена? - спросила Аустра.
- Конечно, запретный сезон кончился, - ответил Алексис. - После пятнадцатого июля можно ловить даже карасей и линей, а они нерестятся последними.
- Скажи, Алекси, тебе бы не хотелось когда-нибудь порыбачить на озере? У тебя ведь остались сети, да и с работой сейчас посвободнее.
Как загорелись у него глаза! Он старался скрыть радость, но губы невольно складывались в улыбку, и это яснее всяких слов говорило, насколько его взволновали слова Аустры.